Империя. На последнем краю - Владимир Викторович Бабкин Страница 47

– В связи с болезнью государя императора я принимаю на себя всю полноту власти в Империи.

Генерал щелкнул каблуками:

– Так точно, ваше императорское величество! Жду ваших повелений!

* * *

Империя Единства. Россия. Москва. Воробьевы горы. Шуховская башня. 5 октября 1918 года

Ольга недвижимо смотрела прямо перед собой, не обращая никакого внимания на пролетающие за окном снежные вихри. Люба не лезла с расспросами, давая возможность подруге прийти в себя. Филиппов молча крутил баранку своего роскошного «Руссо-Балта», понимая, что с восторгами по поводу спасения его Любушки лучше обождать. Тем более что дорога впереди становилась все хуже, а видимость резко упала.

В автомобиле царила гнетущая тишина, нарушаемся лишь гулом работающего двигателя, скрипом рессор и воем снежного бурана снаружи.

В Москву пришла зима. Зима пришла в ее душу.

«Миша-Миша, что же ты со мной делаешь…»

Наконец Мостовская выдохнула:

– Спасибо, что отбила меня от репортеров. Они меня чуть не растерзали своими вопросами.

Галанчикова хмуро покачала головой.

– Нет, подруга, так просто от них ты не отделаешься. Уверена, что к тебе сейчас будет повышенный интерес, и не только со стороны прессы. Вокруг достаточно много неглупых людей, которые могут сложить два и два, присмотревшись повнимательнее к некоторым совпадениям в твоей биографии.

Ольга покосилась на крутящего баранку Филиппова и промолчала.

В принципе, не было ничего страшного в том, что она, испугавшись, бросилась к императору. Даже ее вскрик, в котором она назвала царя не просто по имени, а именно уменьшительно-ласкательным «Миша», не был такой уж катастрофой. Во всяком случае, опешивший поначалу Суворин тут же переключил внимание прессы на себя, а Люба, быстро подхватив подругу под руку, буквально поволокла рыдающую Ольгу прочь.

И, судя по тому, что она успела расслышать, министр информации, как съевший собаку в своем деле профессионал, не стал плодить сущности, а в своих объяснениях пошел самым простым путем:

– Господа, я не имею ни малейшего представления о том, почему госпожа Мостовская так воскликнула, но причины видятся мне очевидными. Михаил Второй горячо любим народом. Миллионы женщин будут рыдать, узнав о болезни императора. Уверен, что все присутствующие искренне желают нашему государю скорейшего выздоровления…

Что ж, версия была без особых изысков, но достаточно правдоподобная, и если это был экспромт, то господин Суворин блестяще вышел из щекотливой ситуации. Действительно, мало ли в России дурочек, которые тайно влюблены в императора? Да полно! Так что нет ничего удивительного, что одна из таких тайных воздыхательниц оказалась среди толпы. А то, что она крикнула «Миша!», так что с дурочки взять? Баба она и есть баба. Хоть баронесса, хоть крестьянка.

Да, эта версия многое объясняет, и если Ольга будет играть свою роль как следует, то, может, ничего страшного и не случится. В конце концов, все будут сейчас следить за новостями о здоровье императора, и на этом фоне глупый вскрик может вполне и затеряться. Да и вряд ли могущественный МинИнформ даст репортерам возможность слишком резвиться на эту тему. В такой момент, когда все молятся о скорейшем выздоровлении, делать даже легкие намеки в прессе не рискнут.

Но вот в чем Галанчикова права, так это в том, что кое-кто начнет к ней присматриваться повнимательнее. А это плохо. Очень плохо.

Но страшнее всего то, что об этом всем наверняка доложат императрице. А ее реакция может быть какой угодно. И если Михаил действительно заболел «американкой», то спасти Ольгу от возможного гнева царицы будет просто некому.

И ладно лично ее, но она своей глупейшей несдержанностью подставила под удар сына! А если как-то просочится информация о том, что Миша-младший на самом деле является незаконным сыном императора, то…

Ох-хо-хо.

Ольга передернула плечами, словно от озноба.

Галанчикова положила свою ладонь ей на руку.

– Оленька, а поедемте к нам? Попьем чаю, согреемся, отдохнем. Правда, Борис?

Тот активно закивал, изобразив бурный энтузиазм и полный восторг от такой прекрасной идеи.

– Да-да, Ольга Кирилловна, поедемте к нам!!! У нас есть прекрасная вишневая наливочка, вам она очень понравится, уверяю вас!

Мостовская, прекрасно понимая, что счастливо воссоединившееся семейство жаждет сейчас не гостей потчевать, а заняться совсем другим делом, все же не смогла отказаться. Оставаться один на один со своими думами и страхами, она не могла.

Да и буран за окном не лучший фон для одиночества и тоски.

– Спасибо вам за все…

* * *

Империя Единства. Ромея. Остров Христа. Усадьба «Орлиное гнездо» (Убежище Судного дня). 5 октября 1918 года

– Состояние императора?

Половцов четко доложил:

– Ухудшается, ваше величество. Жар, лихорадка, температура выше 39 градусов. Кровавый кашель. Государь в сознание не приходил.

– Что говорят доктора?

– Боткин и Павлов не дают никаких прогнозов. Нам остается только молиться и верить в медицину.

Маша прикрыла глаза, словно надеясь на то, что если не видеть генерала, то вместе с ним исчезнут и страшные слова, которые он только что произнес.

Нет, милочка, ты не маленькая девочка, которая прячется от своих страхов под одеялом.

– Готовы ли «Манифесты» к обнародованию?

Половцов покачал головой.

– Манифест Вашего Величества готов и ждет лишь вашей подписи. Но у нас нет пока сведений из Москвы о подписании государем Манифеста о временной передаче власти вашему величеству.

Маша нахмурилась.

– Вот как? Дайте связь с Кутеповым.

– Слушаюсь, государыня.

* * *

Империя Единства. Россия. Москва. Воробьевы горы. Шуховская башня. 5 октября 1918 года

Снег уже не просто валил, а превращался в самый настоящий снежный буран. Колючие плети хлестали по лицам тех, кто неосторожно поворачивался навстречу кинжальному ветру. Им вообще крупно повезло, что они успели не только получить многие грузы с дирижаблей, но и даже успели развернуть три малые спасательные палатки ИСС с печками внутри и трубами дымоходов наружу. Но что такое три трехместных палатки на двадцать два человека, включая шестерых раненых, из которых трое очень плохих? И совершенно неизвестно, сколько получат переохлаждение или простуду к утру.

Палатки были маленькими и практически две из трех занимал лазарет. В оставшуюся палатку узники башни втискивались по очереди греться, остальные ютились вокруг бочки с горящим углем, укрываясь от снега и ветра за брезентом растянутого тента.

Было холодно, а становилось все холоднее и холоднее. Николай Николаевич Приоров проклинал все на свете за то, что они не смогли подумать заранее о том, что нужно иметь под рукой некоторые средства воздушной эвакуации тяжелораненых вместе с носилками. Пусть и в палатках, но без нормальной медпомощи, да на морозе – тяжелей, пожалуй, было только на фронте. Да и многим ли лучше его