Дмитрий Хван - Ангарский Сокол Страница 46

– Ну что, как? Разойдёмся или устроим заварушку?

– Короче, слушай. Этот Алтан-хан – подданный московского царя, я смотрел грамоты. У него были посольства из Москвы, Томска, они сами, говорят, ездили к белому царю в столицу. А среди вещей – золотые кубки работы московского золотых дел мастера Евфимия. Там клеймо.

– О чём договорились-то? – несказанно удивился Роман.

– Всё нормально. Расходиться не будем, раз пришли. Поскольку мы союзники Москвы, а они её данники, то воевать нам не с руки – непонятки будут обязательно.

– А что насчёт нападений на группу Миронова? – озабоченно проговорил Зайцев. – Тоже всё нормально? Так и оставим?

– Придётся оставить пока. Гомбо принёс свои извинения и за них, и за сегодняшнего убитого бурята. Он подарил нам Шившея с потрохами и его кочевьями и готов пригнать нам табун в две сотни голов.

– Ох ты, ничего себе! Но он и для себя ведь что-то попросил?

– Конечно, – спокойно сказал полковник. – Просил вместе с ним пошугать джунгар, которые разоряют его кочевья. – А сейчас извини, я вздремну, что-то устал да и переел – Гомбо в меня буквально впихивал всё подряд.

Следующий месяц прошёл в рейдах по пограничным землям на западном фасе владений Алтан-хана хотогойтов. Сборная армия разбила несколько разведывательных отрядов джунгар. Все они были по паре-тройке сотен воинов, и только один, последний бой пришёлся на крупный отряд, под тысячу всадников. Как ни требовал Смирнов хоть некоего плана боя и согласования действий, Гомбо не желал это слушать. Вся доблесть воина заключалась в яростном натиске да в стремительной атаке. Шившей, пораженный новостями, действовал так, как скажет полковник. Но вот сын его, Очир, был не такой. Он был крайне недоволен тем, что их род Алтан-хан передал пришельцам с севера. Поэтому он бросался в атаку, увлекая остальных всадников вслед за Гомбо. Так было и в последнем бою. Прекрасно знавшие местность джунгары, к тому же отлично использовавшие разведку, всё же были биты. Исход сражения решила быстрая конная атака на застигнутых в скалистом ущелье джунгар. Отряд Очира безоглядно бросился в бой, и несколько сотен бурят схлестнулись с врагом в тесной горловине между скал. Только помощь стрелков-ангарцев и воинов Гомбо спасла ситуацию. Однако буряты понесли чудовищные потери, был убит и сам Очир, и сотни его воинов. Лишь несколько десятков их вышло из ущелья живыми. Смирнов был в ярости, для него это было немыслимо – вот так глупо погибнуть!

– Этим бы всё и закончилось, рано или поздно, – рассудил он позднее.

Поймав оставшихся без хозяев коней и собрав железное оружие убитых, войско союзников двинулось обратно, в район верховий Селенги. Шившей ехал молча, после того боя и похорон сына он не проронил ни слова. Расстались с ним ангарцы также без слов, он просто отвернул коня в сторону своего кочевья и ушёл. Отряд Смирнова пошёл дальше, к Баргузину. Не побывавшие до этого в реальном бою тунгусы, хоть и проявили себя с самой лучшей стороны, не смогли избежать жертв. В этом походе ангарцы потеряли девять человек, убитых стрелами джунгар.

Енисейск. Конец октября 7146 (1638).

Выделенное Карпинскому помещение ему решительным образом не нравилось. Ангарского посла поселили в просторную комнату, которая занимала весь второй этаж церковной пристройки, напоминая сельский зал для танцев, где за неуплату отключили свет. Комната со стоящими по краям широкими лавками, двумя столами в конце была слишком большой и слишком тёмной. Да плюс ко всему тут в избытке водилось всякой живности, которая весело шуршала по углам, а ночью даже заползала в постель. Первые ночи Карпинский постоянно просыпался, в отличие от флегматичного Павла Грауля. В Ангарии от ползучих тварей защищали травки, собранные веничками по углам комнат, которые выращивали на своих огородах Дарья и её ученики. Первые пару дней ангарцы потратили на приведение в порядок своей новой жилплощади. Вычищали паутину из углов, выметали из-под лавок засохшие до каменного состояния ошмётки. Молодой воевода Василий Артёмович Измайлов, зайдя к послам, предложил им помощь в виде нескольких тунгусских баб. Но Карпинский отказался, чем немало удивил воеводу.

– Вот ещё, будут тут шурудить, потом ищи-свищи барахла своего, – ворчал Карпинский.

– Ладно тебе бухтеть! Могли бы и прибрать, кстати, до нас. Хотя, мне кажется, как раз и прибирали, только не до конца… Ты когда ночью на связь выходить будешь, не забудь упомянуть, чтобы поморов пропустили на сей раз без стрельбы и лишнего шума.

– Если связь будет, конечно, доложу, – буркнул Пётр.

Первым делом, ещё до уборки, Карпинский с Граулем развернули модернизированную Радеком радиостанцию, растянув на крыше антенну таким образом, чтобы она напоминала крест, чтобы избежать ненужных вопросов местных. Выход на крышу был с лестницы, там, на небольшой площадке в виде башенки, и стояла радиостанция. В эфир выходили редко, по ночам, сигнал, к сожалению, был крайне нестабилен, и связь удавалось установить не всегда.

Наступившая осень принесла с собой заметное похолодание. И хотя днём была ещё приятная погода, но ночью приходил весьма ощутимый колотун.

– Печку бы тут сложить, как у меня в доме, – мечтал Пётр перед сном.

– Теперь если только на следующий год, – ответил ему Павел, кутаясь в одеяло.

С десяток километров западнее Енисейска.

Караван Ангарского приказа.

– Батя, почитай, пришли! Град будет вскорости – вона, дорога идёт лесом! А за нею острог будет. Стрельцы баяли. – Ивашка зайцем скакал вокруг усталых донельзя мужиков, сводивших покорную уже всему лошадь с плота.

– Слава те, Господи! Ужель всё кончится? – Отец его, Игнат Корнеев, истово перекрестился.

– Токмо с Божьей помочью сей путь тяжкий осилили. Виданное ли дело! – раздались голоса других крестьян.

– Остапко, вона, едва довезли. И зачем бежать удумал, дурень! Жёнку и детишек малых оставил, а сам плетей получил сполна. Дурень и есть!

– А ить сам голова приказу, что с нами идёт, велел говорить нам, что-де там, куда идём, княство великое да для крестьянина раздолье – токмо работай с землицей усердно и более ничего не требует княже тот, – проговорил мужик в драном зипуне.

Болтающийся на шнурке железный крест, заросшие брови и клочковатая борода вкупе с щербатым ртом и огромные кулачищи делали этого сурового вида крестьянина более похожим на лихого человека. Большинство переселенцев уже были осведомлены о конечном пути их движения, а волнение, которое вызвал их насильственный захват, немного поутихло. Выяснилось, что не татары их в полон взяли, а свой, казалось бы, христианской веры воевода. Даст Бог, думали крестьяне, не обманет воевода, будет там житьё достойное. А то наслышаны были они, бывало то в Устюге, то в низовских землях, хватали людишек на сибирское поселение. Но то в основном девок на выданье, а тут цельными деревеньками – такого допрежь не бывало!

Через несколько часов отдыха, в течение которого схарчили почти все остававшиеся запасы пищи, караван вновь пустился в последний переход перед зимними холодами. И вскоре на высоком берегу великой реки показались острожные стены, из-за которых курились дымки. Даже лошади, почуяв близкое жильё, прибавили шагу, а уж у людей поистине открылось второе дыхание.

– Пресвятая Богородица, наконец-то! – Василий Михайлович Беклемишев, голова Ангарского приказа, сняв меховую шапку, перекрестился на виднеющийся вдали крест над воротами острога.

Беклемишева встречал Измайлов, ещё у ворот, самолично пересчитывая заходивших в посад людей. Чуть позже молодой енисейский воевода провёл Беклемишева в отведённую ему избу, тут же приказав топить баню и готовить обильный обед.

– А поморы что, Василий Михайлович? Тоже по царскому указу в Ангарское княжество на кочах шли? – спросил о проходивших по Енисею поморах Василий Артёмович.

– Какие такие кочи, в Москве о них разговору не было, – нахмурился Беклемишев.

– Десятого дня прошли. Мимо острога, к берегу не приставали, вечером шли. Значит, евойные дела, князя Ангарского, – пристукнул кулаком по столу Измайлов.

– Так то мне ведомо, что поморы ходят к ангарцам по Енисею-батюшке. Обратно пойдут по весне, можно будет и пощипать их. Хотя царь наш Михаил Фёдорович препятствовать тому повеленья не давал. А теперь видишь что – людей на Ангару шлёт, – наливая ковшиком из лохани ягодной вытяжки, отвечал глава Ангарского приказа.

– Так они к ангарским послам не заходили.

– Стало быть, покуда не ведают о сём, – пожал плечами Беклемишев и вытер мокрые усы рукавом.

– К ангарцам когда пойдём? Они тут обретаются, в церковной пристройке, наверху, – спросил Измайлов, озабоченно поглядывая на приказного голову.

– У тебя снеди хватит прокормить всех? Четыре с половиною сотни человек, – в свою очередь спросил Беклемишев, вставая с лавки.