Евгений Таганов - Рыбья кровь Страница 44

Поднявшись на крышу воеводского сундука вместе с Быстряном, Бортем и Журанем, Рыбья Кровь наблюдал, как войско изготавливается к обороне.

– А что будет, если они остановятся и начнут обстреливать нас стрелами издалека? – спросил Борть. – У них двести луков против наших восьмидесяти.

– Они считают себя самыми смелыми и непобедимыми, поэтому стоять не будут, – ответил Дарник, далеко не уверенный в собственных словах.

И вот на противоположном конце луга стали выезжать из леса колонны конных арсов, сразу разворачиваясь в широкие шеренги. Воевода махнул клевцом Меченому, и четыре пращницы, с гулом развернувшись, послали полсотни увесистых камней-реп в гущу конников. Конники, лишь разозленные этим, с устрашающим ревом помчались на повозки короякцев.

Достигнув линии завалов, арсы моментально спешились и, оставив коней на коноводов, потрясая сулицами и мечами, ринулась на стан. Три камнемета и полсотни короякских лучников стреляли беспрерывно, но остановить их наступление не могли. Арсы проваливались в ямы, натыкались на колья, перепрыгивали через убитых и раненых и неслись дальше.

Рев раздался и со стороны крепости. Десятки осажденных скользили по веревкам и склону вниз и точно с таким же боевым кличем устремлялись на стан с другой стороны. Сердце Дарника на секунду похолодело. Казалось, ничто не может остановить этот неистовый порыв. Навстречу арсам летели тучи стрел, сулиц, топоров, а они все бежали и бежали.

И вдруг крики стихли – нападавшие и оборонцы сошлись в ближнем бою. Вернее, первые ряды арсов, приблизившись, попытались с ходу взобраться на повозки. Однако их подвел элементарный глазомер, издали повозки короякцев казались вполне обычными, и только вблизи обнаружилось, что их борты возвышаются над землей на добрую сажень. Тут впору было штурмовые лестницы подносить, чтобы взобраться на них. Пока же приходилось цепляться за борт руками и пытаться перекинуть себя в полном вооружении через преграду. А сверху кололи пики, рубили секиры, вышибали дух цепы и кистени. В ярости арсы принялись рубить повозки топорами. Их усилия уравнивались дружными ответными ударами оборонцев. Арсы, пораженные непривычной стойкостью «смердов», навалились на повозки с удвоенной силой. Даже коноводы, связав уздечками лошадей по трое-четверо, пошли на помощь своим товарищам. В двух местах нападавшим удалось подрубить колеса повозок и опрокинуть их в свою сторону вместе с защитниками. Вмиг с десяток короякцев были искрошены в капусту. Борть с двумя десятками бойников тут же закрыл образовавшиеся бреши.

Быстрян вопросительно взглянул на Дарника. Было очевидно, что долгую рукопашную ополченцы не выдержат. Настало время выпускать конников Жураня для удара в спину арсам. Дарник вдруг с оторопью сообразил, что они могут попасть в те же ямы и споткнуться на завалы, предназначенные нападавшим. Решение пришло совершенно неожиданное, и, велев Быстряну самому держать оборону, Рыбья Кровь вместе с Журанем бросились к лошадям.

По сигналу две повозки со стороны леса оттащили в стороны, и двадцать липовцев с дарниковскими телохранителями вырвались наружу. Здесь арсов не было, и никто дерзкой вылазке помешать не мог. Однако воевода повел свой отряд не в спину арсам, а, миновав ближайший завал, устремился к оставленным лошадям арсов. Скакавшие за ним липовцы и телохранители слегка опешили, когда воевода стал мечом разить конские головы и шеи.

– Бей! – крикнул Дарник.

И они тоже принялись рубить мечами и топорами лошадей, которые, связанные уздечками, не могли ни увернуться, ни убежать.

Расчет бежецкого вожака оказался верен: едва задние ряды арсов увидели, как их боевых коней безжалостно истребляют, они, забыв о приступе, бросились их спасать. Не менее полусотни пеших арсов помчались со всех ног на конный отряд Дарника. Но что конному бегающий вокруг человек с мечом. Липовцы, поняв замысел воеводы, носились вместе с ним по полю, избегая стычек с арсами и продолжая ранить и убивать их лошадей. Два десятка арсов, кое-как поймав себе коней, попытались напасть на дарнинцев.

– Туда, – указал Рыбья Кровь, и его отряд поскакал к лесу, увлекая за собой конных арсов.

У первых деревьев воевода резко осадил аргамака и спрыгнул на землю. Липовцы и телохранители последовали его примеру. Все тридцать человек достали луки и натянули их.

– По лошадям! – приказал Дарник и первым спустил тетиву.

Мчащиеся на них арсы полетели вместе с лошадьми на землю. Добить их было делом нескольких минут.

И снова в седла, и снова рубка беззащитных животных, благо их на поле оставалось еще предостаточно. Новая ватага арсов попыталась схватиться в пешем строю с бесчинствующими молодчиками. Ее ждал тот же удел, что и первую.

В третий раз повторить свой прием Дарнику не удалось. Главные силы арсов отхлынули от повозок и под началом своих десятских ловили коней с явным намерением не упустить хотя бы отряд дарникцев. Отъехал в сторону один десяток всадников, другой, третий, как стая волков, вширь обкладывая доступную для себя добычу.

Дарник, не принимая открытого боя, повел своих всадников назад в стан, от которого отступали уже последние осаждающие. Отряд конных арсов попытался их перехватить, но догадливый Быстрян вывел за ворота четыре десятка пешцев с пиками и сулицами, да еще Меченый дал из двух камнеметов залп орехами, и арсы повернули обратно.

Воеводу и липовцев в стане приветствовали как спасителей – все понимали, что именно эта вылазка склонила на их сторону чашу весов. Впрочем, героями чувствовали себя все короякцы, даже те, кто в схватке участия не принимал – ведь они просто не дождались своей очереди, но бились бы не хуже других. Куньша, остро завидуя, попытался принизить успех Дарника, говоря, что вполне можно было не убегать, а сразиться с преследующими конниками арсов.

– Кто хочет, может выйти и сразиться! – провозгласил Рыбья Кровь, указывая на арсов на другом конце луга. – Кто жалеет, что остался жив?

В ответ раздался дружный смех ополченцев.

Лишь когда все чуть пришли в себя, видны стали истинные размеры победы. Орехи, стрелы и сулицы сделали свое дело – вокруг кольца повозок лежало не менее семидесяти убитых и до сорока тежелораненых, тех, кто не мог передвигаться самостоятельно. Собственные потери были раза в четыре меньше, а вылазка конников вообще обошлась в три легкораненых липовца.

Отряды арсов малыми группками разбрелись по всему лугу, стараясь не переходить условную границу в одно стрелище, где выстрел из степного лука еще сохранял свою убойную силу. Вместе с крепостными арсами их оставалось не более полутора сотен, немало среди них имелось и легкораненых. Теперь не только численный перевес, но и боевой дух были полностью на стороне короякцев: они знали, как именно можно этих разбойников побеждать.

Едва из стана вышли возничие собирать трофейное оружие, арсы тут же выслали переговорщиков договориться насчет своих убитых и раненых.

– По пять дирхемов за убитого и по двадцать за раненого, – ответил им Дарник.

Изумленные его кощунственным требованием переговорщики удалились, ничего не сказав. В сомнении были и полусотские осаждающих, но никто не решился перечить воеводе – слишком безупречно до сих пор было все, что он делал. Чтобы лучше убедить арсов, Дарник велел принести с поля конские головы и, зарядив ими одну из пращниц, забросить в неприятельские ряды. Это подействовало, и через какое-то время переговорщики вернулись со шкатулкой, полной дирхемами и номисмами.

К вечеру пошел затяжной холодный дождь, и пешие арсы полезли по веревкам укрываться в крепость, а отряд в шестьдесят конников убрался в лес.

10

Что делать дальше? Вот что интересовало всех короякцев. Собравшись на совет, полусотские впрямую спросили об этом воеводу.

– Ждать, – ответил Дарник.

– Чего ждать?

– Побежденные должны вступать в переговоры, не победители.

– А если переговоров не будет?

– Тогда мы всех их истребим.

Против этого никто не возражал, просто было не ясно, как можно истребить гарнизон неприступной крепости и летучий отряд конных арсов.

– Я скажу вам об этом завтра, – пообещал Дарник, верный ромейскому правилу не сообщать всех планов даже ближайшим соратникам.

Как только потух погребальный костер, он отдал распоряжение пращникам всю ночь продолжать обстрел крепости, где и так уже не оставалось ни одной целой постройки.

Обходя перед сном стан, воевода впервые поймал себя на мысли, что не может ни к чему придраться. Особенно удивили десятские – как уверенно они шикали на своих подначальных, указывая им не шуметь, не разбрасывать оружие и доспехи. С трудом верилось, что еще две недели назад все они представляли беспорядочный сброд, меньше всего заботящийся о чьих-либо интересах, кроме своих собственных. А нависла угроза смерти, и сразу стали послушными и собранными. Все же недаром он, Дарник, еще в детстве решил, что ремесло воина самое красивое на свете. Так оно и оказалось.