Марик Лернер - Мусульманская Русь Страница 46

Когда эскадрон, уже предвкушая отдых, въехал в деревню, Лесьер сразу услышал странные крики. Он пришпорил Орлика, и колонна драгун помчалась за ним следом. На площадь перед церковью согнали всех жителей. Бабы истошно голосили, но вырваться из круга никто не пытался. Вокруг них, охватывая цепочкой, крутились на маленьких лохматых лошадках татары. Время от времени они лупили нагайками подвернувшихся под руку и довольно похохатывали. Всех мужчин извлекали из толпы и пинками сгоняли отдельно.

Перед толпой стояло несколько вооруженных мужчин, ничем не отличающихся ни по внешнему виду, ни по одежде от деревенских. Тем не менее разница была понятна сразу. У пришельцев на кафтанах были нашиты хорошо различимые издалека красные звезды. Они внимательно рассматривали лица местных жителей.

— Что происходит? — спросил Лесьер у стоящего на ступеньках офицера с капитанскими погонами. — Я — лейтенант Темиров. Мы здесь квартируем.

— Темиш Каблуков, — отдавая честь, назвался тот. Маленький, худой, в старой потертой егерской форме, он вроде бы с равнодушным выражением лица молча наблюдал за происходящим. — Командую вот этими. — Он показал на иррегуляров и, прищурившись, что-то заорал по-татарски. Один из всадников обернулся и отъехал от толпы в сторону, криво усмехаясь. — Брата у него убили, — извиняющимся тоном пояснил капитан, — все ищет причину прицепиться и зарубить кого. А насчет этого, — он махнул рукой в сторону толпы, — так все согласно предписанию: «В местах, где крепостные убили помещика, провести разбирательство. Виновных в кровавых деяниях наказать военно-полевым судом, прочих отправить по этапу в Сибирь». — Он явно цитировал наизусть. — Сейчас их много собирают в Пулавы. Усадьбу видели? Вот местные и спалили. Шестнадцать душ загубили. Хозяина, двух жен и четверых детей. Остальных уже просто потому, что под руку подвернулись и правоверные, но двое и христиане были… Тоже слуги, а не паны какие. Может, и не были они хорошими хозяевами, но это деяние наказуемо по любым законам. И по христианским тоже.

Читают про «подставь другую щеку» или про «кесарю — кесарево», асами, как волки, по ночам приходят и кровь льют.

Последнего Лесьер не понял. Это явно тоже были цитаты, но точно не из Корана.

— А эти? — спросил он про мужиков-саклавитов.

— А это как раз прознатчики. Они раньше недалеко жили и всех прекрасно знают. Иваны.

— Кто?

— Ихваны, — объяснил капитан. — Ну не знают мужики арабского, вот и исказили. Давно уж особой дружбы между деревнями не было, вечно ссоры из-за земли, но, когда здешние пришли и полдеревни сожгли, мусульмане все бросили и ушли на восток. Жизнь дороже. Теперь вот вернулись. Сейчас закончим здесь — поедем дальше. Мне еще восемь деревень в округе выселять. Помещик не из бедных был.

— Так ушли же давно все эти убийцы! Станут они вас дожидаться. Тут и мужчин-то — всего ничего.

Один из саклавитов что-то резко сказал и ткнул пальцем. Его товарищи бросились вперед и схватили уже пожилого мужика. Старика силой поставили на колени, и один из мусульман подошел, поигрывая колуном для рубки дров. На площади неожиданно настала тишина, все замерли, и только лошади переступали с ноги на ногу, позвякивая сбруей. Взмах — и человек с расколотой головой упал. Даже издалека было видно довольное выражение лица убийцы. Ему бы позволить — так всех перебьет с удовольствием. Бабы шарахнулись от него в сторону и опять взвыли в ужасе.

— А вы говорите, ушли, — укоризненно сказал Каблуков.

— Так они, может, за свои обиды мстят — поди проверь! Вы ж даже не поинтересовались, в чем вина этого старика, — возмутился Лесьер.

— А что, казнить надо только за помещика? — с неожиданной злобой спросил капитан. — Только его кровь имеет цену? Только за князей необходимо мстить? А вот эти простые мужики, на которых Русь стоит, могут кровью умыться — и власть отвернется? Да, у них нет столетий родовитых предков за спиной, вся деревня — из перешедших в мусульманство лет пятьдесят назад, но их убитые и сожженные дома тоже чего-то стоят. — Он говорил, и чувствовалось в запальчивых словах что-то очень личное. — Они честно служили Кагану и молились в мечети. Они правоверные. Пусть теперь получат полную цену за свои обиды! Месть имеет вкус. Это вкус крови, но начали не они. А кончат именно они. Потому что я за все это отвечаю, и я позволю. За верность надо платить. За то, что они не предали и даже ради собственной жизни не стали целовать крест. Здесь нет кади — я решаю. Вот я так сказал, и так будет!

От этой эмоциональной речи Лесьер растерялся. Возразить было нечего, и в глубине души он был согласен со сказанным, даже при достаточно обидном намеке на происхождение. Он никогда не просил себе поблажек и честно служил Кагану и Вере не в столичном Владимире, как это делали многие, а в обычной воинской части. Но одно дело, когда в бою, и совсем другое — когда у тебя на глазах убивают уже знакомых людей, не сделавших тебе ничего плохого. Да, они вправе, но не так же!

Старший саклавитов подошел и сказал:

— С этими все, капитан. Дальше поступайте как знаете. Здесь им все равно жизни не будет. Да не позволит им Аллах вернуться, из милосердия!

На щеке у него был жуткий шрам, зашитый когда-то неумелой рукой. Глаза горели лихорадочным огнем, и кланяться офицерам он и не подумал. Человек неоднократно смотрел в глаза смерти и ничего не боялся. Он резко повернулся и пошел к своим товарищам.

— Там есть моя девка, — неожиданно даже для себя сказал Лесьер.

— Твоя? — подчеркнуто переспросил капитан и посмотрел ему в глаза. — Ну что ж, забирай. Все должно быть справедливо.

— Ахманов! — позвал Лесьер. Он прекрасно понял Каблукова. В принципе жаловаться на самоуправство или на неправедный суд было бесполезно, но фамилия Темировых слишком известна. При желании он смог бы через свои семейные связи серьезно попортить жизнь капитану. А так — он сам вроде как соучастник, избавляя девку от этапа по указу Кагана. Такими вещами не шутят. Не посмотрят, что из княжеского рода, — сам моментально в Сибирь отправишься.

— Так точно, — подтвердил сержант, все это время молча стоявший у него за спиной, и широким шагом направился к толпе.

— Пошли, — крикнул Каблуков и махнул, подзывая коновода. Татары энергично заработали нагайками, строя всех в колонну и подгоняя нерасторопных. — Прощай, князь, — сказал он уже из седла. — Не видел ты, как поляки наших рвали на куски в городах. — Он огрел коня рукой и пристроился к изгоняемым, понукаемым татарами. Сзади, за длиной вереницей медленно бредущих людей, шли телеги со скарбом и маленькими детьми.

— А это еще кто? — спросил Лесьер Ахманова, распустив эскадрон по квартирам и обнаружив на опустевшей замусоренной площади кроме своей Натальи еще и совсем молоденькую простоволосую рыжую девчонку, испуганно прижимающуюся к его бабе. Наталья ласково гладила ее по голове.

— Ну это, — смущенно объяснил сержант, — моя. Я уж забрал заодно. Не мальчик уже, пора заводить жену, а денег нет. Я ее давно заметил и другим обижать не давал. И платить родственникам теперь не требуется, — глубокомысленно добавил после короткой паузы.

— Так дите еще совсем! Вон как боится. Какого шайтана тебе надо?

— Молодая — это хорошо, — рассудительно сказал сержант. — Воспитаю. Все для нее лучше, чем под татарвой стараться. Они стесняться не станут — всех в дороге покроют. И что необъезженная — это прекрасно. Будет рожать русских от меня.

— Отведи их к раненым, — помолчав, приказал Лесьер. Какой смысл ругаться и чем он в этой ситуации лучше? — Пусть польза будет. Бибиков сказал, послезавтра уходим в Ждуни, есть такой городок на границе с Силезией. Здесь нам уже делать нечего, и просто так таскать за собой католичек никто не позволит. А перевязки делать, еду готовить и приносить — тоже кто-то необходим…

Декабрь 1931 г.

— Не только древностью рода гордиться стоит. Строительство железнодорожного моста в Красноярске — тоже неплохое достижение, — невозмутимо сказал Леманн. — Выдающееся достижение, хотя и проект не его. Воплотить в практику было наверняка непросто.

Меня всерьез зацепило. Уел. Это что получается, он про меня справки наводил заранее? Отец строил в Красноярске, когда я еще пеленки пачкал, и я сам не слишком вспоминаю, да и не помню, чтобы кому рассказывал. Вечно мы мотались по разным концам Каганата. Днепр, Двина, Висла, Волга. У меня все эти стройки слились в одну бесконечную. Отец гордился больше всего Енисеем — какие-то сложности, преодоленные за счет оригинальных решений, — но меня это никогда особо не волновало в детстве. Получается, заход про род Темировых — это проверка была? Прекрасно он все про меня знает, и уж точно не две минуты назад подсказали. Фрау Шульце старательно записала все мои данные в самом начале — паспортные, даже корреспондентом каких газет являюсь, но я принял это за обычную немецкую добросовестность, а оказывается, все пошло куда-то выше. Интересная здесь система. Стучала она, получается, не в полицию, а в партию? Ай как занимательно…