Валерий Большаков - Позывной: «Москаль». Наш человек – лучший ас Сталина Страница 44

– Уходим!

Возвращаясь на аэродром, Михаил увидел несколько десятков танков, серые коробочки с белыми крестиками на башнях.

А бить их, считай, нечем…

– По двум дорогам к линии фронта идут танки и пехота, – доложил он на КП.

– Идите на аэродром. К вашему прилету группа будет готова.

Зря, ох, и зря они бомбами не увешались!

– Командир! Там пехота в балке! Много!

– Где? А, вижу… Атакуем!

Большой овраг внизу переполнен пехотой. «Илы» пронеслись на бреющем полете, поливая фашистов из пушек и пулеметов.

Оставляя сотни трупов, немцы бросились в голое поле, навстречу своим танкам. Будто «панцеры» могли их уберечь!

Штурмовики развернулись, заходя со стороны поля, и, как цыплят, загнали немцев обратно в овраг. В кровавую кашу.

Такого массового избиения Ерохин еще не помнил.

Небось гитлеровцам были памятны расстрелы с воздуха беженцев в не столь далеком июне? Вот и пусть испытают подобное на себе!

– Уходим!

…Готовясь ко второму вылету, «Дядя Миша» зашел на КП.

– Ерохин!

Комполка поманил Михаила к себе.

– Гляди! – мосластый палец прошелся вдоль красной линии на карте. – Где-то здесь орудует немецкий паровоз. Эта сволочь ломает пути! Надо его уничтожить. Приказ ясен?

– Так точно!

«Придумкуватые» немцы изобрели некое подобие сверхплуга из двух лемехов. Их цепляли к паровозу. Плуг ломал шпалы пополам, а рельсы, упираясь в покатые щеки, изгибались и лопались.

Паровоз за час уничтожал двенадцать-пятнадцать километров полотна.

Четверка «Илов» стала рыскать в поисках паровоза.

Сориентировались быстро, по «компасу Кагановича», то бишь по рельсовым путям, и вот он, след – развороченные шпалы, гнутые и ломаные рельсы.

– Ах ты сволочь…

Уже солнце садилось, добавляя багрянца, и тут-то «Дядя Миша» и углядел тень паровоза. Именно тень – большую, уродливую.

А где же сам паровоз?

– Нет, ну не сволочь ли?

Сверху на паровозе немцы смонтировали площадку, уложив на нее комья земли, кусты и снег – с высоты не увидеть!

– Атакуем!

«Дядя Миша» зашел сбоку, взял паровоз в прицел, нажал гашетки.

Промах!

Машинист, зараза, резко дал ход, и снаряды прошелестели мимо.

– Командир! Разрешите атаковать?

– Атакуй!

Лейтенант Виштальский дал очередь – и тоже мимо!

В будке паровоза сидел опытный гад. Лишь с четвертого захода снаряд угодил в котел – облако пара поднялось метров на двадцать, локомотив остановился.

Ерохин прошелся по нему из пушек и пулеметов, Виштальский угостил «эрэсами» – паровоз превратился в груду исковерканного металла.

– Припахали «пахаря»!

– Фотографируй, Аркаша, и возвращаемся.

«Дядя Миша» бросил взгляд на раскуроченный паровоз и усмехнулся: позади ломаного тендера тянулась полоса исковерканных путей, а вот впереди «пахаря» блестели целые рельсы.

Приятно посмотреть.

Глава 26

«Генерал Мороз»

Жилин прекрасно помнил зиму 1941-го, на редкость морозную и вьюжную. Бывало, от холодов деревья трещат, метель воет, а летчики улыбаются, да с ехидцей: подумаешь, лицо дубеет да пальцы не слушаются. Ноги-то в тепле!

Пилоты в унтах, пехота в валенках. А немцу каково?

Мерзнет небось высшая раса! Да пусть хоть вся вымерзнет, не жалко. Меньше народу, больше кислороду.

Шел ноябрь, однако задувало так, что и в тулупе ежишься.

Немцы, однако, угомону не знали – приспособились. Кончились перерывы, возобновились налеты. Ну так «Генерал Мороз» не сказал еще своего веского слова.

Да и Рокоссовскому, Черняховскому, Толбухину, Катукову – всей генеральской команде – тоже было, что сказать…

«В прошлой жизни» все было куда гаже – к середине октября немцы прорвали Брянский фронт, и командующий приказал своим армиям биться с «перевернутым фронтом».

А в эти самые дни, 10 ноября, Брянский фронт и вовсе расформировали бы, поскольку 3-я, 13-я и 50-я армии угодили в окружение. Но это было тогда.

Ныне же Красная Армия отступила до Мценска, потом до Тулы, не понеся больших потерь. Войска напоминали молодого боксера, сцепившегося на ринге с кандидатом в мастера – получив нокаут в первом раунде, он теперь уходил в защиту, внимательно следя за соперником. Чуть тот допустит слабину или приоткроется – сразу жесткий апперкот или прямой в голову.

Еще немного, еще чуть-чуть, и КМС «поплывет» в нокдауне.

Во второй половине ноября фронт остановился на линии Ржев – Вязьма – Калуга – Тула. И ни туда ни сюда.

Не сказать, что Жилин очень уж гордился своим участием в теперешних переменах – вся его заслуга в том была, что он поделился своим послезнанием.

Единственно – именно ему удалось привести ВВС Западного округа хоть в какую-то боеготовность. И его слабые усилия дали ход «курковой реакции»: легкое нажатие пальца, и пуля валит хоть слона, хоть эрцгерцога.

Прижали летчиков Люфтваффе хоть чуток, хоть по отдельным направлениям, а в итоге от гибели убереглись десятки дивизий, тысячи танков, самолетов, орудий.

И все эти сотни тысяч людей, что не сгинули, не попали в плен, а бились с лета до зимы, отражали атаки и сами переходили в наступление. Их отбрасывали, но они утирали кровавые сопли и снова кидались в бой.

А в итоге немцев притормозили гораздо дальше от Москвы, чем в том 1941-м, что был Жилину памятен.

Не сказать, что «Тайфун» выдохся в жалкий сквозняк – фашисты еще очень сильны. Просто красноармейцы подкопили опыта, все чаще брали в руки лучшее оружие, и командовать ими стали не «герои Гражданской войны», знавшие одну стратегию – переть буром, а настоящие боевые генералы, обученные нужнейшей профессии – Родину защищать.

Что интересно, не все командармы или члены Военного совета фронта уцелели. Кого-то снимали, заменяя более способными стратегами, а кое-кто просто исчезал.

Пропал генерал Власов. Куда-то делся Хрущев…

Но это были потери во благо. Нынче на поле боя сошлись две Силы, и ни одна не хотела уступать.

Гитлер визжал на своих фельдмаршалов, требуя взять Москву во что бы то ни стало, а Ставка Верховного Главнокомандования готовилась к переходу в контрнаступление…

…– Летный состав! На построение!

Трава на аэродроме чуть поседела от мороза, и унты впечатываются в нее с различимым хрустом. Полная тишина в небе, на земле ни малейшего дуновения. Над верхушками деревьев восходило крупное, свеже-розовое солнце.

– Первая и вторая эскадрилья – в полной готовности, третья – на прикрытие. Группа штурмовиков нанесет удар по немецким войскам южнее Тулы – там станция, а рядом аэродром. Все понятно?

– Понятно… – ответили два-три голоса, остальные пилоты просто кивнули.

– Прошу особо обратить внимание на линию фронта, – сказал командир полка. – В случае неприятностей тяните на свою территорию. В бою от группы не отрываться. Вылет через час. Разойдись!

Ровно через час эскадрильи вылетели, группируясь в четверки.

Жилин поморщился чуток – он не любил ноябрь.

Формально – тоже осень, но по факту – зима. Или предзимье.

Хорошо бывать в октябрьском лесу – солнце светит, но не греет, тихо вокруг, слышно, как листья опадают, шурша о ветви.

Очей очарованье.

Поневоле настроишься на светлую печаль, разделяя мысли и чувства Александра Сергеевича. А в ноябре слишком холодно для прогулок. Предзимье уныло и хмуро, три краски господствуют в мире – белая, серая и черная.

Небо затянуто хмарью, земля выбелена снегом, сквозь который проглядывает мерзлая чернота. Не грустно – скучно. И зябко.

Как его зять говорит: «Не комфортно-с». Да-с…

– Я – «Москаль». На два часа – «горбатые». Бауков, берешь снизу, я – сверху.

– Принял.

Дюжина «Илов» шла на полутора тысячах метров.

– Привет, «малышня»! – раздался в эфире жизнерадостный бас. – «Маленькие», следите, чтобы плохие дядьки не обижали «больших»!

– Уследим как-нибудь. Ты, «Кикимора»?

– Так точно!

Саша Митрофанов, с позывным «Кикимора», взлетал не с поля даже, а с замерзшего болота. Отсюда и позывной.

Правда, комэск сам его выбрал – с чувством юмора у Санька все было в порядке.

– Приготовиться к атаке!

Под крылом «МиГа» промелькнула линия фронта, отмеченная воронками и горевшими танками. Вскоре показалась железнодорожная станция, и самолеты тут же были встречены «праздничным салютом» – заговорили зенитки.

– Четверке Бегельдинова подавить зенитную артиллерию!

Две пары «Илов» отвернули, почти сразу же выпуская «эрэсы» – на позициях ПВО за полуразваленным депо заблистали разрывы.

Накрыли вроде.

Штурмовики выстроились в круг, завертелись, насылая на фрицев бомбы, «эрэсы», снаряды. В белом облаке пара скрылся черный паровоз. Немцы в серых шинелях бегали по путям, как мыши, то и дело пятная снег яркими красными мазками.

Лейте, лейте кровушку! За что боролись, на то и напоролись.

Но весь боеприпас «горбатые» не раздавали, берегли для «соседей».