Запад-36 (СИ) - Янов Алексей Леонидович Страница 47

Вечевая площадь, услышав посредством глашатого слова боярина — переветчика вначале ошеломлённо замокла, а потом оживлённо зашушукалась.

— Государь, ты же, когда брал детинец, всем боярам обещал прощение! — из толпы раздался чей — то громкий, истеричный женский возглас.

— Прощение я обещал РУССКИМ, — выделил это слово Владимир, — боярам, а не польско — венгерским прихвостням и предателям! И честных русских, волынских бояр я всех простил! А с прочими иудами у меня разговор короткий — голова с плеч долой — и всех с ними делов! Повтори! — последний приказ предназначался глашатому, и тот с готовностью прокричал слова государя на всю площадь.

Дождавшись повелительной отмашки государя двое ратников схватили Хотена под руки и повели его к насыпанной на деревянном возвышении песочнице, по центру которой была установлена какая — то рама с поднятом вверх лезвием (гильотина).

— Развяжите руки! — боярин начал тормозить ногами и сопротивляться всем телом. — Я помолиться хочу!

— Тут латынской церкви нет, — прошипел один из конвоиров, тащивших боярина.

— Да закройте вы ему пасть! — прикрикнул на своих подопечных ротный Щуков, провожающий всех троих недовольным взглядом.

— Простите братие! — последнее, что успел выкрикнуть боярин, пока ему не засунули кляп в рот.

— Бог простит! Мы с тобой! Прощай Хотен Ипатович! — послышались негромкие слова от толпы осужденных, крепко связанных верёвками.

Боярина засунули в это странное сооружение по плечи, а затем стоявший рядом с этим механизмом человек в маске дёрнул за рычаг. Висящая в верху планка с большим топорным лезвием с силой обрушилась на шею боярина, влёт отрубив тому голову. Из шеи несчастного зафонтанировала рывками кровь, так как сердце ещё продолжало биться, а голова отлетела и покатилась по песочку, быстро впитывающему красную влагу. От такого зрелища толпа волынян ахнула — кто — то в ужасе, кто — то в удивлении от применения такого механизма по отсечению голов.

Казни затянулись до самого вечера, я уже успел пожалеть, что не стал казнить волынян сразу партиями по нескольку человек — так дело двигалось бы быстрее. После публичных признательных показаний своей вины на гильотине были казнены все восемнадцать волынских бояр. Эти бояре публично признавали свою вину, в обмен на гарантии сохранения жизни и части имущества их родичам. В противном случае, если бы они отпирались, то казнилась бы вся семья и все ближайшие родичи лишались бы своих вотчин и дворов. Им всем это доступно объяснили ещё на стадии допросов и следствия. Вот такой нехитрый трюк был применён. Но никто из волынских бояр за зря себя не оговаривал, все казнённые действительно были так или иначе повязаны с князьями Романовичами или зарубежными магнатами.

А ближе к ночи те из волынских бояр, кто счастливо сумели избежать дневного судилища и уже успевшие мне присягнуть, перебивая друг друга, старались выслужиться у новой власти. Присутствующие вместе со мной воеводы внимательно их слушали, уточняя вопросы о численности галицкого войска, о тактических приёмах боя применяемым Даниилом в прежних боях с черниговцами, киевлянами и венграми, и в целом о характере и мировоззрении князя. Я не вмешивался, лишь удовлетворённо слушал «оперившихся», выросших в профессиональном плане воевод. Присутствующие при разговоре бояре имели в галицком войске своих лазутчиков, поэтому их сведениям можно было до определённой степени доверять.

Двадцатиоднолетняя владимиро — волынская княгиня Добрава Юрьевна заплаканная, с опухшим от слёз лицом, все эти дни проживала со своими мамками и челядинками в выделенной ей комнатах женской половины терема. Обзавестись детьми от Василько или хотя бы забеременеть, она ещё не успела, данные обстоятельства были мне, по понятным причинам, только на руку. Эта высокородная пленница была довольно — таки миловидна и красива собой, но относился я к ней с подчёркнутым почтением и уважением. Ведь эта девушка была дочерью великого князя владимирского Юрия Всеволодовича, а окончательно портить с ним сейчас отношения не входило в мои планы.

Стоило лишь под охраной и сопровождением нескольких волынских бояр выпроводить княгиню из города, как во Владимир — Волынский пришла связная галера, с хорошими и давно ожидаемыми мной известиями о рождении сына. Его я решил назвать Ростиславом/Иваном. Попы до сих пор не внесли славянские имена в свои святцы, потому и давались новорождённым химерные двойные и тройные имена. Этот вопрос, конечно, не жизненно важный, но решить его тоже когда — нибудь придётся. Параскева, по словам гонца, перенесла рождение ребёнка хорошо, жива и здорова.

Новая жизнь не только появлялась на свет где — то далеко, в Смоленске, но и возвращалась в губернский центр Волынской области. Пустынность и тишина на городских улицах Владимира — Волынского скоро сменилась буйным оживлением. В город стали возвращаться ранее бежавшие мужики вместе с семьями, их тут же «обрабатывали» церковнослужители; перепуганные попы продолжали неутолимо и днём и ночью истово молиться за здоровье государя Владимира, попутно принимая присяги у всех новоприбывших. А вот большинство бояр, в отличие от горожан, духом так и не воспряли, что, впрочем, не мешало им послушно выполнять все установления новой власти, в том числе и сократить численность своих дружин до установленного законом лимита.

Оставшиеся города Волынского княжества, в том числе крупнейшие из них, сдавались без сопротивления. Эта покорность волынян вовсе неудивительна, учитывая гибель их князя Василько, а также физическую недоступность со стороны его родного брата Даниила, сейчас, к слову, активно ведущего неудачную для него войну с Черниговским князем. К незанятым ещё прибужским городам были направлены полки под командованием Малка. А я сам, с оставшимися войсками, прошёлся по густозаселённой юго — восточной части Волынского княжества.

Мирная сдача волынских городов обычно происходила по стандартной схеме. К приближающемуся войску выезжали специально выбранные из бояр посланцы с грамоткой, составленной от лица всех горожан, в которой они признавали власть над собой нового смоленского князя. Дальше «кривицкие» войска входили в гостеприимно распахнутые городские ворота, где их встречали хлебом — солью под звон колоколов все сословия, включая церковный клир.

После того, как был приведён к присяге Тихомель — последний в длинной очереди среди капитулировавших городов, я со спокойной совестью отправился в Киев, для встречи со своим союзником Михаилом Черниговским. К этому времени галицкий князь Даниил Романович уже был черниговцами окончательно разбит и бежал то ли в Венгрию, то ли в Польские княжества. Теперь мне ничто не мешало лично встретиться с Михаилом Всеволодичем.

В новой Волынской области все запланированные организационно — штатные мероприятия были выполнены в полном объёме. Я рассадил в Волынских городах своих наместников — вперемешку волынских бояр и командиров своих пехотных подразделений, командира первого смоленского батальона Улеба назначил губернатором Волынской области. Одновременно со мной отбыли к предписанным им местам постоянной дислокации все лишние рати, подлежащие выводу. Эти полки должны были двигаться самостоятельно на галерах, естественно, речными путями.

А я, вместе с конными ратьерами, налегке, без пешего сопровождения, поскакал к древней русской столице, следуя к ней напрямую, через лесостепи по хорошо наезженному торговому тракту.

Ещё будучи на Волыни, свою личную охранную сотню кое — какими дополнительными «прибамбасами» я постарался выделить из общего числа всадников. Все конные телохранители были снабжены «крыльями», на манер польских гусар более поздних веков. Помимо чисто внешнего эффекта эти крылья служили хорошей противоарканной защитой. Приодел этих ратьеров в чёрные сюрко с жёлтыми крестами, и пересадил их всех на жеребцов вороной масти. Теперь моя личная сотня стала заметно выделяться на общем фоне остальных ратьеров, чего я, собственно говоря, и добивался. Пускай на поле боя стало, возможно, менее безопасно, но в гущу сражений я старался не влазить, благоразумно держась от них в отдалении. Зато теперь в том же лагере или в тереме сразу будет видно, где мои телохранители, где «залётные», а вот это обстоятельство, как раз, мою личную безопасность существенно повышало.