Андрей Дай - Поводырь Страница 48

Гера рассказывал, что будто бывали случаи, когда особо дотошные правдолюбцы, как он выразился, "вступали в конфронтацию" с начальником губернии. Лезли куда попало и, потрясая толстенным "талмудом" законов Российской Империи, требовали соблюдения каких-то прав. Эти наивные "крапивные души" подрывались на втором аспекте прав и обязанностей губернатора. Ибо я, даже будучи исправляющим должность начальника губернии, высочайшим указом назначен быть высшей государственной властью, представителем царя и "смотрящим" за общественным порядком и благонадежностью. И любой, взявший в руки пачку бумаги более тяжелую, чем признанную мной безопасной, мог быть объявлен неблагонадежным возмутителем порядка и отправиться в места не столь отдаленные рассказывать медведям о правах.

Только у этой монеты была и обратная сторона. Примерно то же самое мог сотворить уже и со мной генерал-губернатор. Что, как вы понимаете, совершенно невозможно, если в ответ на такой шаг он сам получил бы палкой по голове от какого-нибудь высокопоставленного господина из столицы.

Уравновешивающим грузом для этой взрывоопасной схемы взаимного бесправия стало рождение системы "крыш" и "папиков". Каждый, абсолютно каждый – от последнего писаря четырнадцатого разряда до его высокопревосходительства канцлера империи – имели над собой кого-то, кто гарантировал им относительно спокойное положение. Бывало, "крышеватель" и вовсе не имел никакого отношения к ведомству "крышуемого", оказывая влияние на нужных людей каким-либо иным способом. Тот же губернатор, имеющий "интерес" в неких торговых предприятиях, скорее всего, благожелательно выслушает просьбочку банкира, где его фирмы обслуживаются…

В общем, не понаслышке зная о современной – второй половины девятнадцатого века – системе и будучи профессиональным администратором века двадцать первого, нисколько не опасался какого-либо противодействия своим идеям, пожеланиям и распоряжениям. Честно говоря, был соблазн, неожиданно горячо поддержанный Герочкой, стукнуть кулаком по столу и заявить, что теперь будет вот так и не иначе. Пришлось даже, разглядывая большую Генеральную карту Томской губернии – рисованную от руки, наиновейшую, даже на мой искушенный взгляд – весьма точную, повешенную на стену в моем новом кабинете, — объясняться с душевным партизаном на предмет общей политики управления.

Еще в армии один хороший человек объяснил мне разницу между начальником и командиром. По его словам, начальник – это офицер, отдающий приказы. И все. Командир же – это офицер, строгий, но справедливый, отдающий приказы, которые ПОДЧИНЕННЫЕ В СОСТОЯНИИ ВЫПОЛНИТЬ!!! Таких солдаты любят и стараются лишний раз без повода не раздражать.

Запомнил на всю жизнь, но редко применял это правило в административной работе. Раньше. В другой жизни. Просто плевать было, начальником меня считают или командиром.

Сейчас – другое дело. В этой, второй жизни это стало важным. Слишком велика была задача, которую сам себе поставил, чтобы тратить время на "тихую войну" с собственными подчиненными. Мог ведь наорать, стращать начать, ногами топать, когда не обнаружил над столом портрета Александра Второго. Но нет. Сдержанно пожурил, выразил уверенность, что уже завтра все будет исправлено и самодержец российский ликом своим подчеркнет присутствие Власти в моем лице.

В общих чертах описал собравшимся чиновникам новый основной курс движения губернии. Объявил о намерении всесторонне поддерживать тех господ статских чиновников, кои своими деяниями и прилежанием существенно продвинут нашу локальную индустриализацию и заселение губернии. Пообещал во всем опираться на Губернский совет. Попросил не стесняться и оказывать мне честь, высказывая свои мнения и давая дельные советы. Пожаловался, что в штатных и заштатных городках моего края прозябают в безвестности талантливые и энергичные чиновники, в то время как в губернской столице есть отдельные индивидуумы, не желающие знать о веяниях новой эпохи, позволяющие себе игнорировать нужды возрождения Великой России и личные пожелания его императорского величества. Предложил подумать и предоставить списки и тех и этих, дабы, возможно, поменять их местами.

По задумке, это предложение должно было стать призраком нависающего над "неприсоединившимися" кнута. В качестве пряника использовал ресурсы Фонда и скорейший карьерный рост, в пределах моей компетенции, конечно.

Ответил на несколько осторожных вопросов о деятельности Фонда. Разъяснил. Улыбнулся и заявил, что не намерен вмешиваться в его деятельность. Почувствовал, что мне не поверили, но не стал кидаться переубеждать. Несолидно это да и бесполезно. Со временем все само встанет на свои места.

После минутных споров были образованы две новые Комиссии при губернском совете. Под моим личным патронажем, конечно. Промышленная – с Павлом Ивановичем Менделеевым во главе. Раз уж судьбе было угодно дать мне в подчинение брата великого русского химика, грех было бы не воспользоваться. Да и не место прекрасно образованному человеку в департаменте возмездия. По заблестевшим глазам молодого еще чиновника понял, что не ошибся: он даже плечи расправил, спину выпрямил.

Нагрузили Менделеева-младшего сбором сведений о прошениях в инстанции от предприимчивых сибиряков. По опыту Каинска я уже знал, что большая часть инициатив не была реализована лишь по причине "подковерной возни" на местах. Или не сошлись с кем-то из чиновников в определении размера "подношения". Но документы-то остались. К ним, к документам, у российских чиновников отношение нежное, почти благоговейное.

Кроме того, я обещал выдать карту с примерным расположением месторождений тех полезных ископаемых, разработку которых губернское правление могло разрешить без согласований с АГО.

Поговорили о паровых машинах. Выяснилось, что на Гурьевском заводе АГО лет уже с пять производят паровики под заказ. Мало и не слишком мощные. Могут и больше и сильнее, но железа не хватает. То железнорудное месторождение, откуда таскают сырье в Гурьево, снабжает еще и Томский железоделательный заводик. Приписные крестьяне с заводов и рудников бегут, бросая землю и огороды, рабочих рук не хватает. Жалованья администрация повысить без разрешения сверху не может, а быть может, и не хочет. Работа же на заводе считается легкой и каторжников туда не посылают. А в шахты и не хотят посылать – черт его знает, что учудят злодеи в глубине железной горы.

Тем не менее, все легко согласились с мыслью, что вместе с развитием промышленности существенно повысится спрос на паровые машины. Я даже подправил размышления некоторых в нужную сторону, заявив, что, будь я купцом, непременно закупил бы везде, где только мог, десятка два двигателей да механиков опытных бы пригласил. И паровики не продавал бы, а сдавал в аренду жаждущим. Причем за технические консультации еще бы и деньги брал.

Мне возразили, что, мол, согласно Горному Уставу, инженеры АГО обязаны помогать осваивать любые приборы и механизмы на территории губернии. Мол, что стоит купчине такого специалиста к себе вызвать, дабы тот какого-нибудь мужичка посмышленее обучил?

Ответил – бюрократия! Горным начальникам невыгодно станет, если у нас тут много заводов появится. Мы же остатки рабочих переманим и инженеров самых голодных и активных. Но и отказать они не вправе. А значит, станут каждое прошение годами рассматривать, время тянуть. Да и не пойдут купцы к Фрезе. Очень уж он их обижает последнее время. Своим чиновникам протекцию оказывает, а чужих поборами давит.

Прошение Горному начальнику о выделении специалиста по промышленному производству для участия в Комиссии все же написали. Положено так.

Вторая Комиссия стала называться "переселенческой". Тут оказалось больше всего споров. Не простым вопрос-то оказался.

По положению от одна тысяча восемьсот сорок третьего года, Томская губерния входила в список из четырех субъектов Империи, куда переселение только приветствовалось. Были определены величины земельных наделов для новопоселенцев – по пятнадцати десятин на семью, из которых пахотных земель – семь, под выпасы и сенокосы семь с половиной, и под приусадебное хозяйство – дом с двором и огородом – полдесятины. Назначались размеры единовременных ссуд для крестьян. Подорожные выплаты для следующих к месту поселения.

И люди шли. Пешком, через всю страну. С беременными женами и тучей детей. Не менее сотни семей в год – капля в океане целинных земель губернии. И к тому же не менее половины, повстречавшись с первым же представителем власти на земле края, немедленно заявляли, что документы потеряли и родства не помнят по темноте и безграмотности. Детская хитрость сбежавших из России крестьян. По закону, таких следовало бы выдворять обратно, да только кто гарантирует, что эти предприимчивые, рискнувшие бросить все и попробовать новой жизни в Сибири люди не свернут в тайгу за первым же поворотом? Скоробогатов, губернский землемер, затруднялся определить – какое количество нигде не зарегистрированных поселений существует ныне на территории, мне подвластной.