Роман Буревой - Боги слепнут Страница 45

– Точно не назначат, – зачем-то пообещал сенатор.

– А что консул Силан? Он тоже против Бенита?

Сенатор пожал плечами. Не стал говорить, что консул Силан подписать бумагу отказался. Разумеется, Силан готов на все, чтобы устранить сенатора Флакка. Помпонию Секунду Флакк тоже не нравится. Но что делать?!

Почему всем нравится Бенит? Почему римляне считают, что он так нужен Риму? Может, Помпоний выжил из ума, может, так постарел, что не понимает происходящего? А остальные понимают, прозревают, предвидят и потому не беспокоятся.

Бенит хочет власти – пусть получит. Трион неведомо где изготавливает новые бомбы – пусть изготавливает. Легионеры продолжают умирать от лучевой болезни – пусть. Империи грозит голод – что из того? Пока таверны полны жратвой, все столики заняты, все чаши полны. И театры полны, и Колизей. И гладиаторы дерутся. И ставки на них высоки. Что тебе еще надо, Помпоний?

Помпоний Секунд никогда не был особенно умен, а речи его были, мягко говоря, не блестящи. Он произносил средненькие речи, средненький человек среднего возраста и среднего роста. А тут он как будто и говорить научился. В речах появилась страстность. В оборотах – яркие сравнения. И роста он стал как будто высокого – плечи расправились, голова иначе теперь была поднята. У него явились вдруг поклонники – ходили за ним, просили автографы, на грудь прикалывали значки с его профилем. Однако он напрасно просил у этих людей помощи – они тут же исчезали, как мотыльки. Этих мотыльков привлекал аромат скандала и силы. Сенатору звонили по телефону, неизвестные, хриплые, похожие друг на друга голоса просили отказаться от войны с Бенитом, жить с молодым сенатором в дружбе и мире. Помпоний Секунд не желал внимать звонившим, швырял трубку. Тогда звонили другие (или все те же?) и угрожали недвусмысленно. И опять Секунд не желал слушать, опять прерывал разговор.

Помпоний побывал у Юлии Кумской. Ему нравился ее дом – не шикарный, но обставленный с необычайным вкусом, где каждая вещь подбиралась, как кусочек смальты для мозаики, ложилась в свое гнездо, и создавалась картина. Ничего особенного, ничего слишком дорогого, кричащего. Бюст на подставке, шелк песочного оттенка, зеленоватый ковер на полу, занавеси плотные, двуцветные. Кофейная чашечка с золотым ободком. Придя в этот мир, не хотелось уходить, особенно, когда за окном проливной дождь. Здесь от каждой вещи исходило тепло. Будто не кошка лежала на вышитой подушке, а гений. Может, в самом деле гений? У любого человека есть какой-нибудь талант. У некоторых – создавать такие дома.

– А может Бенит и не так плох? – проговорила Юлия задумчиво, откладывая письмо. – Я рада, сиятельный, что ты так озабочен судьбой Рима. Но, кто знает, может, Бенит – новый Юлий Цезарь?

– У нас уже был император, мнящий себя Юлием Цезарем. – Помпоний всегда недолюбливал Руфина и этого не скрывал. – И сколько людей стали несчастными!

– Правителя не должны интересовать отдельные судьбы. Ему надо думать о процветании государства в целом. А кто там гибнет и как – не все ли равно?

Помпонию показалось, что он ослышался. Прежде Юлия никогда так не говорила.

– Бенит вчера говорил то же самое, – не без сарказма заметил сенатор. – Не его ли слова ты повторяешь сегодня?

– Да, прежде я не принимала Бенита всерьез. Но теперь переменила мнение. И в лучшую сторону. А впрочем, обо всем этом не стоит думать. Я играю. И этим живу.

И не подписала письмо.

Норма Галликан возилась со своим малышом в таблине клиники. Малыш сидел на детском стульчике и весело гукал, раскидывая по полу таблицы с данными о пересадках костного мозга. Норма в черной тунике, в черных брюках в обтяжку, коротко остриженная и неимоверно похудевшая, выглядела то ли девочкой, то ли старушкой – не поймешь.

Бенит?

– Мерзавец! – вынесла Норма Галликан приговор и тут же подмахнула письмо. – Триона так и не нашли? – спросила она зачем-то у Помпония. – Мне удалась последняя пересадка. Не хочешь взглянуть на счастливчика? Не хочешь – как хочешь! Тогда иди отсюда и не мешай. У меня уйма дел. Не до твоих мелочей.

– Избрание Бенита – мелочь? – изумился Помпоний Секунд.

– Бенита не изберут. Этого не может быть…

От Нормы Помпоний отправился к Луцию Галлу, но того не оказалось дома. Так сказал слуга, на мгновение приоткрывший дверь и тут же ее захлопнувший. Было уже поздно. Сенатор поехал домой. Машина затормозила у дверей. И тогда от колонны портика отделился человек, закутанный в блестящий плащ, и подбежал к машине.

– Мне надо с тобой поговорить, сиятельный, – заявил незнакомец, клацая зубами. Он промок насквозь.

– Кто ты?

– Понтий. Я – человек. И я одновременно – исполнитель желаний. То есть я исполнял желания. А теперь меня отправили строить этот дурацкого Геркулеса. А я не для этого подался в исполнители.

Помпоний распахнул дверцу, и Понтий плюхнулся на сиденье. В машине было тепло. Понтий блаженно вздохнул. Струи дождя били по стеклам. Хорошо сидеть в машине и ехать, и ехать неведомо куда. И в конце пути откроется удивительный край, где зелень и солнце, и храмы. Элизий, что ли? – сам себя одернул Понтий.

– Знаешь, что за существа служат у Бенита исполнителями желаний? Нет? Почти все бывшие гении.

– В этом еще нет ничего криминального.

– А если я скажу, что это они разгромили редакцию «Либерального вестника»? И именно они сожгли базилику.

– У тебя есть доказательства?

– Я видел это сам.

– Мне нужны доказательства, – сухо сказал Помпоний Секунд. Парень ему не нравился. Похож на мелкого доносчика. Из тех, что шакалами вились вокруг крупной дичи во времена Тиберия или Нерона и доносили, чтобы захапать долю наследства несчастной жертвы. Чего добивается этот тип? Денег? Славы? Мести?

– У меня есть два десятка фотографий. Только с условием: возьмешь меня на службу.

Ага, вот и награда. Не доля имущества, но тоже кое-что существенное.

– Кем хочешь работать?

– Кем угодно. Но чтобы денег побольше.

– Хочешь быть моим клиентом?

Парень отшатнулся.

– Ну, нет! Клиентом – это уж дудки. Клиентом – ни за что! Ищи другого дурака.

– Секретарем будешь работать?

– Это пожалуйста.

– Дашь показания в суде?

– Дам, – отвечал Понтий почти без запинки. – Не хочу никому прислуживать. Ни гениям, ни людям. – Запечатанный конверт лег на колени сенатору. – Когда Бенита скинут, вели убрать эту дурацкую статую с берега Тибра.

– Ступни Элия, что ли? – спросил сенатор.

– Именно, – сквозь зубы процедил Понтий.

Дело сделано, надо выходить под дождь. Понтий поежился.

– Будь осторожен, – зачем-то напутствовал его сенатор.

– И ты тоже, сиятельный. Спечешься – и мне конец.

Понтий выскользнул из машины и исчез. Как и не было. Но на коленях сенатора остался лежать влажный конверт.

Дождь барабанил по капоту «триремы».

Глава XIX

Апрельские игры 1976 года (продолжение)

«Дожди не прекращаются. Италии угрожает наводнение. Виды на урожай неутешительные».

«Сегодня – день Юпитера, виноградной лозы…»

Сенатор Помпоний Секунд вышел из дома, пытаясь зонтом прикрыться от хлещущих струй. Тога сразу сделалась мокрой. «Трирема» сенатора стояла чуть поодаль. Вернее – ему показалось, что это его машина. Подойдя ближе, он различил сквозь стену дождя, что «трирема» окрашена не в пурпур, а в черный цвет. Ему стало не по себе. Он хотел вернуться в дом и позвонить в гараж, но тут чьи-то крепкие пальцы ухватили его за локти и потащили к авто. Сенатор пытался сопротивляться. Подметки сандалий скользили по мостовой. Порыв ветра вырвал из рук зонтик и взметнул вверх – к верхушкам исхлестанных дождем кипарисов.

– На по… – закричал Помпоний, но вопль захлебнулся.

Мокрые от дождя руки втолкнули его в машину. Запах пыли и влажной шерсти, пота и вина ударил в нос. Сенатор ткнулся лицом в чьи-то колени, попытался повернуться, глянуть в лицо похитителям, но не успел – тонкая бечевка захлестнула шею, острая боль ножом прошла по горлу. Помпоний еще барахтался, как в волнах, в чьих-то руках и коленях. Потом дернулся и затих, но все же пальцы его в последний момент соскребли с груди одного из убийц клочок ткани.

– Ну вот, все кончено, – сказал здоровяк в черном, отдуваясь, как после тяжкой работы. – Забирай скорей его папку. Тело выбросим на помойку.

– Там ему как раз место! – заржал второй.

Бенит выслушал Криспину с интересом. Его стоило огромных усилий не расхохотаться, выслушивая, как будут извлекать сперму старика Викторина и замораживать в жидком азоте. Криспина совсем рехнулась. Вернее, она всегда была дурой. Но идиоты созданы богами на пользу умных людей. Таких, как Бенит. Кто-то предлагает стерилизовать глупцов. Как опрометчиво! Напротив, их надо размножать, холить, лелеять и следить, чтобы популяция простофиль не сокращалась…