Я Распутин. Книга третья (СИ) - Вязовский Алексей Страница 43

****

Народу в зал датской академии наук набилось битком. Люди стояли в проходах, у самой кафедры, где должен был выступать Планк толпились газетчики.

Для нас, разумеется, место мигом нашлось — все-таки личные гости короля, но не в первом ряду.

— Я конечно, переведу — посол тяжело вздохнул — Но Григорий Ефимович, вынужден предупредить, что в физических терминах я не силен.

Зал захлопал, на кафедру под вспышки фотоаппаратов зашел невысокий мужчина в хорошем твидовом костюме. Я пригляделся — вроде он, а вроде и не он. Какое-то несоответствие с фотографией на афише. Впрочем, сейчас фото в газете так внешность перевирает, не дай бог, до hi-res еще лет сто…

Лектором Планк оказался экспрессивным, много размахивал руками. Быстро чертил на доске мелом, писал формулы. Слушатели еле успевали за ученым, а вот Кудашев не успевал совсем. Я понимал с пятое на десятое, но тем не менее спокойно досидел до конца лекции, когда начался аттракцион “вопросы и ответы”.

Первый же вопрос был от какого-то датского ученого с длинным именем, которому все отдельно похлопали. Толстячок в пиджаке со следами то ли мела, то ли сигарного пепла на лацканах долго о чем-то спрашивал лектора, тыкая рукой в одну из формул на доске.

— Господа! — Планк в удивлении развел руками — Я почитал Копенгаген серьезным научным городом, с большой физической школой…

Я увидел как толстячок пошел красными пятнами.

— …а тут такой простой вопрос, на который может ответить даже мой шофер.

Лектор сделал эффектный жест в зал и там поднялся усатый мужик в автомобильной куртке, из карманов которой торчали шоферские очки и перчатки. Громким, поставленным голосом он начал отвечать толстяку, тыкая уже в какие-то другие формулы на доске.

У публики вытянулись лица. Вот это афронт!

И тут я неполиткорректно заржал. На весь зал. Ко мне начали оборачиваться, Кудашев дернул меня за пиджак.

— Что вы делаете?!?

— Херрен! — громко произнес я — Дас ист Фантастиш!

Я встал, начал пробираться к “водиле”.

— Херр Планк! Гиб мир битте айн аутограф! — я протянул ученому свою записную книжку и паркер для автографа — Фантастиш мистификайшн!

Тут-то до народа и дошло. Лекцию по физике читал нахватавшийся шофер Планка, а сам он сидел в зале, изображая водителя.

Поднялся хохот, шум…

— Herr Rasputin? — Планк мне улыбнулся, поставил размашистую подпись

— Йа, йа, — пробормотал я, разглядывая вскочивший на ноги зал. И как теперь отсюда выбираться?

*****

Фергюссон встретил, как родного — заявился прямо на причал, куда ошвартовался пароход из Дании.

Мало того, что он был хорошим парнем и надежным деловым партнером, так теперь считал себя обязанным. Я, честно говоря, даже сразу не понял, а он объяснил — папа-то его, член Палаты Общин, сынка пристроил управлять поместьем и увлечения воздухоплаванием не одобрял. А кто платит, тот и заказывает музыку и Кристиан страдал. Зажрался, не без этого — сын английского лендлорда это ныне самая верхушка “золотого” даже не “миллиарда”, а “ста миллионов”. А вот бизнес на имени Распутина дали Крису собственный и немалых доход, так что он с чистой душой (но под ворчание родителя) передоверил родовое имение нанятому профессионалу и занялся любимым делом.

— Как там Олимпиада?

— Все по плану, Грег, лодка куплена, моторы установлены.

— Что за лодка?

— Скоростная, постройки сэра Джона Торнкрофта, нашего знаменитого корабела, — с гордостью поведал Фергюссон.

— А соперники кто?

— Две французские лодки, две английские и еще одна такая же от Торнкрофта, на ней будет выступать его сын.

— Такая же? — подозрительно спросил я, для сынка, небось, лодочку получше сделал…

— В точности! Сэр Джон и Айзек, его сын — настоящие спортсмэны, мы разыграли лодки по жребию.

— Ну что же, пойдем, посмотрим.

В сарае на берегу Темзы на деревянных подставках стояла лодка, очень похожая на скоростные моторки моего времени, только раза в три побольше. Обшивка деревянная, из легкого дюраля тут пока не строят. Ладно, подумаем, что тут можно сделать… Я провел ладонью по борту, тут же хватанул занозу и с ругательствами выгрыз ее зубами. Они что, совсем не заглаживают поверхность? О! А это идея!

— Крис, сколько времени у нас до гонок? И какой план?

В Англию я прибыл не просто так. Надо было закрепить эффект от перелета в Данию и договориться о поставках самолетов, да и о новых инвестициях. Два авиазавода в России требовали масштабных вливаний, так почему бы не профинансировать их англичанам? Выпустим облигации, пущай лондонские воротилы покупают. Под это дело и государственных впихнем — поди, Янжул не будет против новых доходов бюджета. А англичан все это привяжет к нам почище любой Антанты. Своих должников надо холить и лелеять.

— От трех дней до недели, раньше погода не устоится. Гонка прямо напротив Саутенда, в устье Темзы, там глубины небольшие. Пять кругов между двумя поворотными точками, расстояние восемь миль..

Так, восемь на пять, да в километры… семьдесят четыре.

— А скорость?

— Двадцать узлов, сэр! — изобразил матроса-служаку Фергюссон.

— Вольно! Тогда так. Найми рабочих, чтобы отшлифовали борт и покрыли его лаком.

— Зачем?

— Трение. Шершавый борт за собой воду тащит, отделка для скольжения важна. Да, и покрасить полосами под российский флаг.

Крис хмыкнул, но в книжечку записал. А я полез внутрь. Мать твою, они на прогулку собрались? Диванчики, рундучки и хрен знает чего еще понатыкано. Да, слабо тут пока представляют спортивный снаряд.

— Сколько экипаж?

— Два человека, рулевой и механик, но Айзек, как я выяснил берет третьего — вычерпывать воду.

— Отлично, я пойду черпальщиком.

— Вообще-то это перетяжеляет лодку, — с сомнением оглядел меня англичанин.

— А ты выкинь всю эту мишуру, у нас гонка, а не пикник.

Через три дня лодка преобразилась — все скошено, зализано, подобрано, все готово для рывка. По моему настоянию еще поставили лобовое стекло, чтобы головы экипажа не торчали над корпусом. Лишнего выкинули почти на двести кило, так что мой вес роли не сыграет. А удобства… удобства потом вернем на место. Я еще раз оглядел лодку — ну чисто торпедный катер! Кстати, надо бы нам озаботится — кораблик дешевый, а шороху навести может.

Гонку назначили на пятый день, перед ней мы совершили пару пробных ездок, по результатам переставили кое-что еще. “Агентура” Фергюссона добыла данные о движках конкурентов — чуть мощнее одного нашего двигателя, но сильно уступают паре. Значит, пойдем со старта на одном, чтобы сразу не раскрывать карты. Ну и резерв на случай поломки.

— Экипажи по местам! — прокричал в рупор благообразный джентльмен. — Лодки на линию старта!

Военно-морской оркестр грянул какую-то развеселую моряцкую мелодию. Точно, я ее слышал еще в школе, как раз отмечали пятьдесят лет бабушки Елизаветы на троне, так вся семейка — Филипп, Чарльз, Уильям, Гарри, Кейт и камилла под нее аж приплясывали на трибуне. Ну так и нам, значит, не зазорно.

Господа спортсмэны попрыгали в лодки, наш экипаж к зависти остальных тут же нацепил “распутинские” шлемы и очки. Публика засвистела, заволновалась. Народу на “регату” собралось прилично, весь берег был забит лондонцами. Присутствовала и русская делегация — я заметил развивающийся российский триколор.

Судья на старте поднял флаг.

— Go!

Механик двинул рычаг вперед, позади вспенился белый бурун, полетели брызги и вокруг лодки встали каскады маленьких радуг.

Бли-ин, надо что-то со звукоизоляцией делать, в воздухе рев не так заметен, корпус, что ли, резонирует? Пока я там вслушивался и всматривался в мотор, Торнкрофт на Gyrinus ускакал вперед по волнам, следом неслись Quicksilver и самая маленькая из всех четырех Wolseley-Siddely, а мы замыкали. Нашу лодку назвали броско — “Москва”.