Роман Буревой - Все дороги ведут в Рим Страница 47

Ах вот как, господа сочинители, захотелось состряпать новые «Нравственные письма»? Или вы позабыли, как кончил Сенека? А не послать ли мне к вам центуриона с приказом вскрыть себе вены? Только ничего не выйдет. Никто из «легионеров пера» не станет нынче вскрывать себе вены. Быстренько соберут вещички и умотают в Альбион, будут взахлёб сочинять книжонки про свои страдания под властью Бенита, на радиостанции «Либерта» рассуждать о неизбежном крахе бесчеловечного режима, пьянствовать в тавернах до утра и ждать, когда можно будет безопасно присоединиться к Постуму. Вместо того чтобы поддержать Бенита в трудную минуту, все торопятся продать. А сколько лет он удерживал Империю от краха? Сколько лет он реставрировал старое здание! И что толку?! Никто не помнит о его заслугах, все только ругают и поносят.

Но все это мелочи по сравнению с войной. Это нелепое поражение в Готии всему причина! Книва и Макрин просрали Готию! А ведь Макрин клялся, что одолеет монголов! Прав был мальчишка Постум – надо было гнать Макрина взашей. Тот, кто долго якшается с гениями, становится ни на что не способным. Но ничего, одна блестящая победа заставит всех замолчать. Такая победа, которую одержала Франкия. И все опять полюбят Бенита и начнут его восхвалять.

IV

Кто поведёт легионы в Дакию? Сам Бенит? Нет, диктатору нужно вернуться в Рим. Рутилий… Это имя всплыло в мозгу почти против воли. Рутилий будет командовать легионами. Если, конечно, монголы не окажутся в Дакии раньше. Что говорит разведка? А ничего не говорит – «Целий» будто в рот воды набрал. Бенит заявил, что все известия о переговорах с Чингисханом – ложь. И он немедленно отправит в Дакию три Германских легиона. Три легиона, из которых с трудом можно было составить один. В лагере они смотрелись неплохо, браво печатали шаг, начищенные броненагрудники горели на солнце. Римская пехота всегда была самой лучшей. Бенит стоял на трибуне и любовался своими легионерами. Потом сбежал вниз, встал рядом с трибуном первой когорты и стал маршировать вместе с легионом. Он был един со своей армией. И легионеры это чувствовали.

– Кто приказал посылать конницу против танков?! – закричал Бенит, взбегая на трибуну. – Этого мерзавца надо казнить по старинному обычаю: засечь розгами и отрубить голову.

Александр, которого он взял с собой, стоял за спиной в форме военного трибуна, втянув голову в плечи.

– Но мы раздавим варваров! Воины! Мы все равно их раздавим! – кричал Бенит.

От его голоса у всех присутствующих мурашки бежали по коже.

– Я дам вам нового префекта претория. Я отдам вам того, кто мне больше всего дорог – своего сына Александра!

– Нет… – едва слышно выдавил юноша.

Но отец уже мощной рукой вытолкнул его вперёд.

– Ради Империи я жертвую самым дорогим, что у меня есть! Как же иначе! Как я могу просить у вас ваши жизни и не отдать жизнь единственного сына?! Император сбежал, он испугался! Но я – не боюсь!

У Александра подгибались ноги.

– Отец, я не могу… – Он попытался соскользнуть с трибуны.

– Дурак! Тебя прикроют! Стой! – Он ухватил Александра за броненагрудник и не дал ему упасть – потому как ноги у нового префекта подгибались.

Бенит так и Рим удержит – железной рукой!

Когда легионеры разошлись по своим палаткам, Бенит встряхнул Александра, чтобы привести в чувство.

– Ты справишься, парень. Я дам тебе отличного помощника.

– Я не могу… – Александр весь трясся.

– Ты слышал о Гнее Рутилии? Независимый дерзкий мерзавец. Но талантлив, говорят. Вот он-то и будет за тебя воевать.

Но Александр не слушал, он мотал головой и повторял:

– Я не могу, не могу… не могу…

V

Ночью Александр выбрался из своей палатки. Огляделся. Лагерь спал. Часовой у входа в палатку Бенита заметил Александра, но не стал останавливать. Все-таки первый префект претория!

Отойдя от своей палатки шагов на двадцать, Александр кинулся бежать. Он знал, что ему нужно, – склад. Он приметил его ещё днём. Легионер беспрепятственно пропустил его, хотя Александр забыл пароль.

Внутри горела лишь одна лампа. В полумраке он разглядел плотно скатанные спальники (верно, ещё с зимы затерялись на каком-то складе, а теперь наконец попали на склад легиона), коробки с личными аптечками, пакеты с сухим пайком. Центурион, ответственный за склад, забрался в спальник и громко храпел. В палатке царил полумрак и пахло приятно – чуть-чуть лекарствами, чуть-чуть вином. И ещё – шоколадом.

Александр посмотрел на складной стол. На нем валялось несколько обёрток от шоколада и стояла фляга. Александр на цыпочках подошёл к столу. Взял флягу, понюхал. Пахло дешёвым вином. Юноша приложил флягу к губам. Но лишь одна-единственная капля скатилась на его губы – центурион все вылакал сам.

Александр тихонько поставил флягу на место и оглянулся. Аптечки! Он взял ближайшую и стал сдирать обёртку. Бумага предательски громко шуршала. Александр втянул голову в плечи и оглянулся. Центурион продолжал храпеть. Александр хихикнул. И уже не таясь вскрыл коробку. Внутри лежала плитка шоколада, завёрнутый в целлофан стерильный пакет с марлей и бинтами, металлическая коробка с ампулами йода – каждая ампула как крошечная бутылочка в нитяной оплётке, залита стеарином да ещё обернута плотным картонным кольцом. Флакон с таблетками для обеззараживания воды. И две коричневые продолговатые маленькие коробочки с надписями красными буквами.

«Морфин… 1/2 грана. Передозировка может быть опасна. Возможно привыкание. Произведено фирмой „Макрин и сын“ для нужд римской армии. Собственность римского государства. Инструкция по употреблению… »

Дрожащими руками, не веря в свою удачу, Александр открыл коробочку и вытряхнул на ладонь шприц-тюбик. Сорвал прозрачный колпачок с иглы и тут же всадил себе иголку под кожу. Потом бросился к другой аптечке. Ещё коробочка и ещё… сколько же их… счастье! Надо же! Возможно привыкание. Он потрошил аптечку за аптечкой, уже не скрываясь. Колол себе один шприц за другим и не вытаскивал иглы. Боли не чувствовал. Какая боль? Боль – это путь к счастью. А краснорожий центурион все храпит в своём спальнике. И так прохрапит до зимы. Александр подскочил к спящему и пнул пониже спины. Центурион лишь рыкнул угрожающе, перевернулся на другой бок, зачмокал сладко и принялся досматривать свои армейские сны.

– Вставай! – Александр вновь ударил, но не зло, а ради забавы.

Все его сейчас веселило. Весело будет, если центурион встанет. И центурион встал – вылез из мешка красный, весь облепленный пухом: ткань спальника была дешёвая, и пух сквозь неё так и лез. Однако спальник был жаркий. Зачем центурион забрался в спальник в этот летний день, было совершенно непонятно. При виде облепленного пухом центуриона Александр стал хохотать. Так хохотал он, помнится, когда с друзьями – им было по четырнадцать – пили вино во время пикника на берегу Тибра в Мартовские Иды. Сколько чаш в тот день выпьешь, столько лет и проживёшь. На дне одной из бутылок мальчишки нашли дохлого мышонка и стали блевать – один за другим. При воспоминаниях об этих фонтанах, бьющих наперебой изо ртов, Александр хохотал все безудержней.

Центурион не понял его смеха. Мрачно глянул на возмутителя и приложил Александру кулаком по скуле. Не узнал нового префекта претория начальник склада.

VI

Их встреча могла показаться случайностью. Но можно сказать точно, один из них к этой встрече стремился. Может быть даже, что стремились двое. Но гении ни за что не раскроют своих замыслов людям. И друг другу тоже. Так что каждый изобразил, что не ожидал этой встречи на улице возле фонтана с бронзовыми дельфинами.

Гюн сильно изменился с того дня, как гении перестали быть наперсниками богов. Гэл же, напротив, остался все тем же – красивым, дерзким, насмешливым, и теперь больше походил на Постума, нежели на Элия, Но все же сходства с Элием не утратил, что было довольно-таки странно, учитывая нынешний образ жизни Гэла.

Но никто из них не сделался богом, как мечталось.

– Давно не виделись, – Гэл положил руку Гюну на плечо.

– Давно. – Гюн оглядел собрата с улыбкой. – Понял, что дело твоё никчёмное, и пришёл.

– Ну, вроде того. Император уехал и меня бросил.

– Вспомнил про своих?

– Я всегда помнил. Но пришёл не просто так, – Гэл по-заговорщицки подмигнул собрату. – Пришёл с известием. Очень важным.

– Каким же? – Гюн говорил снисходительно. Когда-то он был гением бога, а Гэл – всего лишь гением человека, пусть и одного из Дециев. Но с тех пор как они уравнялись в правах, Гюн вообразил себя богом. Ну а кем вообразил себя Гэл – неведомо.

Бывший гений Элия сделал вид, что не заметил пренебрежительного тона.

– Через три дня преторианская гвардия покинет Рим.

– Ты уверен?

– Это точно.

За это известие Гэл мог поручиться: он сам доставил послание императора второму префекту претория. Постум требовал, чтобы его гвардейцы прибыли для охраны императора в Виндобону. Второй префект не мог не подчиниться.