Андрей Колганов - Жернова истории 3 (СИ) Страница 47

– Неизбежно возникает вопрос – следует ли нам ориентироваться на собственную конструкторскую разработку танков, или же сделать ставку на закупку и освоение производством новых зарубежных образцов? Мой ответ – и то, и другое. Придется покупать образцы за рубежом, потому что своя конструкторская школа пока слаба и может дать очень сырые образцы. Но и прекращать собственные разработки тоже нельзя, надо нарабатывать опыт, с тем, чтобы стать, в конце концов, независимыми от заграницы. В свете этого считаю необходимым, не откладывая, а лучше – сегодня же, – решить вопрос о создании серьезных танковых конструкторских бюро, и об обеспечении этих КБ специалистами и хорошо оснащенными опытно-экспериментальными производствами. Иначе мы к созданию достойных танков собственной разработки еще долго не приблизимся! – и на сем заканчиваю свое выступление. В регламент, кажется, уложился, что, по нынешним обычаям, – редкость.

В обсуждении дел самолетных участия практически не принимаю – даже на дилетантском уровне разбираюсь в авиационной технике куда хуже, чем в танках. Тем более что свой вклад в проблему внести уже успел еще в начале прошлого года, когда, упорно пиная всех, от кого зависело решение, – от Троцкого до Уншлихта, – добился-таки, что концессионное (а не лицензионное, как в моей истории) соглашение с фирмой BMW было заключено почти на год раньше. И теперь Государственный авиазавод N26 в Рыбинске (бывший «Русский Рено») активно дооснащается немецким оборудованием, а немецкие инженеры и рабочие занимаются наладкой производства какой-то модели авиадвигателя из семейства BMW-VI – ну, не помню я все эти индексы, да и в прошлом их не знал. Так что есть надежда, что движок под отечественным индексом М-17 пойдет в серию не в 1930 году, а, вполне возможно, уже в 1928-м.

Концессионный договор (тоже с моей подачи!) товарищ Троцкий состряпал хитрый. Срок концессии короткий – всего пять лет (1926-1931), и потому немцы за концессию не платят ничего. Но и мы ничего не платим за лицензию на производство двигателя, и за установленное немцами оборудование, которые по окончании срока концессии достаются нам. Интересы сторон удовлетворяет соглашение о разделе готовой продукции – часть движков получают концессионеры, а часть получает Авиатрест. Начало поставок определено в 1928 году, окончание – в 1931-м. Немцы решили, что могут рискнуть установить сравнительно дешевые моторы русского изготовления на свои машины, которые они должны поставить как раз в указанные сроки в Турцию, в Китай, и в Персию. Зато нам не надо будет мучиться с отладкой выпуска моторов – все сделают сами немцы.

Самый яростный спор на этом заседании Военно-промышленного комитета при СТО СССР вспыхнул вокруг вопроса о применении алюминия для авиастроения. Алексей Иванович Рыков, ведший заседание, даже малость растерялся, не сразу сумев утихомирить разбушевавшиеся страсти. Представители Авиатреста готовы были руками и ногами драться за каждую золотую копейку валютной квоты на импорт алюминия. Однако они понимали, что рассчитывать на сколько-нибудь заметное расширение этой квоты нереально. Госпромцветмет был не прочь урвать государственные ассигнования на развертывание отечественного производства алюминия, но все упиралось в необходимые энергетические мощности. Для серьезного производства требовалась прорва электроэнергии, а взять пока было негде.

Пожалуй, именно в этот вечер было твердо решено: Днепрогэсу – быть! До сих пор Совнарком и СТО тормозили инициативу Троцкого (возглавлявшего, помимо прочего, и Главэлектро ВСНХ) в этом вопросе. И их ссылка на преждевременность таких масштабных проектов из-за явной нехватки средств была вполне справедлива. Но и без таких проектов дело индустриализации вперед не двинешь. А алюминий – это не только самолеты. Это снижение веса моторов, что танковых, что авиационных. Это скоростные малые суда. Это фольга, необходимая в электротехнике и в пищевой промышленности. Да много чего еще! Настало время сделать шаг вперед.

Резались и вокруг того, где размещать производство авиадвигателей. Завод «Большевик», производивший в настоящее время двигатели М-5 (это те, которые «Либерти»), и пытавшийся своими силами наладить выпуск BMW-VI, принадлежал Орудийно-Арсенальному тресту (ОАТ). А трест всячески пытался избавиться от непрофильного производства, хотя руководство завода как раз против авиадвигателя ничего не имело. Пытаюсь предложить «Соломоново решение»:

– Раз ОАТ категорически против производства авиадвигателей на своих мощностях, давайте выделим производство М-5 на «Большевике» в отдельное предприятие с подчинением его Авиатресту. А опытный участок, на котором возятся с BMW-VI, передадим вместе со специалистами на Рыбинский завод…

Думал, меня съедят. Сырым, без хлеба и без соли. Раздались выкрики разгоряченных спорщиков:

– Эти цеха не смогут работать, как отдельное предприятие! – причем, что интересно, этот тезис одинаково упорно отстаивал и Авиатрест, и Орудийно-Арсенальный трест. Только первый требовал на этом основании передать ему весь завод «Большевик», а второй категорически не хотел расставаться ни с какой частью своего производства. Но и я тоже не лыком шит. Без соли меня не съешь! И не зря я вбросил это яблоко раздора…

Нужную мне позицию озвучил Начальник ВВС РККА Петр Ионович Баранов:

– Не надо ничего менять! Поскольку «Большевик» вполне справляется с производством двигателя М-5, там его и оставить. Всякие реорганизации в данном случае только во вред делу. А вот все работы по BMW-VI, действительно, лучше сосредоточить в Рыбинске.

Я поспешил согласиться. На том и порешили. Если уж ВСНХ СССР (в моем лице) и РККА (в лице Баранова) занимают общую позицию, то Орудийно-Арсенальному тресту деваться некуда.

После совещания успеваю перекинуться парой слов с Михаилом Васильевичем Фрунзе. Он с места в карьер радует меня известием:

– А-а, Виктор Валентинович! С вашей легкой руки мы уже полгода назад создали в структуре Главного управления РККА Центр боевой подготовки.

– И как успехи? – с искренней заинтересованностью спрашиваю у него.

– Из войск завалили жалобами, – усмехается в усы наркомвоенмор. – Замучил их это центр придирками: требует наладить боевую учебу согласно инструкциям, и обеспечить достижение нормативных результатов под угрозой понижения в должности. Кое-кто кричит про насаждение старорежимной муштры, и про то, что заслуженных красных командиров задвигают.

– А многих ли, в самом деле, задвинули?

Фрунзе снова усмехается:

– Как-то так получается, что у действительно заслуженных командиров дела с боевой учебой обстоят в большинстве своем неплохо. А пострадали в основном разгильдяи и горлопаны. Хотя и просто малограмотных, которым обучение вверенных войск дается с большим трудом, тоже хватает, – но этих мы стараемся, по мере возможности, подтянуть, подучить, а не наказывать сразу на всю катушку. Пока ограничиваемся выговорами.

– Михаил Васильевич, сейчас времени на разговор нет, но у меня созрел ряд конкретных предложений по активизации допризывной подготовки молодежи… – начинаю свое объяснение, но Фрунзе прерывает меня:

– Краткую записку – через Григория Ивановича. Договорились?

– Договорились.

Домой прихожу изрядно уставший. Хорошо, что на завтра никаких совещаний не назначено, и вечером в субботу можно устроить, как и планировалось, банно-прачечный день. Лиде, в ее положении, стиркой заниматься совсем ни к чему, и потому к корыту со стиральной доской, нацепив фартук и вооружившись куском хозяйственного мыла, приходится вставать самому. Благо, навыки соответствующие имеются – спасибо родителям! Да и здесь берусь за стирку уже не первый раз. Конечно, можно отнести белье в китайскую прачечную – китайцы стирают быстро, качественно, и сравнительно недорого. Но поблизости таковой, увы, нет. И как-то не принято пока, даже в столице, отдавать вещи в стирку на сторону. Этим грешат в основном люди состоятельные, и еще всякие казенные заведения.

Отдраив белье, намыленное хозяйственным мылом, на волнистой оцинкованной поверхности стиральной доски, отполаскиваю его в ванной, отжимаю, и развешиваю сушиться на веревках, протянутых под потолком в коридоре. Такого двора, где можно было бы сушить выстиранные вещи, как это делается в большинстве московских домов, у нас нет.

Лида, в меру сил, помогает – расправляет вещи и подает мне, стоящему на стремянке. Вспоминаю, как она удивилась, когда узрела мужчину, да к тому же специалиста с высшим образованием, который правильно выжимает стиранное белье! Однако толику уважения с ее стороны это мне прибавило. Вот уж не угадаешь, чем еще можешь блеснуть в глазах любимой женщины…

Прежде, чем отправить Григорию Ивановичу бумагу для Фрунзе со своими идеями насчет развертывания системы допризывной подготовки молодежи, а заодно – использования талантов Макаренко в деле подготовки защитников социалистического Отечества, записываюсь на прием к начальнику ХОЗУ ОГПУ Ягоде.