Михаил Ланцов - Маршал 2 Страница 44

– Товарищ Тухачевский, неужели вы боитесь трудностей? Переманивание Ольги ведь дело государственное, политическое. Вы понимаете это? Этот вариант – единственный для политически корректного получения одной из самых талантливых и эффектных актрис Европы. Помните, мы с вами обсуждали кинофильмы, которые будут сняты в будущем?

– Так вот оно что…

– Да. Именно это. Мы должны вывести советский кинематограф на мировой уровень, а не как сейчас – перебиваться переделками либо кустарными поделками. А для этого нам потребуются не только сюжеты, сценарии, художественные решения и прочие детали, но и актриса, одно имя которой будет привлекать зрителей в кинотеатры. И вы, как ответственный сотрудник самого высокого уровня должны поступиться своими принципами ради дела. Сами же мне говорили о том, что результат превыше всего.

– Хорошо, – кивнул Тухачевский. – Я понял вас товарищ Сталин. И готов взять на себя эту ответственность. Хотя за результат не ручаюсь. Она актриса. Личность творческая, стихийная…

Глава 5

6 октября 1939 года. Москва-Лондон-Берлин

Тухачевский уже неделю практически жил в развернутой на территории Кремля Ставке главного командования. Огромная карта Польши с прилегающими территориями, утыканная значками, с обозначениями войск и пометками. Неугомонная суета огромного отдела связи и дешифровки и многое другое. Война еще не началась, а Генеральный штаб был уже переведен в полную боевую готовность, да не просто так, а на казарменном положении. Да еще, до кучи, потихоньку терроризировал, держа в тонусе штабы частей и соединений, готовящихся принять участие в польской кампании. Шли перепроверки линий связи, учебные тревоги восстановительных бригад, отработка экстренных режимов связи и так далее. За эту неделю люди уже стали потихоньку даже втягиваться в подобный ритм после достаточно спокойной службы мирного времени.

Да и война с Польшей началась как по нотам. По крайней мере, с политической точки зрения.

После провокации на границе, когда немецкие солдаты, переодетые в польскую форму учинили небольшой погром своих же пограничных постов. После чего Берлин выкатил Варшаве требования, идущие в струе в уже пару месяцев проводимой пропагандистской накачки, повествующей о тяжелой судьбе польских немцев и свинском отношении к ним на территории ясновельможных панов.

Как несложно догадаться, поляки пошли в отказ и заявляли, что понятия не имеют о чем речь. Их поддержали в Лондоне и Париже, понадеявшись на благоразумие Третьего Рейха, который 'не хочет войны против старой коалиции'. Две недели шли препирательства на самом высоком уровне, которые, естественно ни к чему не привели. Поэтому двадцать седьмого сентября Берлин выдвинул Варшаве ультиматум – выдать в трехдневный срок всех участников нападения на германские пограничные посты. А так как никакой вразумительной реакции не последовало, тридцатого сентября в двадцать три часа вручил польскому послу в Берлине ноту об объявлении войны. А уже в три часа утра следующего дня, заранее подведенные к границе войска, перешли в наступление.

Лондон и Париж взорвались негодованием. По крайней мере, в газетах, которые клеймили почем зря германский милитаризм и неуемную хищническую натуру. А вот с объявлением войны затянули. Лишь только утром третьего октября в Париже и Лондоне были вынуждены под давлением общественности выполнить свои обязательства по обеспечение целостности и независимости Польши.

Впрочем, в Москве именно этого и ждали, так как в полдень того же дня советский посол в Варшаве выставил правительству Мосницкого ультиматум с требованием удовлетворить территориальные претензии Советского Союза. Ни Игнаций Мосницкий, ни кто другой из его правительства никак на этот документ не отреагировал. Вообще. Потому что не знали как. Ведь в случае отказа должно было последовать немедленное начало войны с СССР, а в случае согласия – потеря большей части Польши, включая столицу. Пользуясь молчанием ясновельможных панов, Советский Союз пятого октября 1939 года вручил ноту о начале боевых действий и шестого числа приступил к ним.

– Черт побери! Энтони! – Премьер-министр Великобритании был в ярости. – Что нам делать?

– Мы не можем вмешиваться.

– Но формально обязаны! Чертовы Советы!

– Если мы сейчас объявим им войну, то сами оформим советско-германскую коалицию, которая нас разгромит. Причем быстро и бесспорно.

– Но общественность!

– А что общественность? – Улыбнулся министр иностранных дел. – Разве мы не можем найти решения этого вопроса? Советы все хорошо рассчитали. Ведь мы не можем объявить войну и им, и Рейху. Вот и воспользовались ситуацией.

– Да я-то это понимаю! А как подобный факт подать избирателям?

– Французы утром опубликовали несколько статей, в которых пересказывали советские материалы о зверствах поляков.

– Вот как? – Заинтересованно произнес Чемберлен. – И много таких материалов?

– В Германии и Советском Союзе они шли непрерывной волной вот уже как пару месяцев. И, я думаю, если нам начать их публиковать, острота вопроса несколько спадет. Более того, у нас появится возможность вообще заключить с немцами мир, показав их борцами за добро и справедливость. Правда, в этом случае, никаких негативных шагов против СССР мы предпринимать не сможем.

– Как отреагировали США?

– Никак. Они вообще никак официально не прокомментировали ситуацию, а их газеты очень скромничают в освещении польского вопроса. Очевидно, ждут.

– Получается, что они знали заранее.

– Да. Скорее всего. И теперь им нужна наша реакция, дабы выстроить свою линию поведения.

– Я вас понял, – кивнул Чемберлен. – Тогда поступим так. Сегодня же вручите внешне максимально жесткую ноту протеста советскому послу, но составьте ее таким образом, чтобы неисполнение наших требований ни в коем случае не заставило бы объявлять войну СССР. И запускайте в печать указанные вами материалы, показывающие поляков натуральными зверьми, которым не место в европейской семье. Но только в нескольких бульварных газетах. Для Москвы и Берлина, привыкших, что ни одна шавка не смеет гавкать без разрешения хозяина, это станет свидетельством нашего невмешательства. 'Таймс' же, ради соблюдения приличий, должна осудить советское вторжение в Польшу. И не забудьте заверить Рачинского в том, что при самом худшем развитии ситуации Лондон готов принять польское правительство в изгнании. Справитесь?

– Конечно, сэр, – кивнул лорд Иден. – Утренние газеты уже будут пестреть громкими заголовками.

– Но все равно – положение скользкое. Попроси наших друзей из Франции помочь в этом деле, благо, что они и так уже начали. Может быть до серьезной войны и не дойдет. Ведь ни немцы, ни французы пока еще даже не выстрелили в сторону друг друга.

– И будем надеяться на то, что не выстрелят…

Тем временем, пока британские политики придумывали схему ухода от ответственности в невыгодной ситуации, в Польшу все глубже и глубже вгрызались танковые клинья Вермахта.

Ставка на ударный тяжелый танковый полк полностью себя оправдала. Поддержанный авиацией, самоходной артиллерией и моторизованной пехотой он совершенно неудержимо пер вперед. Как паровой каток. Поляки же ничего не могли противопоставить этому мощному таранному удару. Тем более что он действовал не в гордом одиночестве, а при тесном взаимодействии с другими подразделениями Вермахта и Люфтваффе.

Уже на шестой день войны Вермахт вошел в город Калиш, завязнув в неожиданно упорной обороне поляков.

– Мой фюрер, – докладывал Гальдер, – мы столкнулись с неожиданными трудностями. Крупные польские города превращены в крепости. Улицы перегорожены баррикадами. Сооружены многочисленные огневые точки, в том числе на верхних этажах, откуда на наступающих солдат Вермахта сбрасывают бутылки с зажигательной смесью и гранаты. Поэтому их взятие идет очень медленно.

– Его можно как-то ускорить?

– Никак нет, мой фюрер. Единственный вариант, кроме медленного и методичного штурма, заключается в маневре. Мы можем обойти эти города и продолжить наступление основными силами, после того, как отдадим ведение осады и штурмовые операции войскам третьего эшелона.

– Сколько в этих городах войск?

– Точное количество нам неизвестно. Не больше дивизии в каждом.

– И вы хотите оставить в тылу у наступающих танковых частей по дивизии? Вам что, мало урока Чехословакии? Хотите, чтобы мы потеряли с таким трудом воссозданные Панцерваффе?

– Это предложение поступило от генерала Гудериана, – невозмутимо ответил начальник ОКХ. – Он считает, что поляки не рискнут выбраться из своих укреплений. А даже если и выберутся, то в поле мы их легко разобьем. Генерал полагает, что каждый час промедления позволяет полякам оттянуть войска из Познаньского котла к Варшаве. И они это делают.