Василий Кононюк - Шанс-2 Страница 46

– Понял, понял, уже весь открытый, как явор в поле, делай со мной что хочешь, дальше то что?

– В огонь смотри, и молодость свою вспоминай, когда ты не был таким сморчком засушенным.

Я смотрел в огонь и пытался вызвать в душе то забытое ощущение, возникающее только в юности, когда кажется, что все вокруг дышит радостью, и ты часть этого мира, молодого и беззаботного, созданного Творцом для любви. Когда кажется, что подпрыгнув, ты взлетишь, и не нужны тебе крылья…

То ли ликеру мы выпили изрядно, то ли обстановка после всех этих разговоров располагала, но у меня получилось на миг забыть обо всем что висело на голове, и поверить, что для меня горят на небе звезды, и для меня весь этот мир наш создан, ну и так далее, по тексту…

Любава забрала лучину, и место лучины заняли ее глаза, заслонившие собою все вокруг. Она медленно раздвигала створки закрывающие амбразуру, и впускала свет в сумрак моей души, и когда я убедился, что нет там ничего такого ценного, за чем стоило бы жалеть, она сорвала их с петель. Молодой радостный вихрь ворвался в мою каморку, разбрасывая все по дороге, и внося хаос в мой упорядоченный мир. Стоило мне крикнуть, как он испуганно и обиженно убрался, оставив меня одного. Но проделанный Любавой проем остался, он не мог затянуться так сразу, и постепенно я учился, расширяя его, жить с Богданом в двух помещениях сразу.

Постепенно мы научились сознательно объединять усилия, и наконец-то появилась реальная возможность соорудить то, о чем давно мечтал. Убедившись, что наши "резервные копии", где-то существуют в необозримых просторах нашего общего мозга, и более того, постоянно контролируют процессы на поверхности сознания, мы вместе с Богданом соорудили его усовершенствованную версию, с моей логикой и словарным аппаратом. Пришлось несколько ужать его эмоциональность, обрезать логику, вся не помещалась, не тот Богдан человек, чтоб долгие логические построения делать, но некий непротиворечивый индивидуум, с адекватной психикой у нас вышел. Это было сродни тому, что делает артист, которому нужно сыграть новою роль. Точно так же он навешивает на свою личность, новые черты характера и новые способности, отождествляя себя со своим героем.

Таким вот образом, сделав из Богдана артиста, решили показать его требовательной публике, напряженно ожидавшей, что ж из этого выйдет, и почему я сижу так долго с деревянной физиономией. Ждана уже начала предлагать радикальные методы по выводу меня из ступора, но на нее только шикнули.

Богдан сразу показал всем, что он парень не промах. Расцеловав на радостях Любаву, и поблагодарив ее за лечение, он этим не ограничился, а начал подбрасывать на руках к потолку. Потом, поставив перепуганную Любаву на место, он бросился к Мотре, но та была на чеку, и тут же огрела его по голове черпаком для воды, видно испугалась, что подбросит, а словить не сможет. Тогда он начал рассказывать, как он их всех любит, даже эту малую змею, которая сомневалась в успехе. Народ с изумлением взирал на нашу с Богданом суперпозицию, не зная, толи продолжать ее бить по голове, толи одно из двух.

– Ну как, девки, что скажете? – спросил у зрителей, после небольшой паузы.

– Тебе есть чему у Богдана поучиться, – задумчиво изрекла Мотря.

– Все одно с того толку не будет, только дурень разницы не увидит, – вставила свои пять копеек Ждана.

– Давайте уже спать ложиться. Дальше, Владимир, это уже твоя забота, что вы сотворите. Ты старший с тебя и спрос. Ждана, дурницы не мели, и языка свого не высовывай, разбаловала тебя мать покойная, пусть земля ей будет пухом. А ты, Любава молодчина, будет с тебя толк.

***

С того памятного дня прошло уже две недели. Я уже не боялся ходить на посиделки, Богдан прекрасно справлялся со своей задачей, был в меру общительный, в меру крикливый, в меру стеснительный, особенно не выделяясь из толпы сверстников. Оставшись наедине с Марией, он не мог вызывать никаких подозрений, разве что своей болтливостью, раньше он больше слушал и молчал, но это мелочи, либо само пройдет, либо жена отучит, тут даже вмешиваться не придется. Но это был Богдан, ни у кого не возникало сомнений, пусть слегка изменившийся, но не тот угрюмый молчун с холодными глазами, который еще недавно изредка появлялся в их обществе и старался поскорее смыться. Все прошлые странности, когда кто-то из девок любопытствовал, объяснял последствиями травмы, а мое чудесное преображение, Мотриной микстурой, которой она меня, наконец-то, вылечила.

С остальными делами было не так все весело. Они двигались, но очень медленно. Хуже всего было с металлургией. Вернее до нее дело вообще не дошло. Все застопорилось на уровне керамики. Все эти модели доменной печи, тугоплавкие горшки должны были медленно сохнуть, придвинешь чуть ближе к огню, трескаются, ночью перемерзнут, трескаются. Домой не возьмешь, по дороге развалятся. Зима, как оказалось, для определенного вида работ очень неподходящее время. Это серьезно действовало на нервную систему, потому что до весны было запланировано изготовление оборотного плуга на колесах, его без стали делать, только железо переводить. К стали для плуга, требования не ниже чем к стали для холодного оружия. Разве что по холодостойкости возможны поблажки, все-таки зимой, на морозе, не пашут.

Оборотный плуг был принципиальным пунктом в программе. Для того чтоб иметь армию и промышленность, нужно чтоб человек занятый в сельском хозяйстве мог прокормить не только свою семью, но хотя бы еще одну, занятую другим делом. В настоящий момент, с имеющимися в наличии инструментами и технологиями, соотношение, в урожайные годы, было таково, пять человек в поле, кормили одного мастерового или воина. Про неурожайные годы, лучше не говорить, голод это страшная беда, тогда уже не до пушек и не до кораблей. Так вот и выходит, что добыча, добычей, а без сельского хозяйства армии не будет. Хотелось ввести, со временем, всеобщую воинскую обязанность, ее на казачьих землях ввести проще всего, для казаков она уже существует де-факто, нужно только ее законодательно расширить для случая форс-мажорных обстоятельств на всех остальных. Но даже в случае всеобщей воинской обязанности нужно обеспечить человеку возможность выделить силы и время на занятия военной подготовкой.

Всеобщая воинская обязанность противоречит традициям этого времени, по крайней мере, для оседлых народов, хотя, те же татары успешно используют в случае надобности мобилизацию всего доступного взрослого населения. У Европы с этим большие проблемы, попробуй, вооружи холопа, он ведь потом дань платить откажется, спросит, а за что мне тебе платить, я сам себя защищаю.

Весь этот спор, о преимуществах вольнонаемных армий перед мобилизационной, который так любят вести интеллигенты, ни хрена в этом не понимающие, не выдерживает никакой критики. Вопрос всегда сводится к одному. Что желает правитель иметь в качестве своего народа, стадо рабов которыми просто управлять, либо граждан которые будут бороться за свою свободу, и свою страну. Все остальное вторично. А гражданин обязан защищать свою Родину, иначе он как бы и не гражданин, а пустое место. С этой точки зрения, оказывается, что татары уже построили гражданское общество, а всем остальным народам к этому еще идти и идти. Вот такой вот парадокс получился.

Другие дела тоже двигалось ни шатко, ни валко. Пилораму вот-вот должны были уже собирать и устроить пробные испытания, но, как всегда в конце, начинаются какие-то проблемы. То Степан руку поранил, то что-то сходиться отказывается, хоть перемеряно десять раз. То инструмент сломается, приходится к бате бежать на ремонт, а время течет как песок сквозь пальцы.

Придет весна, все забьют большой хрен на заработки, на монеты, и бросятся в поля сеять, сажать, поскольку монетку сжевать трудно, а жевать хочется каждый день. И что самое печальное, идея специализации совершенно чужда местному населению. Тратить монеты на то, что можешь сделать сам, считалось верхом глупости и транжирства. Причем во всех слоях населения. Крестьяне те все сами делали, паны отбирали у крестьян. Монеты народ тратил только на привозное, заморское, или то, что не под силу было сделать на своем подворье. Так что как ни крути, без решения продовольственного вопроса проблему индустриализации казацких земель не решить.

Еще пару проколов произошло по моей глупости. Когда я пару дней назад готовил очередную партию лесорубов к отправке на объект, ко мне подошел дядька Опанас и сказал,

– Богдан, ты ж лес валишь, чтоб с него доски потом пилить?

– Да, как лесопилку с водяным колесом поставим, так осенью и пилить начнем. Как раз бревна подсохнут малость.

– Тогда бросай уже лес валить, с дня на день начнет дерево готовиться к весне, не будет толку с той доски.

И тогда до меня дошло, что тут все на две недели позже, хотя реально дней на девять. Насколько помню, лишние сутки за сто лет набегали. Так и выходит, если у нас древесину до середины февраля заготавливают, то здесь соответственно до конца января. Пришлось прекратить заготовки. Что нарубили то и будет, дай бог со всеми заботами, хоть то что есть, до следующей зимы попилить и сложить дальше сохнуть. Второй прокол вышел с углем. Не рассчитывал батя на такую тучу заказав в зимнее время, и хоть угля с запасом заготовил, подходили те запасы к концу. Так что особо разгоняться с экспериментальными плавками было не на чем, и не с чем, дай Бог, чтоб угля на самое необходимое хватило.