Дмитрий Хван - Ангарский вариант Страница 43

– А пушки надо на платформы крепить, а то второй выстрел уже с раскачивающейся палубы делается. Да и расшатаем так конструкцию к чертям, – заметил Сартинов, показывая Сазонову, как отклонился второй выстрел от цели. Вдруг Алексея окликнул пятидесятник Семён.

– Лексей Кузьмич, воевода! Пищаль манчурская, – Дежнёв держал в руках корейскую аркебузу. – Тяжеленная, зараза. Несподручно, опосля ангарки‑то. Заберу, авось и пригодится.

Подошёл к Алексею и Матусевич:

– Дальше что, Алексей? На Нингуту пойдём?

– Нет, – покачал головой майор, – рано ещё. Надо запереть до зимы Сунгари и оставить наблюдателей на Уссури.

– Следующий ход хочешь им оставить? – кивнул на пленных маньчжур Игорь.

– Получается так, – согласился Алексей.

– А что с пленными делать, товарищ майор? – спросил у Матусевича Мирослав.

Игорь вопросительно посмотрел на Сазонова.

– Корейцев отведите на 'Даура', маньчжур в расход. Патроны не тратьте. И надо будет сжечь остатки этого недоразумения, – Сазонов показал на полуразрушенную крепостицу.

– Токмо сначала пошурудить там надобно. Пороху взять, снеди какой, али железа, – сказал Дежнёв, отправляя на холм своих мужиков.

Ким, услыхав слова Семёна, тут же, хлопнув себя по лбу, метнулся вслед за казаками. Раз там были корейцы – должен быть и перец! Сергея уже давно болезненно мучило отсутствие этого продукта.

Когда дерево уже пылало, корабли, развернувшись, уходили вниз по Сунгари на Амур. Пленные корейцы смирно сидели на корме под присмотром казаков и то и дело посматривали на Кима, разговаривающего с человеком, что приказал убить их недавних командиров. Им не хотелось повторить бесславную смерть маньчжур, поэтому взгляды их были преисполнены немой мольбой. По их мнению, выручить их мог только тот высокий кореец, что служил у этих бородачей. По‑видимому, он был из высокопоставленной семьи, наверняка сын кого‑то из сеульских чиновников, бежавший от маньчжур на север.

– Слушай, Сергей, а когда это Соколов говорил о том, чтобы выйти на Корею? – недоверчиво поглядывая на пленных, отчего те прятали глаза в доски палубы, спросил Кима Сазонов. – Ты знаешь, Матусевич, вон, знает, а мне не ведомо это. Как так?

– Товарищ майор, он не говорил такого. Это я думал… – начал было Сергей.

– Ты думал?! – нахмурился майор.

– Понимаете, товарищ майор, в нашем положении у нас не так много вариантов для стратегического союза с местными народами. Более‑менее развитое государство, имеющее большой опыт ведения войны с использованием тактики, схожей с нашей, то есть широкое использование огнестрела – это Корея, – скороговоркой выпалил Ким.

– Так нас прямо сразу и приняли в союзники, – недоверчиво протянул Алексей.

– Не сразу конечно, надо наладить связи. Нужно сначала продать им наши винтовки и кое‑какие технологии и, конечно же, заявить о себе как можно громче.

– А мы потянем полноценную войну с Цин?

– А не будет полноценной. Вся эпопея русско‑цинского противостояния семнадцатого века это серия локальных столкновений, в которых у нас отличные шансы. В отличие от полномасштабной войны на истощение. К тому же маньчжуры завязли в Китае, а если мы перекроем Сунгари – то они будут отрезаны от своих вассалов, а мы сможем устроить тем временем чистку на Амуре от проманьчжурских князей.

– Сергей, ты где был всё это время? Почему молчал?! – нахмурился Сазонов. – Почему только сейчас выдаёшь такую информацию?

Ким только разводил руками, а Алексей махнул рукой и стал пробираться по борту к Дежнёву на нос корабля.

Вверх по Амуру пошли только после небольшого путешествия к устью Уссури. Сазонов хотел показать свои канонерки как можно большему числу амурцев, чтобы о них пошла гулять молва средь них. Назад, к Усть‑Зейску шли медленно, с частыми остановками в пути. Остановки Сазонов старался делать в непосредственной близости от более‑менее крупных городков. Зачастую, старосты поселений, возле которых ангарцы становились на отдых, присылали мальчишку – узнать, что нужно не проявляющим явной агрессии гостям. И тогда за нехитрые железные изделия и стеклянные поделки – разноцветные бусы и разного рода фигурки амурцы приносили к кораблям свежий хлеб, яйца, молоко и парное мясо. Сазонов позволил даже взять и местного вина. Кстати, на каждом ангарском изделии, что меняли амурцам, стояло клеймо – пикирующий сокол. Это нужно было, чтобы ангарцев впредь сразу узнавали, такой же герб был прикреплён и к бортам обоих кораблей. Наконец, спустя дней, канонерки уже приближались к Зее.

– Острог они уже должны скоро закончить, – сказал Сазонову Матусевич. – Там осталось башни поднять, казарму поставить и пушку поднять на стену.

– Отлично, потом будем на Сунгари острожек ставить. До зимы может успеем хоть зимовье сладить, – отвечал Алексей.

Ким, тем временем, пробовал разговориться общением с пленными корейцами. Выходило пока с трудом, но с каждым часом общения Сергей чувствовал, как улучшается его разговорная речь после долгого тринадцатилетнего перерыва в общении. Так он начинал понимать то, что ему говорили пленные. Оказалось, что корейский король Ли Инджо по каждому требованию Айсиньгиоро Абахая был обязан выставлять воинов для нужд Цин. В связи с дефицитом у маньчжур огнестрельного оружия, корейские аркебузиры были как нельзя кстати. Часто маньчжуры вызывали своих вассалов, чтобы они усмиряли сунгарийских людишек, что бывали непокорны Цин. Совсем недавно корейцы участвовали и в разгроме князя Бомбогора, после чего амурцы признали себя вассалами Цин.

До Усть‑Зейска оставалось пара часов хода, когда над рекой дальними раскатам пророкотал пушечный выстрел. Едва услышав его, и Сазонов и Сартинов, каждый на своём корабле, скомандовали машинистам полный ход. По мере приближения к посёлку всё чаще звучали сухие винтовочные выстрелы, да ещё раз громыхнула пушка. У Сазонова было невесело на душе, ведь именно он затягивал возвращение канонерок, проведя несколько лишних дней на Амуре. Алексей оглядел своих людей – лица товарищей были напряжены и исполнены холодной решимостью, пальцы их сжимали оружие. Ким уже был на своём месте, в небольшом гнезде над рубкой.

– Это не могут быть маньчжуры, – пролепетал Ципинь, отвечая на вопрос Сазонова.

– А кто тогда? – рыкнул на него Матусевич.

Маньчжур едва снова не обделался, как при первой встрече с майором:

– Это Гуйдагур или Толга! – завизжал Ципинь, прикрывая голову руками. – Я передавал их людям приказ хана Абахая.

– Какой ещё приказ, собака? – спросил его переводящий слова ангарцев тунгус Пётр, схватив маньчжура за шкирку.

– Воевать против даурского князя Ивана и его большеносых военачальников, принудив его стать вассалом Цин, – судорожно выплёвывал слова Ципинь.

– Сколько у них воинов? – продолжал давить на маньчжура Матусевич.

– Не знаю… Тысяча, две, три! Я не знаю! – заверещал тот и Игорь, подняв его за ворот, отбросил Ципиня на доски палубы.

Время шло в тяжком ожидании. Сазонов боялся непоправимого, ведь кроме дюжины казаков и Бекетова в строящемся остроге находились четыре десятка необстрелянных тунгусов‑выпускников удинской военной школы. Лишь некоторые из них успели пройти стажировку во Владиангарске и как они поведут себя в первом бою при многократном численном перевесе врага, было неизвестно. Наконец, показалась Зея. Ещё немного, пять сотен метров и покажется острог.

– Ким! Высматривай богато разряженных амурцев на конях, вали их в первую очередь! Без князей они разбегутся, как крысы.

Однако, к великому изумлению Сазонова, ожидавшего увидеть нечто похожее на кадры из фильма про индейцев, где чингачгуки осаждают английский форт, вокруг недостроенного острога толп пускающих стрелы туземцев не наблюдалось.

– Это казаки! Товарищ майор, это не амурцы! – закричал сверху снайпер.

Прильнув глазами к биноклю, Алексей жадно осматривал приближающийся посёлок. На берегу напротив острога находилось несколько больших плоскодонных лодок – дощаников, как называли их казаки, служившие в Ангарии. Тени бородачей в кафтанах мелькали меж деревьев недалеко от реки. То и дело слышались выстрелы их фитильных ружей, защитники острога, появляясь над стеной или между бойниц, отвечали им из винтовок. Пушка! У казаков была своя медная пушечка. На берегу, прикрытые кустарником, несколько казаков снаряжали своё орудие. Ещё раз осмотрев стены острога и мысленно похвалив тунгусов за их чёткое взаимодействие при стрельбе, Сазонов заметил, что часть стены со стороны леса не так давно горела. Брёвна были обуглены, а закоптившаяся чернотой смотровая башенка заваливалась набок. Казаки, что заряжали пушку, заметили канонерки и, указывая на них, повернули пушку к реке. Казаки, бывшие в лесу и прятавшиеся от выстрелов из осаждаемого ими острога тоже заметили канонерки, но уже было поздно. Едва четыре орудия окутались дымом, в леске разорвалось четыре снаряда, подняв там кучи пыли. С кораблей были слышны доносившиеся оттуда вопли ужаса и радостные крики защитников острога.