Распутин наш (СИ) - Васильев Сергей Александрович Страница 44

– Да я у вас ещё книжку попрошу подписать, – улыбнулся Распутин.

– Какую книжку? – удивился будущий литератор.

– Которую вы обязательно напишете…

Глава 18. Время собирать камни

Порт Либава.

Начальнику либавского порта, капитану цур зее Паулю Кутшеру, снились средиземноморские просторы, исхоженные вдоль и поперёк на скромном каботажнике до мобилизации на эту проклятущую, бесконечную войну. Море было чистое, прозрачное, прохладное, но гораздо теплее и мягче, чем неприветливая Балтика в это же время года. Гигантские кактусы на склонах гор все в цвету. Даже скромные колючки имеют свой насыщенный запах. Морской воздух с нежными цветочными нотками – аромат приятных воспоминаний. Он впитывает яркие и призрачные краски Средиземноморья, утреннюю фиолетовую дымку, нисходящую из потусторонних сфер в бирюзовые волны с первыми лучами солнца. Кажется, что на земле не может быть более завораживающего лазурного прибоя, набегающего на каменистый берег, превращающегося на закате в зыбкий и неуловимый прозрачный огонь, как алая ртуть.

Ветер стих. Пауль сразу узнал необычные очертания тучи, появившейся над морем в день жуткого землетрясения в Италии. Память удивительным образом зафиксировала мельчайшие детали тех часов. Рыбаков, спешащих к берегу, серо-грязную мглу, покрывающую собою небосвод и проглотившую последний солнечный луч. Вода неожиданно вздыбилась, все вокруг злобно завыло, засвистело. Корпус корабля завибрировал, будто по нему молотили здоровенной дубиной. Ворвавшаяся в бухту огромная волна развернула стоящие на якоре суда на 360 градусов, безжалостно выкинув Пауля из сна и уютной кровати. Пол содрогался, стены ходили ходуном. Что это? Опять землетрясение? Здесь, на Балтике? Жалобно звякнув, стёкла спальни осыпались по портьерам, и в комнату пахнуло декабрьской стужей. А вслед за ней до ушей капитана добрался бушевавший над портом грохот грома и молнии. Ещё удар и вспышка быстро разгорающегося в акватории пожара. “Это же артиллерийский обстрел! Бьют крупнокалиберные орудия!” Капитан подскочил к окну, прижался к стене, опасаясь летящих снарядов, осторожно выглянул в лишившийся стёкол проём и застонал. Морская гавань полыхала. А вместе с ней сгорали два года кропотливой упорной работы Кутшера. Пауль не был кадровым военным моряком. Должность начальника либавского порта не предполагала знание стратегии и тактики сражений. Но он всегда был крепким хозяйственником, за что его начальство ценило. Для восстановления работоспособности и эксплуатации этого единственного незамерзающего порта на самом севере фронта требовалась особая хватка.

Сразу после оккупации Либавы назначенная губернатором трофейная комиссия, возглавляемая Кутшером, установила наличие значительного количества кожевенных материалов, спирта, жмыхов, дерева, шерсти, мехов и удобрений. В военном порту хранились порядочные запасы бензина, масла, меди, латуни, цинка и резины. В Германии ввиду военных надобностей уже тогда был сильный недостаток этих материалов. У местного населения конфисковали всё, что можно, включая лом цветного металла – он прямиком уходил на патронные заводы. Из Пиллау пришла землечерпалка. Обстановка наружного фарватера буями была закончена, лоцманская и дозорная служба организованы. На сигнальной станции, обустроенной в военной гавани на здании управления военного порта, недоставало только прожектора. У основания северного мола готовилась установка орудий с потопленных эсминцев V–107 и S–128. Армия соорудила полевые укрепления и поставила несколько старых пушек.

Оживленное движение царило и в торговой гавани, откуда отправлялись военные трофеи. Обозы армии колоннами доставляли имущество в гавань, где непрерывно велась погрузка на суда для отправки в Германию. Оборудован большой продовольственный склад. Шли усиленные работы по восстановлению разрушенных железных дорог, пущена в ход фабрика колючей проволоки. Всё это перед его глазами тонуло в огне и дыму, а море непрерывно сверкало вспышками артиллерийских залпов. Казалось, что в непроницаемой тьме загорались и гасли сотни огней, тут же заслоняя частоколом разрывов аванпорт, причалы и стоянки кораблей. “Боже мой, сколько же вас здесь! – прошептал капитан, торопливо одеваясь. – Кто это? Русские? Англичане? Скорее всего они. Русские сидят в своей луже и носа не высовывают. Виндава, Мемель, Либава стали давно глубоким тылом.” Начальство даже не сочло нужным восстанавливать артиллерию фортов, не удосужилось возвести ни одну береговую батарею, в отличии от Фландрии, усеянной орудиями разных калибров, вплоть до 381 мм. Охрана с моря ограничивалась дозорной службой, вспомогательными тральщиками и полетами самолетов.

Базирующиеся в Либаве линейные корабли «Brandenburg» и «Wörth», состоящие в V эскадре, ещё в феврале 1915 года лишились части личного состава и числились «дивизией неполной готовности», имея одного командира, одного флагманского артиллериста на оба корабля и только треть прислуги для артиллерии и дальномеров. Все резервы высосало противостояние Флота Открытого моря с англичанами. Таким же полуразобранным выглядел древний, как динозавр, броненосец морской обороны “Hagen”. Яркая звёздочка в этом паноптикуме – самый боеспособный из всех условно мореходных сил лёгкий крейсер “Аугсбург” – выталкивал на фарватер портовый буксир в надежде на его двадцатишестиузловую скорость и двенадцать 105-мм пушек.

Море опять осветилось вспышками, и вокруг маленького кораблика вздыбилась вода вперемешку со льдом. “Как они разглядели шевеление в порту? – удивился капитан, натягивая шинель. – Как они вообще нежданно-негаданно тут оказались? Надо срочно связаться с побережьем, предупредить гарнизон в Виндаве и Мемеле!”

Капитан цур зее Кутшер не был поставлен в известность, что несколькими часами ранее в ста верстах от Либавы, на траверсе Виндавы пустил пузыри брандвахтенный броненосец береговой обороны “Siegfried”, накануне отметивший своё 20-летие службы кайзеру. Символично, что на дно его отправил сверстник, угольный миноносец “Видный”, подкравшись без ходовых огней к освещенному неподвижному “Зигфриду” и всадив две торпеды с пистолетной дистанции в десять кабельтовых. Через четверть часа корректируемая с миноносцев артиллерия “Дианы” в хлам разнесла портовые службы, сторожевики и застигнутый врасплох батальон ландвера. Тукумский полк, высадившийся на руины немецких позиций, двинулся по железной дороге к Либаве и Фрауэнбургу.

Практически одновременно с десантом под Виндавой, в пяти милях от Либавы быстроходные эсминцы высадили разведочные группы Курземского полка и сигнальщиков Балтфлота. Проникнув под видом местных жителей в Свято-Никольский морской собор и протестантскую церковь святой Анны, разведчики установили прямо на заднем дворе храма радиостанцию, загруженную на трофейный фургон, занимавшийся экспроприацией имущества населения и оказавшийся не в том месте не в то время. Стрелки организовали охрану периметра, а моряки, входившие в разведку, взяли на себя артиллерийскую корректировку, превратив огонь 102-мм орудий эсминцев, восьмидюймовок крейсеров “Россия” и “Громобой”, двенадцатидюймовок второй бригады линкоров ”Андрея”, “Павла”, “Цесаривича” и “Славы” в убийственно-точный. Когда канонада стихла, выглянувший из укрытия капитан увидел чадно горящие от бака до юта броненосцы береговой обороны, беспомощно привалившуюся к причальной стенке авиаматку «Glinder» и задранную корму “Аугсбурга” с обнаженными винтами. Акватория кишела шлюпками и катерами с возвышающимися над ними островками эсминцев. Пятитысячный десант под прикрытием корабельных пушек высаживался на полуразрушенные причалы гавани, накапливался на припортовой площади и живо растекался по узеньким городским улочкам, деловито осваивал ангары авиационного отряда, лениво добивал очаги сопротивления гарнизона. Комендант Либавы располагал двумя батальонами ландвера и тремя – ландштурма, несколькими эскадронами кавалерии и двумя дюжинами орудий, разбросанными на десятикилометровом радиусе. Все эти силы, ввиду подавляющего огневого превосходства противника, спешно покидали места дислокации и отступали на Север, подальше от разрушительного огня корабельных пушек. Адмирал Непенин, слушая донесения командиров десантных штурмовых отрядов, вертел шпаргалку Распутина, периодически кося глаза на фразу: “При двух сотнях орудий на километр фронта о противнике не спрашивают и не докладывают, а только доносят, до какого рубежа дошли наши наступающие части”.[46]