Анатолий Ткачук - Лекарство от Апокалипсиса Страница 45

– Это ничего не значит. Как ты думаешь, смерть или жизнь одного человека должна была отразиться на нашем существовании? Это невозможно!

– Смотря какого человека… Но ты же понимаешь, что так же может пройти незамеченным все, что мы можем сделать, так и оставив наш мир без изменений.

– А кто тебе сказал, что если мы что-либо изменим в прошлом, то и у нас что-то должно измениться?

– В каком смысле? – Алекс взволнованно посмотрел в глаза Макса.

– Это значит, что, может быть, своими действиями мы из одной временной прямой создаем целый веер вероятных развитий событий, – он замолчал и на некоторое время задумался. – То есть, возможно, что даже если мы изменим что-либо в прошлом, в нашем уже существующем слое времени ничего не изменится. Изменения в этом случае затронут один из вариантов веера, и развитие пойдет уже по этому новому пути в каком-то параллельном нам пространстве. То есть, мы сохраним цивилизацию в некоторой альтернативной реальности, но для нас самих эта реальность останется прежней… Ты понимаешь, о чем я говорю?

– Кажется, да, – Алекс отвел взгляд в сторону. – Ты хочешь сказать, что как бы мы ни пытались что-то изменить, будущее для нас уже точно определено, и мы никуда от него не уйдем. Но те, другие мы получим возможность продолжить существование в альтернативном для нас пространстве и времени?

– Ты все верно понимаешь. Но это только теория. Чернобыль дал нам уникальную пищу для размышлений, которой никто прежде никогда не имел. Точнее, не хотел иметь. Нам на ходу приходится проверять самые невероятные истории, которые прежде относились к разделу научной фантастики. Мы можем лишь отдаленно предполагать, как будет развиваться ситуация в том или ином случае. Возможно, все наши действия вообще бессмысленны, и существуют механизмы, которые компенсируют любые наши деяния. Или все, что мы делаем, приведет к тому, что мы просто уничтожим мир. Возможно, все наши путешествия – это только плод нашего воображения, и мы перемещаемся во времени лишь в своих мыслях, а этот энергетический сгусток порождает набор реалистичных галлюцинаций. У нас нет оборудования, чтобы в полной мере оценить это. И что? Ты предлагаешь все бросить и самозабвенно попытаться умереть? Так целый миллион способов открыт для этого. Я ничего не могу тебе обещать, понимаешь, я хирург, который говорит пациенту, что шанс удачной операции пятьдесят на пятьдесят. А выбор – умереть от болезни или от операции – за тобой. Но во втором случае у тебя еще будет и шанс выжить. Так что решай.

Макс медленно двигался по коридору в сторону выхода. Алекс замер, рассматривая недавно образовавшиеся трещины, которые черной паутиной расползлись по стене во всех возможных направлениях.

– А что, если наше знание попадет не туда? Как мы узнаем, что передаем его в надежные руки, и оно не будет похоронено подобно тысячам гениальных идей в каком-нибудь могильнике научных знаний? – довольно громко проговорил Алекс, когда его собеседник почти скрылся за поворотом.

– Никак! – Макс остановился и достаточно быстро пошел назад. – Это тоже лотерея, как и вся наша жизнь. Могут быть только два варианта: сработает и ли не сработает. Третьего быть не может. Ты знаешь, сколько гениальных разработок погибло здесь же, в Чернобыле. Поэтому если мы дадим знание только одному человеку, оно запросто может сгинуть в пределах одного кабинета или научного заведения, или даже в пределах одной головы… Но может быть и хуже, оно станет абсолютной защитой только в пределах одного государства, которое получит возможность диктовать свои условия всем остальным только потому, что оно перестанет бояться ядерного оружия. Понимаешь, баланс будет нарушен. И все, история пойдет совершенно в другом русле, напоминая середину сороковых годов, когда у ядерного оружия был один единственный владелец, который почт и получил абсолютную власть над миром и попытался диктовать свою волю остальным. А наше оружие тогда стало лишь средством защиты, создавшим баланс в мире, сохранявшийся ни одно десятилетие. Нарушение этого баланса могло стать и, скорее всего, стало катализатором, ускорившим начало глобальной ядерной войны. Да что я тебе рассказываю прописные истины, ты и сам все прекрасно знаешь.

– Но… – Алекс замялся, в этом разговоре они вдруг неожиданно поменялись ролями. – Но другого выхода и нет.

– Вот видишь, ты и сам все понимаешь. Лучше умереть в борьбе, чем обречь себя на гибель, даже не сопротивляясь ее неотвратимому моменту. К тому же, кроме своего знания нам нечего дать людям в защиту от ядерной войны, которую бессмысленно останавливать. Ведь кроме организма у человека нет другого способа защиты… Нет, не было и не будет. Поэтому только знание о том, как организм может противостоять, дает шанс на выживание и на будущее. Все остальное, что мы привыкли считать надежными средствами защиты – бессмысленно. Ты сам видел, насколько бесполезны костюмы химической защиты против того, что теперь творится снаружи. И если бы мы с тобой попали в этот мир просто так, минуя жизнь в арке и саркофаге, мы бы давно подохли, может быть, там снаружи у подъемного крана. А бункеры? Это же просто смешно… Это не панацея, это склепы для братских захоронений… Понимаешь, все это блеф и самообман, придуманный учеными и бизнесменами. И то, что мы видим сейчас, лишь тому доказательство. Где все те, кто должен был выжить в бомбоубежищах и бункерах? Молчат… Нет никого из них в живых больше.

– Это верно, – Алекс одобрительно кивнул головой. – Я так понимаю, что создать препарат, позволяющий спастись от радиации, у нас едва ли получится. Скорее это просто невозможно сделать, тут важен целый комплекс различных способов – все то, через что прошли мы, но не таким вандальным способом. Например, в больничных условиях. Значит, нам нужно составить точную программу действий для людей, которые хотят выжить в условиях ядерной войны.

– Это все хорошо, но ты же понимаешь, что постепенное привыкание к радиации – это колоссальный риск для любого организма даже под наблюдением врачей. У нас не было выбора, и мы отчаянно шли на эксперименты с самими собой. И нам просто повезло, не более того. Но в случае массового проведения подобных опытов, трагедий не избежать. Ты же сам прекрасно понимаешь, что каждый организм уникален в своем роде и может отреагировать самым неожиданным образом, и тогда случайных смертей не избежать.

– Что тогда делать? – вновь к Алексу стало возвращаться неприятное ощущение безысходности.

– Есть у меня кое-какие мысли, но мне это нужно еще проверить. Хотя фактор привыкания и приспосабливаемости организма нельзя исключать полностью. Но нужно понимать, что любой из возможных вариантов будет губителен для людей, ведь за свою жизнь даже в ежедневных условиях человек теряет один год только за счет борьбы с естественным радиационным фоном. А если мы попытаемся к этому добавить еще более мощное облучение, да еще и внести какие-то изменения в саму физиологию… Если учесть, что, как правило, любые искусственные манипуляции с организмом человека приводят к сокращению продолжительности его жизни, то на выходе мы получим людей, которые будут жить в новом мире не очень долго, но дольше, чем обычные представители рода человеческого в тех же условиях. Из двух зол, как говорится…

– Да, но воздействие радиации запускает процессы мутации, которые в ряде случаев рано или поздно, передаваясь из поколения в поколение, исчерпываются, давая новую жизнеспособную особь, которая может жить уже в абсолютно других условиях. Собственно, они и окажутся полностью адаптированными даже к перерожденному миру… – Алекс замолчал, перед его глазами вновь всплыл образ того самого застреленного боевика, отчего он резко увел разговор в другую сторону. – Как думаешь, почему если путешествия во времени нас постоянно перемещают в места, так или иначе связанные с разного рода радиационными катастрофами или другими событиями в том же роде, то сейчас я оказался именно участником какого-то конфликта на Востоке?

– Хм… – не ожидая подобного поворота, Макс сделал небольшую паузу. – Ты же сам прекрасно представляешь себе особый подход арабских стран к ядерным вопросам. Для них ядерная энергия это табу, за редким исключением, правда. Чего стоит только иранская ядерная проблема… А может быть тут дело в другом… – Макс, размышляя, замолк.

– В чем? – так и не дождавшись ответа, спросил Алекс. Он действительно слишком много сам знал о ядерных проблемах арабского мира – кражах ядерного топлива со станций, убийствах физиков-ядерщиков и даже откровенных диверсиях иногда с применением современнейших технологий. Но больше всего его поразила история, случившаяся на недостроенной атомной электростанции в Бушере, где чудом удалось выявить компьютерный вирус, направленный на выведение из строя реактора. Возможно, эта вредоносная программа могла устроить там еще один «Чернобыль». Когда он вспоминал об этом событии, каждый раз возвращался в своих мыслях к неподтвержденной, но длительное время существовавшей версии вредительства на ЧАЭС. Если это и было не так на самом деле, то, по крайней мере, у Алекса не оставалось сомнений в том, что человечество не оставило бы шансов на свое уничтожение никому, кроме самого себя и никогда не остановилось бы перед самыми омерзительными способами колоссального самоубийства. Что собственно и произошло…