Дмитрий Беразинский - Красный опричник Страница 48

— Чтобы пули от черепа отскакивали! — кивнул Волков.

Весь этот разговор происходил в вагоне поезда «Минск-Житомир», на который они сели в Мозыре. Командующий округом проводил их и точно таким поездом возвратился назад в Минск. Командарм Ковалев присоединился к ним практически инкогнито, даже сменил нашивки на полковничьи, и в ответ на ругань высокой комиссии отвечал, что пусть его расстреляют, но на территории округа хозяин он. И несколько дней добросовестно шнырял вместе с проверяющими по разбросанным по Полесью воинским частям. После этого Волков и сказал Кречко, что командарм — неплохой мужик. Кречко сказал, что лучше гонять с комиссией, чем играть очком в своем штабе, гадая о выявляемых недостатках. Иван Михайлович ко всему на свете подходил практически. Единственный раз, когда он сработал по велению души — это в декабре прошлого года, когда подобрал на переезде одиноко бредущую фигуру товарища Волкова.

Украина встречала ясноглазую комиссию теплым весенним дождиком. Кречко подобрался уже на вокзале в Шепетовке и вполголоса сообщил Волкову, что с местными нужно держать ухо востро. Это вам не Коростень, где неподалеку Киев и Советская власть с электрификацией всей страны. Здесь же неподалеку польская граница, с которой регулярно проникают на советскую территорию почитатели творчества Степана Бандеры. Особисты здесь лютуют, так что ничему удивляться особо не нужно: жизнь в приграничной полосе имеет свои особенности. Волков при этих словах вспомнил свои детские впечатления от Гродно и решил, что украинский национализм пикантнее белорусского. Тут же вспомнилось, что нишу ОУН во время войны на гродненщине занимала польская АК.

Повторилось все то же, что и при посещении Смоленска, только Киевский особый военный округ считался как бы на более стратегическом участке, поэтому и снабжение здесь было лучше. Андрею Константиновичу все же казалось странным, что нигде не видно знакомых силуэтов «тридцатьчетверок». Ведь всего два года до войны, а новинкой танкостроения до сих считается БТ-7. Еще не выпущены танки КВ — эти пятидесятитонные неуклюжие «чебурашки» с проблемной трансмиссией, еще никто слыхом не слыхивал о истребителях Як-1, фронтовых бомбардировщиках Пе-2, штурмовиках Ил-2, реактивных установках БМ-13, самозарядных винтовках Токарева и пистолетах-пулеметах Шпагина. Не верилось, что все эти достойные (порою просто еще не разработанные) образцы вооружения пока не увидели свет. Нет, уже товарищи конструкторы получили чертежи, по которым им необходимо изучить собственные творения, но пока у Красной Армии техническое оснащение на весьма и весьма дремучем уровне.

Впрочем, Волкову тоже не чем гордиться. Ведь совсем недавно ему подсказали идею снятия фотоизображения с ноутбука, а не тупого копирования с экрана чертежей «аки под кальку». Между прочим, подсказал тот же адъютант Приходько. Малый увлекался фотографией и одним особенно грустным вечером предложил не пыхтеть над ноутбуком с чертежным прибором, а просто установить его треногу с аппаратом, установить выдержку в несколько секунд и глянуть, что получится. Размер фотопластинки с мелким зерном позволил безболезненно увеличить снимок в несколько раз — из Приходько бил триумф. Конечно, для большей детализации требовался специальный объектив с маленьким фокусным расстоянием, но дело сдвинулось с нижней мертвой точки.

— Как же мы, такие дураки, войну выигрывать собираемся! — вздохнул тогда Волков, — пацан нас обставил, как салажат. До такого простого метода не додуматься!

Тогда еще Берия выписал пареньку премию в размере пяти тысяч рублей — умников необходимо стимулировать, пока дураками не повырастали. Он же сказал, что победа в войне достигается не чьей-то одной умной головой, а результатами усилия миллионов людей. Приходько же — один из этих миллионов. С тех пор процесс пошел. Был привлечен профессиональный фотограф (из смежного ведомства), и день и ночь напролет над его снимками корпело специально созданное секретное копировальное бюро. Это был уже не копировальный аппарат «в две лошадиные силы», это был прогресс.

К сожалению, между чертежами и серийными моделями лежит целая пропасть из горы проблем. Такое вот странное определение дал Волков бесконечной череде нестыковок, препятствующим появлению образцов в металле: отсутствие сплавов металлов с необходимыми свойствами, низкий уровень квалификации персонала и высокоточных станков. Есть чертежи пушки для Т-54, но нет пока немецких токарных станков; есть чертежи перспективных истребителей и бомбардировщиков, но не хватает аллюминия для производства двигателей; есть чертежи автомата Калашникова, но сам Калашников еще семнадцатый сын из крестьянской семьи только год назад призван в РККА — Волков планировал изъять его для прохождения дальнейшей службы в конструкторском бюро Федорова-Шпагина, а затем как-то натолкнуть на идею АК-47. Четежи этого знаменитого в будущем автомата Андрей Константинович пока никому не показывал, потому как пытался соблюдать в отношении товарищей конструкторов определенную этику и лишать их заслуженной славы от собственных изобретений.

Волков вспомнил, как со своим «копировальным бюро» сгоряча подготовил комплект чертежей на американский бомбардировщик В-2 (будущий Ту-4), но Сталин после короткого совещания с конструкторами отложил чертежи до лучших времен. В тридцать девятом такое было не под силу. Возможно, станет под силу в сороковом.

Вернемся на Украину образца весны тридцать девятого года. По сравнению с советской армией времен молодости Волкова особенных отличий не было. Таже показуха с фронта и грязь с тыла. Те же тщательно скрываемые недостатки и старательно выпячиваемые достоинства. То же непонятное засилие строевой подготовки в ущерб тактической и боевой. То же непонятное желание политработников воспитывать бойцов в духе превосходства советского образа жизни.

— Объясните же мне, чем ваши методы отличаются от идей нацизма! — вопрошал Волков у армейского комиссара второго ранга, коллеги по званию и количеству «батонов» в петлицах.

— Немецкие нацисты кричат о превосходстве своей нации, а мы — о превосходстве коммунистического образа жизни. Мы — интернационалисты и космополиты! — снисходительно объяснял тот, — наше дело — правое.

Андрей Константинович разъярился.

— Ваше дело — труба! — заорал он на опешившего комиссара, — когда в вас начнут стрелять братья по классу, чем вы их испугаете? Интернационализмом? Так им на него начхать и растереть! Немецкий пролетариат не подозревает о том, что он пролетариат и желает стать землевладельцем с сотней гектар земли под Жмеринкой! Ты в Германии был и пролетариат тамошний видел? На Берлинском стадионе в тридцать шестом? От овации, устроенной Гитлеру, земля дрожала. А у Адольфа лозунг знаешь какой? «Пока наш дом — Германия, но вскоре им станет весь мир!» А ты тут херню порешь о человеколюбии и классовой солидарности!

— Но товарищ Сталин…

— И товарищ Барбаросса тоже! Классовое сознание существует только в вашем воспаленном мозгу, мудаки! Войска должны не ленинские чтения слушать, а учиться воевать! Тот же Владимир Ильич говорил, что «всякая революция тогда чего-нибудь стоит, когда она умеет защищаться». Это Христос проповедовал насчет ударов по лицу, так ведь он у нас вроде не в авторитете!

Обиженный политработник после ухода Волкова связался с Киевом и попросил дальнейших указаний у своего прямого начальства. Странное дело, но начальство было ни ухом ни рылом не осведомлено о каких-то генерал-инспекторах в чине комиссара госбезопасности второго ранга. Начальство сориентировалось мгновенно и доложило командующему округом Семену Константиновичу. Тому, который Тимошенко. Командующий посовещался с членом военного совета и, хотя тот вспомнил, что приходила какая-то телеграмма из Москвы, все же доложил Хрущеву. Никита Сергеевич принял близко к сердцу тот факт, что в его владениях шныряет какая-то штабная крыса, пусть и в чине комиссара госбезопасности второго ранга, и в Умани Волкова с Кречко арестовали. Добрый молодец Приходько успел прошмыгнуть из расположения части и на перекладных добраться до Кировограда, а оттуда попасть в Харьков. От Харькова до Москвы было восемь сотен километров, но доехать на поезде уже было делом техники, и на исходе второй недели изголодавшийся и пообносившийся сержант госбезопасности попросился на прием к Берии.

В это время арестованных доставили в Киев, где Хрущев лично допытывался, чье задание они выполняют. Никите Сергеевичу казалось, что он имеет дело с происками конкурентов: Маленкова и его приближенных. Волков впервые воочию увидал, какие ценные кадры управляют стратегическими регионами страны. В отведенной им камере (их даже не озаботились развести по разным камерам) Андрей Константинович смаковал «никитины пассажи».