Переписать сценарий - Сергей Александрович Васильев Страница 47

— Так, Сергей Васильевич! Я же, всегда рад был, да недосуг. Однако, когда в церкву иду, как есть, рубль гривенниками раздам. И сиротку давеча приютил, у которой мамка помёрла…

— Аполлинарий Изотович, Ваши доходы позволяют Вам не одну сиротку, а целый сиротский дом безбедно содержать. Кто или что, Вам мешает, нормальные условия труда для ваших же работников создать? А на вашей мануфактуре, простите, средневековье какое-то! Сами-то читали отчёт фабричного инспектора? — и Зубатов, перегнувшись через стол, достал зеленую папку, при виде которой купец сжался и стал как будто меньше ростом.

— Итак, посмотрим… «Мастерские сырые, грязные, полутемные, с крайне узкими проходами, загроможденные оборудованием, движущиеся и вращающиеся машинные части чаще всего не ограждены… Скверными являются не только условия труда, но и его организация. Поэтому люди вынуждены постоянно отрываться от дела: „Ничего не было под руками“». «За напильником надо бегать в инструментальную, и там полчаса вымаливать его у заведующего. Чтобы разогреть заготовку, приходилось бегать в кузницу, и там дожидаться очереди. Материал выдавался „в обрез“, и часто приходилось рыскать по всей мастерской, и выпрашивать кусочек железа… Погонщики-мастера, да старшие, грубые, с кабацким ругательством на устах, черствые и жестокие». И при всём при этом продолжительность рабочего дня — 15 часов…

— Так, что там ещё… «Казармы для рабочих — холодные и сырые. Продуктовая лавка отсутствует» … Ну и последнее, но не в последнюю очередь… — Зубатов вытащил из папки и помахал перед купцом сиреневыми листочками. — Аполлинарий Изотович! «Шалить в картишки» изволите? Ваши долговые расписки? Смотрите, какие суммы неплохие? Да на них новую мануфактуру отгрохать можно…

— Так исправлю, Сергей Васильевич! Ей-Богу всё исправлю. Вот те крест…

— Не нужно крест, Аполлинарий Изотович! Мы же не в церкви. Достаточно оформить Ваши добрые намерения документально. Вот, Ваше решение о введении на вашей мануфактуре 8-часового рабочего дня. Вот договор со строительной артелью на превращение ваших мастерских из «авгиевых конюшен» во что-то, более приличное. Вот договор на строительство жилья для работников, на организацию фабричной школы… И не беспокойтесь, на всё, кроме картишек, хватит. Мои счетоводы не ошибаются. Подписывайте, и начинаем дружить.

Купец сел в кресло, взял в руки бумаги, покрутил, и задал давно мучивший его вопрос:

— Сергей Васильевич, а что у меня там не сбалансировано, никак в толк не возьму?

— У Вас, голубчик, — Зубатов посмотрел на купца, как учитель на нерадивого ученика, категорически не желающего выучить домашнее задание, — не сходится баланс между получаемым и отдаваемым. А это — причина всех болезней, как у отдельно взятого лица, так и у государства в целом. Вот Вы, — верующий человек, стало быть? Вот смотрит, смотрит Всевышний, как Вы на кон дневную зарплату всей мануфактуры за раз ставите, а потом бежите гривенниками на паперти откупаться… Потом берёт мухобойку, и, ррраз! — Зубатов грохнул перед купцом папкой по столу…

— Сергей Васильевич, — купец широко, с прищуром посмотрел на сыщика, — так неужто, Вы и есть, — та самая мухобойка?..

— Да Господь с Вами, Аполлинарий Изотович. Мухобойка — это те революционеры, которые к Вам в контору тропинку протоптали. Причём это такая мухобойка, которая и Вас не пожалеет, и от меня мокрого места не оставит, хотя я к Вашим карточным и мануфактурным делам никакого касательства не имею.

— Дюже ловко говорите, Сергей Васильевич, да только непонятно, — вздохнул купец, надевая картуз.

— Чего уж тут непонятного, — удивился Зубатов, — если поклажу положить на один бок, весь возок перевернется. Если всё в один карман засунуть — сюртук порвётся. Делиться надо уметь, Аполлинарий Изотович, — строго, в соответствии со Священным писанием, а не милостыню «у церквы» раздавать. Делиться — это воздавать по совести, и по заслугам… Сами не научитесь — всё без Вас поделят, а Вас самого сожрут, как рождественского гуся…

В коридоре раздался грохот сапог, и в кабинет, буквально ворвался, один из агентов Зубатова.

— Сергей Васильевич! Вы просили предупредить! Кажись, началось!..

На фоне крайне неудачного дебюта в русско-японской войне, язвительные словечки о некомпетентности, высказанные Николаем Вторым своему дяде, генерал-адмиралу, оказались последней каплей, переполнившей чашу терпения профессиональных казнокрадов, после чего им стало понятно — пора!.. Пора «валить» к своим подельникам в зарубежье. Или, на худой конец, «валить» власть, которая жаждет найти козлов отпущения, хороших и разных.

Великосветская, насквозь коррумпированная тусовка, хорошо погревшая руки на казённых заказах — это страшная сила. Риск потерять «хлебное место» — более, чем серьёзный мотив, для весьма непопулярных решений. Боярская оппозиция не раз предавала собственное Отечество ради своих шкурных интересов. Местоблюстители начала XX-го века были ничуть не лучше своих коллег времён Великой Смуты. Та же беспринципность, то же мздоимство, те же спесь и высокомерие.

Капиталом служивого боярства, сиречь чиновничества, являются не заводы и фабрики, не земля и крепостные, а должность, и прилагаемая к должности возможность пользоваться казёнными средствами, как своими собственными.

«Обеспечьте 10 %, и капитал согласен на всякое применение, при 20 % он становится оживлённым, при 50 % — положительно, готов сломать себе голову. При 100 % он попирает все человеческие законы, при 300 % — нет такого преступления, на которое он не рискнул бы, хотя бы под страхом виселицы», — писал английский публицист XIX-го века Томас Джозеф Даннинг.

Государственная служба приносит коррупционерам не сотни, а тысячи процентов прибыли. И за этот капитал чиновники готовы биться с кем угодно, используя какие угодно методы. Особенно, когда надо отвлечь внимание от своего казнокрадства, а ещё лучше — сделать так, чтобы это казнокрадство расследовать было некому. Для этого требуется ослабить или совсем снести существующую власть. О том, что вместе с властью снесут и их самих, никто даже не думал.

К террору, развёрнутому революционерами, великосветские казнокрады решили добавить межнациональные столкновения, религиозные мятежи и военные бунты. Особо приятно было это делать за отдельное вознаграждение.

План оказания финансовой помощи, помощи любым антиправительственным силам, у истоков которого стоял кадровый военный разведчик Мотодзиро Акаси, ещё в 1902-м году получил одобрение и поддержку со стороны посла Японии в Лондоне Тадасу Хаяси и начальника 2-го отдела (оперативное планирование) Генерального штаба Японской армии генерала Ясумаса Фукусима.

По данным российской контрразведки, на эти цели Токио тратил до 10 миллионов иен в год. Военный атташе Японии в Петербурге полковник Мотодзиро Акаси в свое время заверял русских революционеров: «Мы готовы помогать вам материально на приобретение оружия, но самое главное, чтобы движению не давать остывать и вносить, таким образом, в русское общество