Анатолий Спесивцев - «Черный археолог» из будущего. Дикое Поле Страница 46

Исполнителем решено было попросить стать, к величайшему удивлению Аркадия, самого Богдана Хмельницкого, на совещании не присутствовавшего.

– Он же вроде бы шляхтич? А тайное убийство…

– Среди иезуитов шляхты, в том числе самого высокого полета, полным-полно. Когда надо или припрет, и они умеют забывать про шляхетскую честь.

– Не все! – возмутился Васюринский ответу Жучилы. К счастью, оказалось, что пострадал тот во время недавних испытаний не так уж сильно и уже успел прийти в себя.

– Да никто и не говорит, что все. Но большинство уж точно.

– А вы уверены, что он согласится? Я ведь ему нарассказывал, каким великим он стал впоследствии.

– Уверен. В конце концов, он и сейчас, ОСОБЕННО после твоих рассказов, хочет гетманом стать. И мешающего ему Бута уберет без сомнений. Или он в историю как особенно совестливый вошел?

– Чего нет, того нет. Много чего стыдного за ним числится.

– Значит, будем за ним внимательней поглядывать.

Под конец совещания вкратце обговорили крымский вопрос. Посланец к хану, его родственник по материнской линии, пока вестей не слал. Но надежда, что Инайет поверит посланцу, была. Кстати, хану было сообщено, что именно ему приписано зверское убийство всего посольства султана в Москву. Оставалось надеяться, что ни в какой Стамбул после этого он не поедет, будет с удвоенной энергией воевать с Кантемиром.[27]

Тщательно обговорили предложение Аркадия об организации в областях под владычеством Польши и Литвы грабительских шаек, маскирующихся под панские отряды. Налеты и грабежи, что в Малой, что в Великой Руси, были широко распространенным явлением. В Польше были выродки, бравировавшие судебными приговорами против себя. Один даже одежду ими себе подшил. Некоторое увеличение такого явления никого особо не обеспокоит. Но поначалу надо было наладить разведку. Чем и поручили заняться характернику Свитке. Который и без того ведал сбором сведений с лирников, шатавшихся по всей Малой Руси. Намеченные планы по строительству промышленности требовали денег, несколько удачных грабежей могли здорово пополнить пустую казну на это благородное дело. Приятели Аркадия, кузнецы, уже разъехались по землям запорожских вольностей для строительства доменных печей и лесопилок.

С призывом к немцам и чехам переселяться на свободные земли было решено погодить. Все же обеспечить безопасность переселенцев в данный момент было затруднительно. Однако за неведомой всем, кроме Аркадия, картошкой и мастерами-плавильщиками и кузнецами постановили послать немедленно.

В самом конце мероприятия Аркадий вспомнил возвращение из морского похода:

– Еще одно важное дело есть. Как только мы вернулись из похода в море, в нем разразился сильнейший шторм. Застань он нас на волнах, не все смогли бы вернуться. Можно сказать, уцелели случайно.

– Ну и что? – удивился Васюринский. – Дело обычное, когда везет, а когда и не очень. Все в руках Господа, Он один определяет, быть ли шторму, доброму попутному ветру или еще чему.

Аркадий невольно почесал зудящую от растущей бороды челюсть. Увидев, ЧЕМ И КАК бреются запорожцы, он решительно и бесповоротно выбрал имидж донского казака.

– Определяет погоду, конечно, Бог. Однако вы все не могли не слышать о том, что некоторые люди способны предугадывать погоду на день или два. Если мы найдем таких людей, поселим их в портах – Азове, Темрюке, Тамани, наладим с помощью голубиной почты сообщение между ними, то наше благополучие в море будет зависеть уже не только от одного Бога.

– А от кого ж еще? От дьявола, что ли?

– Нет, не от дьявола. От себя, от своей головы, кою Господь Бог нам даровал, чтобы мы ею пользовались для размышлений, а не только для ношения шапки.

Идея метеобюро вызвала у характерников живейший положительный отклик. Были и сомневающиеся, ведь Господь осудил гадания разные, однако их успокоили и уговорили. Поручили новое дело Жучиле, не раз жаловавшемуся на ноющие к перемене погоды раны.

Дела прогрессорские

Взбодрившись на море, по прибытии на сушу Аркадий занялся продолжением введения своих новшеств в жизнь. Первым делом ему захотелось внедрить маскирующую окраску на струги. Казаки обожали появляться перед противником неожиданно, поэтому эта его идея встретила полное понимание и поддержку. Словесные.

Во-первых, вся верхушка казачества, не только донцы, но и прибывшие на Дон запорожцы, были заняты подготовкой похода на Азов. Табор должен был тронуться на днях, а то и дело, как всегда, вылазили разные нехватки и ошибки в прежних расчетах.

Во-вторых, никто не знал, какой конкретно краской необходимо красить паруса стругов. Сами низкосидящие корпуса кораблей в окраске вряд ли нуждались. Увидеть их можно было совсем уж с малого расстояния. Хотя на обширное обрамление из тростника маскирующие пятна нанести стоило бы.

В-третьих, производства красок на Дону не было вообще. Как, впрочем, и всех остальных производств. Следовательно, их предстояло организовать, что не имевшего опыта строительства промышленных предприятий Аркадия не радовало. Уж если совсем честно, приводило в отчаяние. Когда он начинал прикидывать, сколько и чего надо сделать, чтоб у нарождающейся державы появился хотя бы слабенький шансик на выживание, ему делалось плохо. Отчаяние захватывало его, нарушало сон, лишало сил. Если бы не поддержка Васюринского, которого со все большим основанием можно было назвать его другом, он бы бросил все к чертям и запил. Благо спиртное, несмотря на голод, на Дону было.

Но: «Взялся за гуж – не говори, что не дюж». Интенсивный труд на благо, чего уж там, человечества помогал выбросить мрачные мысли из головы, переплавить отчаяние в дополнительный стимул к работе.

О существовании Мазилы, бывшего монаха-иконописца, он узнал на второй день поисков знатоков красок. А нашел его на третий. Невысокий, по меркам попаданца, массивный, с частой проседью в густой, окладистой бороде, мрачным взглядом темно-карих глаз, Мазила не производил впечатления интеллигента. Даже средневекового. А вот на борту струга, атакующего купеческое судно, наверняка смотрелся органично.

На контакт Мазила шел крайне неохотно. О причинах смены профессии говорить отказался совсем. К предложениям поначалу отнесся с обескураживающим безразличием. Не интересны ему были планы по маскировке казацкого флота. У попаданца сложилось впечатление, что, слушая его, казак думает о чем-то своем, скорее всего, очень невеселом. В прежней своей жизни Аркадий, не задумываясь, бросил бы эту затею и легко переключился на другое дело. Но, вспоминая слова одного великого, хоть и крайне черного политика, не было на Дону других знатоков красок.

Несколько часов Аркадий пытался найти ключик к душе Мазилы. Кстати, своего крестильного имени, как и монашеского, казак не торопился называть. Новоявленный характерник, всерьез озаботившийся сделать струги менее видимыми на море, не отступал. Затрагивал в разговоре разные темы, пытался найти хоть какие-то струнки в душе собеседника, чтоб уговорить его вспомнить старое – производство красок. И в конце концов нашел. Мазила согласился заняться богоугодным делом. Именно такой аспект, прикрытие православных воинов от взглядов иноверных врагов, убедил Мазилу взяться за производство красок.

Они обговорили, какие конкретно цвета нужны для окраски парусов. Мазила быстро понял, зачем нужны пятна на них, но по поводу оттенков возник спор. Решили покрасить несколько стругов в разные оттенки серо-синего, с разными по величине пятнами. Оплату работ по добыче необходимых для производства красок ингредиентов обязался сделать из трофеев, добытых на разгроме турецкого посольства, Васюринский. Позже предполагалось брать за окраску парусов и судов деньги.

Переложив хоть одно важное дело на чужие плечи, Аркадий занялся доводкой до ума деревянных кирас. Он уже несколько раз собирался бросить это дело, в которое мало кто верил, но появившееся у него упрямство не позволяло попаданцу не завершить начатое. Тем более этих кирас произвели уже несколько десятков. Точнее, в большинстве полукирас, прикрывающих только спереди. Но некоторые казаки посчитали необходимым сделать себе полные кирасы. С раскраской их в подобие чертей до присоединения к делу Мазилы не ладилось. Но с его помощью удалось сделать несколько ярко выкрашенных чертячьих банд. Оставалось сожалеть, что деревянные шлемы, делавшие своих носителей совершенно не похожими на людей (для обитателей XVII века), от удара ятаганом или выстрела пистоля защитить никак не могли.

Производство гранат, по эстетике не ахти каких привлекательных, а по убойному действию откровенно слабоватых, продолжалось уже без участия Аркадия. И, проведя несколько испытаний, старшина решила, что эти гранаты – неплохая выдумка. Прочно оплетенные лозой горшки не бились при перевозке и взрывались достаточно эффектно для тех времен.