Ошибка комиссара - Евгений Васильевич Шалашов Страница 44

Аэлита не стала говорить о том, что она пережила в тот момент, когда у нее на глазах погиб любимый человек, просто констатировала, что если бы не тетушка, то она, скорее всего, тоже бы покончила с собой. Спасибо подругам, которые дали телеграмму в Череповец и тетка, бросив все дела, примчалась в Ленинград. Чуть не бросила институт (спасибо тетушке, которая ходила в ректорат, писала за племянницу заявление на «академку»), почти год приходила в себя. Опять-таки, благодаря усилиям тетушки перевелась на заочное отделение, кое-как закончила вуз.

Не умерла, устроилась в библиотеку, но на личной жизни поставила большой крест. Пыталась искать утешение в религии, но после первого же посещения церкви решила, что больше туда ни ногой! Откуда она могла знать, что в церковь женщинам нельзя заходить с непокрытой головой? А она вошла, но не успела даже свечку купить, как на нее сразу же налетели бабульки, обозвали лахудрой и чуть ли не силой вытащили из храма.

Замкнулась в себе, стала искать спасение в работе. Читала, сама себя воспитывала в духе минувших времен.

Раньше они жили вместе с тетушкой, в этой комнатушке, но десять лет назад умерла бабушка, оставив дом в Череповецком районе и тетя Валя уехала на «малую» родину. Видимо, тетя решила, что так племянница быстрее устроит личную жизнь.

Но уж какая личная жизнь? Кажется, со временем отошла от своего горя, но так и не встретила никого, за кого бы хотелось выйти замуж, родить детей. Была даже пара романов, но так, не всерьез. Те люди, которые хотят жениться, в библиотеки ходят нечасто, приходят либо совсем молодые, либо уже зрелые, имевшие семьи. А она не ходит ни на танцы, ни в клубы. А со временем, уже после тридцати пяти, махнула на себя рукой. Детей заводить поздно, а если не будет детей, так к чему и замужество?

Вот такая получилась история. Совсем невесёлая. Жаль женщину. Останься жив ее отец, росла бы она дочерью какого-нибудь большого военачальника и забот не знала. На войне и росли быстро, правда, и падали порой стремительно. Так что Лев Никодимович вполне мог оказаться и генералом. Была бы Аэлита генеральской дочкой. А если бы не погиб жених, то и жизнь сложилась бы по-другому. По сути — жизнь прошлась огненным колесом по ее судьбе не один раз, а минимум, дважды.

— В какой, ты говоришь, деревне тётушка-то сейчас живёт? — на всякий случай уточнил я. — То, что недалеко от Яганова, я запомнил. А название какое-то птичье…

— В Кукушкино.

Село Яганово я знал, а вот про Кукушкино слышал впервые. Но мало ли у нас деревень, исчезнувших с лица земли? Хорошо еще, что некоторые села уцелели.

Стоп. А почему это я считаю, что про Кукушкино услышал впервые? Ведь бьётся же в мозгу какая-то мыслишка относительно этого названия. Нет, не вспомнить. Сейчас, пожалуй, важней другое. Наш Роберт теперь тоже знает про эту деревню.

Кукушкино… Епанчины… Кукушкино… Епанчины… Две женщины с одинаковой фамилией… Большая трагедия…

Бессвязные мысли не давали покоя. И я, наконец, вспомнил.

[1] Ленинградское Краснознаменное училище военных сообщений имени М. В. Фрунзе

Глава семнадцатая

Цена инспектора

Однако, пора и честь знать, в том смысле, что не вечно же я буду злоупотреблять «марсианским» гостеприимством. Особенно когда есть над чем поразмышлять в одиночестве. Свою лениво пробуждающуюся память ещё рановато выворачивать перед Аэлитой, да и не уверен я пока ещё ни в чём. Так, какие-то ошмётки воспоминаний, создающие тревожный фон, но никакой конкретики. И спросить, как всегда, не у кого.

— Мне пора, — без всяких предисловий заявил я и начал собираться.

— Алексей, а у вас там с Ольгой всё серьёзно? —тоже без всяких предисловий вдруг спросила Аэлита.

Я удивлённо воззрился на неё.

— Кто же в таких случаях тебе правду-то скажет, милая моя? Уже взрослая, сама понимать должна.

В этот раз Аэлита не отреагировала на мой толстый намёк относительно возраста. Она ждала ответа.

Во мне проснулось любопытство.

— И вообще, а почему ты об этом спросила? Знаешь что-либо от Ольги?

«Марсианка» не замедлила отыграться:

— Милый мой, кто же тебе в такой ситуации правду-то скажет?

Что ж, один — один. Молодец, девчонка! С девчонкой я, конечно, перехватил, но это же не вслух.

— Да, пожалуй, ты права. Но я тем не менее скажу правду. У нас с Ольгой всё так серьёзно, так серьёзно, что вообще никак. Вот никак — и всё. Хорошие знакомые — и не более. Хочешь верь, хочешь не верь.

Поверила Аэлита или нет, меня беспокоило не сильно. Не хватало ещё игру в угадайку затеять.

— Всё равно я бы не хотела, чтобы Ольга знала о…

Аэлита замялась с формулировкой, чего бы она не хотела, но это было и так ясно. Я постарался пресечь её мучения.

— Ты совершенно не знаешь мужчин. Поверь, на такие темы обычно позволяют себе болтать только импотенты-теоретики. Ты же меня к ним не станешь относить? — я лукаво глянул на неё. — Настоящий мужик никогда опустится до такого.

Что-то у нас разговор совсем не туда пошёл.

— Ты вот что, — начал я, уходя от опасной темы, — будь всё-таки поосторожней. Если что-то начнёт происходить, дай мне знать. Я тебе там на столе оставил номера телефонов общежития, меня позовут, если я дома, и рабочий. Вдруг, несмотря на наши заклинания, твой Роберт объявится.

Мы попрощались неловко и чопорно, раскланиваясь и не подавая друг другу рук. Ситуация как будто вернулась к началу нашей встречи здесь же на крылечке. Я уже повернулся, чтобы выйти, когда Аэлита меня окликнула:

— Лёша!

Так она меня ещё не называла. Я обернулся.

— Спасибо тебе!

— За что? — удивился я.

— За всё! — не стала она мелочиться.

Подошла ко мне и торопливо целовнула то ли в губы, то ли в щёку. И тут же добавила:

— Только это ничего не значит.

И легонько подтолкнула в спину — иди уже.

Вот теперь и думай, что хочешь.

Я шёл на работу замаливать грехи, если моё отсутствие стало заметным, и размышлял над несправедливостью нашей службы. Выиграл — молодец, не повезло — сам виноват, вот тебе всеобщая обструкция и пожизненный эцих с гвоздями[1].

Ужасно не хотелось