Место под тенью - Геннадий Борисович Марченко Страница 46

– Чего надо?

– Федя? Кулаков?

– Ну, Кулаков, дальше что?

А дальше я мощным ударом ногой в дверь заставил спрашивавшего отлететь назад, и тот кубарем покатился по ведущим вниз ступенькам. Я рванул следом, туда, где из-за поворота слева высовывался желтоватый язык электрического света. И вот я уже в небольшой комнатушке, а Кулаков стоит напротив меня с топором в руке. Надо же, после покатушек по ступеням цел и невредим, и готов с оружием в руках защищать свою жизнь.

А я краем глаза оцениваю обстановку. В комнатушке помимо шкафа для шанцевого и прочего инструмента нашлось место для небольшого диванчика, на котором я, пожалуй, не смог бы вытянуться в полный рост, простенькому стулу с металлическим каркасом и миниатюрному столику на невысоких ножках. На покрытой клеёнкой столешнице стоял гранёный стакан в подстаканнике, а на электроплитке в углу – видавший виды чайник. Имелся тут и умывальник в виде нависавшего над эмалированной раковиной крана. В общем-то, мелькнула походя не совсем к месту мысль, жить можно, даже зимой, учитывая наличие батареи.

– Брось топор, – сказал я, по-прежнему держа правую руку в кармане.

– Ты кто такой?

Глаза его сузились, ноздри раздулись, верхняя губа приподнялась, обнажая вполне крепкие резцы с парой клыков, и сейчас на меня смотрел самый настоящий хищник. Дурак я, дурак, надо было хотя бы травмат из машины захватить. Была ведь такая мысль, но подумал, что и без этой пукалки справлюсь. Сейчас она пригодилась хотя бы в качестве запугивания, с виду-то пистолет выглядел как боевой, разве что специалист мог увидеть какие-то отличия.

– Я тот, Федя, кто пришёл спросить с тебя за убиенных тобою детей. Помнишь их лица?

В его лице что-то дрогнуло, словно бы на краткий миг промелькнуло страдальческое выражение, смешанное со страхом. Но это длилось не более чем мгновение.

– Мальчики кровавые не снятся ночами? – продолжил я гнуть свою линию, делая осторожный шаг вперёд.

– Ты не бомж, – произнёс он скорее с утвердительной, нежели с вопросительной интонацией. – Но и не мент… И похоже, пришёл один. Кто ты? Отец… одного из них? Нет, нет, отец так бы спокойно себя не вёл.

Он словно разговаривал сам с собой, но при этом не сводя с меня взгляда, в котором слились воедино вопрос, страх и ненависть.

– Что ж, можно сказать, только что ты дал признательные показания, – констатировал я.

А мгновение спустя Кулаков рванулся вперёд, занеся топор над головой с намерением в следующую секунду раскроить мне череп. Но слишком уж предсказуемым получился замах, и я, сам шагнув вперёд, выбросил в направлении его челюсти прямой правой, увенчанной свинцовым кастетом. И тут же, после сопровождавшегося хрустом удара, резкий шаг в сторону. Кто его знает, не хватало ещё, чтобы топор по инерции всё же долетел до моей головы.

Глядя на распластавшееся у моих ног тело, я понял, что в ближайшие пару минут Кулаков точно не очнётся, и спокойно сходил наверх, закрыл ведущую в дворницкую дверь, чтобы никто посторонний сюда не сунулся. Затем вернулся в комнатушку, где за несколько секунд моего отсутствия ничего не изменилось.

Кулаков всё так же лежал на полу с без признаков жизни, я даже немного напрягся, не прибил ли часом подонка. Присел на корточки, приложил два пальца к шее… Бьётся жилка, слабо, но бьётся. А тут ещё из приоткрытого рта с красными от крови зубами и губами вырвался чуть слышный стон.

Что же нам с тобой делать, маньячила ты наш… Ещё вчера вечером я мысленно представлял, каким пыткам готов подвергнуть убийцу, если он попадётся мне в руки, а сейчас мне просто хотелось быстрее покинуть это место. Но не оставлять эту мразь в живых!

Я постарался немного абстрагироваться от происходящего, представить, словно являюсь участником какой-то компьютерной игры. Вроде немного отпустило…

Так, ладно, для начала привяжем психопата к стулу. Верёвки почему-то не нашлось, зато имелся целый моток тонкой металлической проволоки. Был ещё и початый рулончик чёрной матерчатой изоленты, но его бы точно не хватило. С помощью проволоки и пленил Федю. Даже щиколотки примотал к ножкам стула. К тому времени Кулаков уже пришёл более-менее в себя, глядя на меня мутным взглядом и мыча что-то нечленораздельное.

– Можешь не мычать, приговор тебе уже вынесен, – сказал я, стараясь, чтобы мой голос прозвучал как можно более равнодушно.

– Не имеешь права, – кое-как выдавил из себя Кулаков, скривившись от боли. – Вызови милицию, пусть они меня допрашивают.

– Милицию? Ишь чего захотел, – хмыкнул я. – Я в одном лице и милиция, и суд, и расстрельная команда. Покаяться перед смертью не хочешь?

Мы встретились взглядами. Его глаза не выражали сейчас ничего, абсолютно ничего, словно передо мной сидела кукла в человеческий рост, наряженная в видавшие виды ботинки, брюки и клетчатую рубашку с подвёрнутыми рукавами. И от этого взгляда мне стало малость не по себе. Хорош уже лясы точить, подумал я, надо дело делать, время-то идёт, иначе дождусь, что кто-нибудь ломиться в дворницкую начнёт.

Я взял лежавший на столе полиэтиленовый пакет с портретом Пугачёвой, последний раз посмотрел Кулакову в лицо и натянул пакет ему на голову. Затем обмотал в районе шеи изолентой (вот она и пригодилась), и сел на диванчик. Кулаков начал дёргаться, втягивая ртом полиэтиленовую поверхность, и я невольно отвернулся. Пусть наказание было заслуженным, и это ещё, считай. Может быть, слишком лёгкая для него смерть, без томительного ожидания в камере смертников, когда вздрагиваешь от шагов за дверью и гадаешь: за мной или не за мной, а если за мной, то на кончать или следователь по мою душу явился, что-то они ещё там для себя не выяснили? Да, не самая плохая смерть, если так судить, но мне от того было не сильно легче. Потому я с несказанным облегчением дождался, когда закончатся мучения педофила-убийцы, ещё и напрудившему под себя лужу, протёр всё, чего могли коснуться пальцы, включая сам пакет на голове покойника (делая это с нескрываемым отвращением), и направился к выходу. Была ещё мыслишка оставить записку, мол, народная месть настигла убийцу детей, но я от неё отказался. Не нужно лишнего пафоса, не кино снимаем. Ещё не хватало, чтобы эксперты-графологи по почерку или ещё по каким-то признакам подобрались ко мне.

Поднялся наверх, сдвинул задвижку, чуть приоткрыл дверь. Через двор молодая мамаша вела за руку сына, прижимавшего другой рукой к себе игрушечную машину. Не иначе в садик ведёт. Да, жизнь-то продолжается, и всем в общем-то будет по барабану, что по