Тринадцатый апостол. Том I - Алексей Викторович Вязовский Страница 48

я по дороге во дворец успел еще заскочить в лавку, где продаются различные шкатулки, сундуки и всевозможные декоративные ящики. Да, мне срочно нужен ковчег для «моей» скрижали, которую я собирался забрать с собой в Рим. На мое счастье у торговца был почти готовый крепкий «ящик» нужного мне размера, изготовленный из ливанского кедра и украшенный искусной резьбой. Мастеру оставалось только закрепить накладки из золота, чтобы ковчег выглядел «боГато». Ну, от золотой отделки я естественно отказался, зато попросил усилить низ ковчега, поскольку сама скрижаль по весу все-таки тяжелая. Мне пообещали, что к завтрашнему вечеру ковчег должен быть готов, так что, оставив торговцу задаток, я уже собрался уходить, как новая идея осенила меня.

— А не могли бы вы сделать для меня несколько серебряных… медальонов? Они совсем простые, в форме креста и со скромной гравировкой латинскими буквами.

— Если господин точно знает, что он хочет, и сможет нарисовать это, то почему же нет?

Ну… «господин» как раз хорошо знает, что ему нужно! Он таких крестиков в прошлой жизни тысячи перевидал. Смело беру в руки предложенный торговцем стилос и восковую табличку. Крестик рисую самый простой — «латинской» формы, сантиметра три длиной и с аббревиатурой латинскими буквами «ІС» и «ХС» на краях перекладины креста на лицевой его части. И еще заветные слова «Спаси и Сохрани» тоже на латыни — «Salvare et Conservare» — но это уже на обратной стороне крестика.

Можно еще было бы нанести на верхнюю часть крестика аббревиатуру I.N.R.I. — Иисус Назарянин, Царь Иудейский — как на той издевательской табличке, что Пилат велел прибить над головой распятого Христа, но боюсь, что префекта нашего кондрашка хватит, если он это увидит. Так что нет, не стоит. И самой фигуры распятого Христа, естественно, тоже не будет — этого не поймут уже иудеи. Изо всей остальной религиозной атрибутики сюда хорошо подошел бы еще знак принадлежности Иисуса к дому Давида — та самая «звезда Давида» или «печать царя Соломона», как ее еще называют. Но эта гексаграмма пока здесь не особо в ходу, по крайней мере, она еще не имеет важного мистического значения, как это будет в Иудее через две тысячи лет.

А, вот что еще…! На нижней части крестика я дополнительно рисую знак первых христиан — стилизованную рыбу «ихтис» — аллегорический образ Иисуса Христа. Но без известного акронима ΙΧΘΥΣ, состоящего из начальных букв слов: «Иисус Христос Божий Сын Спаситель» — это уже для греческих общин.

— Когда сможете их сделать? — спрашиваю я торговца, вручая ему свой набросок.

— Смотря сколько штук вам нужно… — задумчиво рассматривает он мой простенький «эскиз».

— Пятьдесят. А еще лучше сразу сто.

У торговца глаза становятся размером с сестерций.

— Сколько?!!

— Ну, хотя бы пятьдесят. Они же совсем простые!

— Мы постараемся, господин, но обещать не берусь.

— Хорошо — вздыхаю я — завтра заберу те, что успеете, остальные на следующий день.

Медленно… Нынешний мир очень медленный — слишком медленный для меня. И к этому темпу, когда никто никуда не спешит и вообще живет расслабленно, трудно привыкнуть. Казалось бы — тебе предлагают деньги. Ну, так поторопись! Нет. Уважаемые люди не должны суетиться — это не солидно. Остается только надеяться, что в Риме будет совсем другой темп жизни, чем в этой захолустной, сонной Иудее…

* * *

Не сказать, чтобы Понтия Пилата сильно обрадовало мое известие о вечернем визите во дворец апостолов. Но, скрепя сердце он вынужден был согласиться, что вреда от их разговора с легионерами точно не будет. Ну, поговорят люди, ну зададут солдаты вопросы ученикам Иешуа — и какой с того урон? А так сидели бы легионеры в казарме, сотый раз травили бы свои солдатские байки, да играли бы в кости или в «par impar» — чет-нечет по-нашему. Игры азартные запрещены, конечно, и не только в армии, но и на гражданке, да только центурионы смотрят на подобные нарушения дисциплины сквозь пальцы — понимают, что пар мужикам нужно как-то выпускать, а это меньшее из зол. Главное, чтобы сильно не наглели — играли «по маленькой», и до драк дело не доводили.

До прихода апостолов мы с Гнеем успеваем еще по-быстрому сходить в баню. Долго рассиживаться в купальне с горячей водой времени не было, но хорошенько помыться это нам не помешало. Заодно еще побрились и одежду свою в стирку сдали. И пригласили на собрание встреченных в бане ребят из центурии Фламия. Так что к тому моменту, как апостолы подошли к воротам дворца, у нашей казармы собралось уже человек семьдесят, не меньше, и народ все еще подтягивался и подтягивался. Легионеры возвращались из города с дозора, кто-то сменялся на постах во дворце и, наскоро перекусив, спешил присоединиться к нам. Когда Петр, Андрей, Матфей и Иоанн подошли к казарме, весь плац перед ней был уже заполнен солдатами.

Я радушно обнимаю гостей, легионеры приветственно гудят. За последние дни многие из них уже в лицо узнают апостолов, потому что видели их, и у гробницы, и в Храме. Авторитет первых учеников Мессии бесспорен и сомнению не подлежит — сам Христос общался с ними перед своим Вознесением. Но я замечаю, что у самих апостолов удивленно распахиваются глаза при виде простеньких деревянных крестиков на груди у многих и многих легионеров. Пример Лонгина и Фламия оказался весьма заразительным — центурионы вообще непререкаемый авторитет для рядовых воинов, а уж когда после воспитательной беседы со мной они отказались от незаконных поборов с подчиненных, он и вовсе взлетел до небес. Ведь можно сколько угодно вещать о справедливости, а ты сам покажи это личным примером? Император Август с этой напастью не справился, а вера в Христа смогла. Ну, а фрументарий Тиллиус с таким же скромным крестиком на груди — это вообще за гранью добра и зла…

Начинает темнеть, Гней с Дионом разводят огонь в кострище, и я предлагаю всем рассесться вокруг него, чтобы каждый мог видеть лицо рассказчика. В сумерках глаза солдат блестят любопытством и нетерпением, Петр не заставляет их ждать — первым начинает свой рассказ. Первоапостол рассказывает, как рыбаками они повстречали Иисуса, как тот позвал их за собой. Вспоминает, чему он учил их, и свидетелями каких чудес они сами