Михаил Ремер - Спасти Москву Страница 45

– Да нет, – протянул в ответ тот. – Посланник к нему явился: рассказал, научил, объяснил.

– Думаешь, в атаку пойдут завтра снова? – перевел тему Николай Сергеевич.

– А куда же денутся-то? Тохтамыш, может, за другим чем пришел, а воины его – за хабаром. И без него уйти – опозориться значит перед войском собственным. Гордость не позволит ему. Жди. Явится. Может, и сегодня даже. Они, говаривают, налегке пришли, чтобы ветра быстрее лететь. А значит, и без харча. Разве что с тем, что по дороге награбили.

– Тогда нам отдохнуть стоит, – проворчал Булыцкий.

– Твоя правда.

Наступило затишье. Длительное и грозное. Видимо, поняв, что с окрестностей все стеклись в столицу, вернулись раздосадованные всадники. Теперь в их движениях уже больше было раздражения. Тот, что старший, принялся что-то объяснять товарищам, и те, кивнув головами и подняв тучу пыли, вновь улетели прочь. В этот раз, впрочем, уже ненадолго.

– Гляди!!! – заорал вдруг звонарь, тыча пальцем куда-то вперед. – Вот шельмы! Не стали завтрашнего дня дожидаться-то!

Встрепенувшись, Николай Сергеевич принялся вглядываться вдаль и чуть не обомлел. Прямо на стены двигались длинные конструкции, обтянутые кожей. Настолько это было чудно, что и не сразу понял пенсионер, что это.

Нападающие сменили тактику. Теперь, вместо того чтобы плотной толпой переть на штурм, воины, разбившись на цепочки, двигались, укрываясь за длинными конструкциями: обтянутыми кожей жердями. Булыцкий и не сразу понял, что это разобранные походные юрты, за которыми нападавшие укрывались от многочисленных стрел защитников.

Быстро проскочив зону поражения пороков, они прямиком попали под дождь стрел, однако, находясь за новым укрытием, практически не понесли потерь; разве что болты самострельные иной раз прошивали насквозь кожу, выбивая бойцов. Впрочем, немного таких было, и, укрытые необычными щитами, атакующие приблизились практически к стенам. И снова охнули со стен тюфяки, выплевывая очередную порцию чугунных чушек вперемешку с каменными глыбами. Впрочем, в этот раз урон от них был гораздо меньше. Мало того что часть зарядов пролетела мимо целей, так еще и энергия их настолько мала была, что не хватало того даже на то, чтобы проломить самодельные щиты, а тем более поразить при этом хоть одного из укрывавшихся за ним воина. Нападающие почувствовали себя намного увереннее. Оглашая воздух радостными воплями, они ринулись в новую атаку. Мгновение, и вот уже запели тетивы эрзац-арбалетов, высвобождая болты, впрочем, и здесь без особенного успеха. Атака набирала темп. Теперь, зная о разбросанной колючке и неуязвимые для обычных стрел да болтов эрзац-арбалетов, тохтамышевцы чувствовали себя намного увереннее.

Одним махом и без серьезных потерь добрались до растянутой между столбами колючей проволоки и, прикрываясь щитами, подтащили и перебросили тяжелые доски. Проволока натянулась, но выдержала. Тогда нападающие быстро-быстро, в цепочки по одному, бросились перебираться через препятствия.

– Гляди, Никола, остановились, шельмы! – снова расхохотался Слободан.

И точно, остановившись и выскочив из-за укрытия, пусть бы даже и на несколько секунд, тохтамышевцы стали отличными мишенями для защитников. Снова загудели тюфяки, выплевывая смертоносные заряды, снова запели тетивы, выпуская на волю яростные стрелы, а со стен уже полетели копья.

Снова укрывшись за хитрыми приспособлениями, нападающие бросились к стенам, на бегу разворачивая и поднимая штурмовые лестницы, однако тут их поджидали разбросанные рыбацкие сети да режущие ноги чесноки. Ряды нападавших тем не менее смогли удержать строй и не рассыпаться на отдельные единицы. Совсем немного им времени потребовалось, чтобы подойти к самим стенам Белокаменной. Впрочем, здесь их ждали кипяток и горящая смола, обильно сбрасываемая защитниками со стен. А еще специально припасенные булыжники да валуны, летящие вниз и крушащие деревянные конструкции, черепа да кости. Внизу началась сумятица. Ну никак не ожидавшие столь организованной обороны, татары не готовы оказались к продолжительному штурму и теперь, расколовшись на отдельные группы и отчаянно закрываясь щитами да обломками перекладин, были прижаты к стенам, тщетно укрываясь от потоков кипятка и смолы, сбрасываемых защитниками. Визги ошпаренных, стенания раненых, крики атакующих, вопли и улюлюканья обороняющихся слились в один страшный хор, дополняемый страшным ржанием обезумевших лошадей, раскатами плюющихся смертью тюфяков, пением тетив да свистом стрел. И над всем этим мерно ухал колокол, раззадоренный безумно хохочущим звонарем.

Булыцкий принялся осматривать стены в поисках князя или иных знакомых, но обнаружил лишь Владимира Храброго, облаченного в ту самую футболку поверх блестящих лат, что подарена была ему Булыцким. Стоя так, чтобы видеть поле боя, он, укрытый конструкцией из деревянных щитов, делавшей его недосягаемым для стрел, коротко раздавал приказания, корректируя ход сражения. Рядом с ним стоял Тверд, нетерпеливо поглядывающий куда-то вдаль. И хотя ничего смешного в том не было, Николай Сергеевич, схватившись за живот и трясясь от смеха, без сил сполз на дощатый пол; нет, это же надо так: за семьсот лет до создания группы вписать ее в анналы истории. Интересно, летописцы тутошние да граверы, или как там художников этих, что картины рисовали, изобразят Владимира в кольчуге или в футболке этой?!

Тверд вдруг, обратившись к князю, принялся, отчаянно жестикулируя, о чем-то говорить мужу. Причем, судя по экспрессии, с которой те общались, дело у них чуть ли не до перепалки доходило. Впрочем, Булыцкий, больше увлеченный сражением, не обратил на это никакого внимания; ну лаются, ну и что теперь? На то и мужчины они, чтобы горячиться время от времени.

Вторая атака захлебывалась. Орущая волна дрогнула и начала отступать, осыпаясь на землю окровавленными силуэтами. Как иконы, выставив вперед цветастые щиты, передние ряды пятились назад, то и дело выплевывая неподвижные тела. Впрочем, едва попав в зону досягаемости пороков, и эти строи рассыпались на отдельные обезумевшие от боли и страха бегующие с поля боя группы. Еще немного, и все закончилось. Лишь только слышались вопли раненых, умоляющих о чем-то на своем языке защитников крепости.

Со стен к внешней стороне живо спустились длинные лестницы, по которым вниз соскочили с полтора десятка крепко сбитых мужиков. Живо бегая внизу, они, под надежной защитой лучников и арбалетчиков, вытаскивали израненных или убитых русичей, сбитых со стен стрелами нападавших. Тут же спустились на веревках корыта, в которые укладывались пострадавшие, и живо поднимались наверх.

Чуть позже к стенам крепости приблизился крупный отряд, возглавляемый высоким смуглым воином. Приблизившись на расстояние выстрела, предводитель, жестикулируя, попросил дозволения приблизиться к стене.

– Ррочиз отважный воин, – тщательно проговаривая непривычные ему слова, начал он, – многий дом ждет пллач. Многгий мать не увидит свой сын. Пазволь забрать сын нашей земли.

– Забирай, – махнул с крепостной стены князь Владимир. – Не забалуй, гляди только!

– Ррочиз великий воин! – махнул рукой тот, давая команду своим.

– Князь, почто позволяешь? – пробился наконец на крепостную стену Николай Сергеевич.

– А, чужеродец, – приветствовал тот старика. – Все по-твоему… Вишь, как оно ладно складывается? – Кивком указал он на разбросанные по полю многочисленные тела.

– А как ловушка? Ты почто подойти дозволил им?!

– Да брось ты, – отмахнулся князь. – Мало их слишком для ловушки-то. Да и чуть что, стрел отведают, – кивком указал он на напряженно наблюдающих за перемещениями неприятеля лучников. – А этим… – кивнул тот на распластанных по земле врагов, – нечего здесь коптить.

До самой ночи понурые воины Тохтамыша собирали своих раненых, о чем-то там переругиваясь с русичами, занявшими позиции на стенах. Сколотив легкие деревянные салазки, привязанные к лошадям, они грузили на них раненых, отправляя назад, к лагерю. Мертвых же оставляли нетронутыми. Разве что оружие забирали. Внутри же Кремля тоже бурлила жизнь, сосредоточившаяся теперь вокруг раненых защитников.

То здесь, то там сновали озадаченные мужики, на тачках конструкции Булыцкого развозя пострадавших. Николая Сергеевича тоже отыскали и просили подсобить. И напрасно тот разводил руками, показывая опустошенные склянки да упаковки от обезболивающего; его, уже зарекомендовавшего себя неплохим лекарем в прошлый раз, буквально притащили к зданию Кремля, куда свозили всех раненых. Что же, едва завидев происходящее, тот рьяно принялся за дело.

Поначалу бегло осмотрел он всех, кого смог, и принялся распределять по группам. Тех, кто с несерьезными ранами, рассадил на папертях, словно нищих, подаяние просящих. Тех, у кого раны серьезными казались – внутрь храма, где над ними уже и молебны устроили. Ну а тех нескольких, что кости поломали при падениях, разложить по подвезенным заранее телегам.