Иван Кузмичев - Поступь Империи. Бремя Власти Страница 44

И чем больше аль-Фарух узнавал тем сильнее поражался северному соседу.

— Послушай, уважаемый Еремей, а как же так получается, что все довольны, все настолько хорошо живут? — поинтересовался Сулим у проводника когда они спустились в трапезную и ждали снедь для обеда.

Так получилось, что караван осман сопровождал бывалый казак. Впрочем система 'прохода' для важных гостей только отрабатывалась в России и функционировала всего чуть больше года, но зарекомендовала себя с лучшей стороны. Ведь царевы гостиные дворы только для вестовых хороши: накормят, отдохнуть дадут, да еще и лошадь сменную в случае нужды выделят, благо что за этим следят не хуже чем за собственной скотинкой. А вот когда требуется провести гостей заморских нужно применять новый подход — тут тебе и дорогу лучшую вызнать надо и грамотки нужные иметь, чтобы досмотрщики излишнюю ретивость не проявляли. Ведь как порой бывает — задержишься на день, а то и два в одном месте и товар пропал, или весть устарела. Так что проводники появились преимущественно на восточном и южном направлениях Руси. Вон с Китая, да Персии товар везут, даже один караван с Великого Могола был.

Нужно ли говорить о том, что на должность проводников отбирали самых надежных, опытных и смекалистых? Тут ведь ошибок допустить нельзя — отмыться от позора не получится. Да и особо важных гостей кроме проводника с десяток воев сопровождает: хоть и уменьшилось татей на землях русских, но вот попадаются еще горячие головы, судьбинушку свою желающие испытать, али удаль молодецкую показать.

Как бы там ни было, но головы у всех проводников светлые, на благо Отечества работающие, ну и себе немалый прибыток приносящий — считай под сотню полновесных рубликов в год имеют. Не каждый купчина на такое рассчитывать может!

— Прости, уважаемый Сулим, не мог бы ты повторить вопрос — урчащий живот напрочь все перебил, — с виноватой улыбкой спросил Еремей Игнатьев.

Аль-Фарух понимающе кивнул — у самого того и гляди живот к спине прилипнет, а запахи витают такие, что и на дубовый стол набросишься — лишь бы чего-нибудь нутро попотчевать. Вопрос был повторен.

— Не бывает так, чтобы все довольны были. Всегда кто-нибудь обижен, людская натура паскудная, червоточинка у каждого есть, только одни ее истребляют, выжигают делами богоугодными, а вторые потворствуют, грех свой разжигают аки искру в стоге лежалом. Те же кто готов трудиться думают о будущем, о детях и возможностях. Кем желаешь стать — тем и станешь, коли голова светлая да руки к работе пригодные.

Скрипнула дверь, что на кухню ведет, из нее вышла молоденькая девчина с подносом на котором исходили паром три глиняные миски, за ней вышла женщина постарше с таким же подносом.

Так как в караване было две дюжины людей, то накормить их не так то просто, тем более, что оголодали они знатно. Правда аль-Фаруха это не касалось: он, его помощник — Ахмет Гирей и Еремей, всегда вкушали пищу первыми. Вот и сейчас подавальщицы сначала выставили угощенье им, а затем начали разносить остальным.

— Это все понятно, шакалья натура людей всем известна, даже светозарный Мохаммед это признавал, хотя и призывал прощать тех кто делает зло ближнему своему.

— Не ошибся ли ты со словами пророка, к этому Христос призывал, — хмыкнул Еремей, хоть и ярый христианин, но уж главное в родной вере, знавший с младых лет.

На эти слова Сулим понимающе улыбнулся, а вот Ахмет наоборот нахмурился — не первый раз эта тема поднимается в разговоре с гяуром. Истинный правоверный бесился от этого, но следовал приказам начальства — терпел.

— Спорить не буду, однако интересно мне как благородные мужи живут здесь. Слыхивал, будто много вольности иноземцам ваш властитель дозволяет?

— Давно это было, да и не при нынешнем государе, — нехотя ответил Еремей, а затем шумно хлебнул наваристой похлебки.

Не отстали от него и собеседники, все же как ты не разглагольствуй, но организм услади сытной и здоровой пищей, тогда и в голове и сердце покой появится.

— Ну а сейчас стало быть все иначе? — не унимался Сулим, спрашивая проводника ожидая новое блюдо.

Игнатьев мученически вздохнул и приготовился рассказывать более обстоятельно, привык за то время что ведет осман к тому, что их главный парень дотошный, много знающий, и просто невообразимо много спрашивающий.

— Как и во всех странах у нас есть потомственные дворяне, их дети кои и они в дворянском достоинстве рождаются, вот только самыми низовыми — детьми дворянскими. Ну ежели докажут сметливость и живость своей крови, то на четырнадцать лет имеют право получить подтверждение статуса родителей, правда вместе с признанием каждый из новых дворян обязуется поступить на службу Отечеству сроком не менее пятнадцати лет для военной и двадцати пяти для статской.

— Так то благородная кровь — ей сам Аллах благоволит, — понимающе кивнул Сулим, но на это Еремей лишь махнул рукой.

— И простой человек может дворянином стать — шанс есть у каждого, коли желание великое имеешь. Нужно стараться и учиться, путь для себя выбрать: воевать за Русь-матушку на поле брани али растить ее мощь в статских делах. Каждому дается шанс, правда не каждый его использует. Хотя военный путь более короткий, хотя и куда опаснее статского. Но это правильно — жизнь за Отчизну каждый день на войне сложить можешь, а вот на статской разве что от татей или завистников, но тут уж как человек себя покажет, да и государь людишек своих бережет — пакость из городов давно на дороги отправил. Вон на выезде из Воронежа уже почитай с полсотни верст Царевой Дороги лежит, камень к камню, ни зима, ни осень с весной ей вреда не несут, хотя труда великого требует, без государева пригляда подобное точно не свершить.

— Уважаемый Еремей, судя по твоим словам, ваш император — настоящий светоч мудрости! Неужели все дела за какие он берется непременно исполняются споро и хорошо?

— Всякое бывает, — уклончиво ответил проводник. — Однако ж результат виден. Был бы ты, уважаемый Сулим здесь с десяток лет назад — тогда бы мог сам в этом убедиться, ну а пока видишь только итог многолетних трудов, да и то не весь. Строг государь, но и милостив.

Тут уже не сдержался Ахмет, огладил черную — волосок к волоску, бородку и едва ли не плюясь желчью заметил:

— Преданных соратников и наш солнцеликий султан, да будут его лета долгими, возводит на важные должности. Вот только кроме них он и торговле заботится — всяк знает, что открыть факторию в Великой Порте дело важное и простое, а главное прибыльное!

На эти слова Еремей Игнатьев прежде чем отвечать спрятал улыбку за добрым глотком сбитня. Негоже показывать человеку истово во что-то верящего в его невежество, если оно не затрагивает тебя напрямую. Пара секунд и добродушное лицо проводника вновь приняло умиротворенно-участливое выражение.

— Мой брат при помощи тогда еще царской поддержке начал заниматься торговлей — сметлив на этот поприще с младых лет, постоянно с батей на торжище хаживал, поднаторел малясь и в семь лет тому назад взял ссуду в Первом Банке. Так в первый же год все выплатил, а сейчас в Сибирском товариществе состоит. И помимо прочего не одно сотню полновесных золотых рублей на дороги и лечебницы с монастырями жертвует. Это не обязанность — все на добровольных началах. Поди сам слыхивал, что ежели добрые дела творить — все сторицей воздастся, не тебе так родичам твоим. Кровь есть Кровь и она едина. Так что помогает государь не избранным, а всем, тем кто готов испытать себя и Удачу свою, кто к труду склонен аль разумом шибко богат.

Сулим аль-Фарух над ответом крепко задумался, Ахмет вовсе надулся как сыч на крупу, видно обидно ему стало, а может нагнетать обстановку не захотел, но самолюбие его оказалось задето.

Впоследствии посол еще не раз возвращался к теме устройства Империи, благо, что Еремей собеседник каких поискать. И с каждым новым доводом и новым открытием задумчивей он становился, порой смурнел лицом и надолго уходил в себя…

27 апреля 1716 года от Р.Х.

Знамя корпуса — бурый медведь на зеленом поле с серебряным православным крестом в правом верхнем углу, гордо развивалось над марширующими коробками-батальонами. Православные витязи прибыли к Онешти, городу-стражу, выросшему в низине между Восточными и Южными Карпатами.

Сейчас над ним реет русский флаг, а ведь еще недавно колыхался австрийский. Впрочем штурма и осады не было — подкупленный бургомистр сдал город на блюдечке, разве что не хрюкал от удовольствия. Недаром Шереметьев к нему эмиссаров засылал, знал опытный интриган как нужно некоторые двери открывать.

Вот только даже получив в свои руки ключ от земель Трансильвании, меньше двух десятков лет входящих в состав Священной Римской Империи, фельдмаршал не успокоился и решился на авантюру. Конечно, им и раньше подобные решения принимались, но государь прощал, недаром теперь по войскам ходит поговорка: 'Победителей не судят'.