Завещание фараона - Ольга Митюгина Страница 48

Мена потянулся и зевнул.

— Ну, пора и спать, — сказал он. — Засиделись. Ты, Атрид, будешь спать на полу?

Царь кивнул.

— Ну вот и ладно. — Мена встал из-за стола, открыл сундук, на котором сидел, и достал оттуда две выделанных шкуры, а также подушку. Вручив все это Атриду, он велел ему располагаться у очага.

Агниппа вернулась к себе в комнату, а сам Мена постелил вторую постель себе на сундуке.

— Завтра утром, — сказал Агамемнон, укладываясь, — схожу на рынок и до ремесленных кварталов, узнаю, может, где работники требуются. А потом вернусь.

— Ла-адно, — сквозь зевоту ответил Мена. — Все правильно, парень, говоришь. Только у нас в доме свой порядок, Атрид. Не удивляйся, если что. Все хозяйство на мне. Я обычно и готовлю. Агниппа лишь ткет и вышивает.

— Я буду помогать тебе, если хочешь, — сказал Атрид. — Считай это моей платой за крышу над головой.

Мена помолчал, видимо, обдумывая предложение, потом сказал «спасибо» и потушил лампу.

Вскоре все спали.

Открыв глаза, Атрид не сразу понял, где находится. В незнакомую комнату через открытое окно вместе с утренней свежестью вливалось далекое мычание какой-то коровы, доносился лязг колодезной цепи, сонно и лениво брехнула собака.

Сев на шкурах, служивших ему постелью, царь увидел, что за окном еще плавает голубой сумрак, а значит, до восхода целый час. События прошлой ночи всплыли в памяти, и юноша невольно улыбнулся, так тепло на сердце стало при мысли об Агниппе.

Спать уже не хотелось. Военные походы воспитали в Агамемноне привычку вставать рано. Быстро вскочив, он натянул на себя свою старенькую тунику и обулся, а затем, аккуратно свернув шкуры, положил их на сундук Мена. В этот момент в двери и вошел хозяин — в своем хитоне, с переброшенным через плечо полотенцем. В волосах старого солдата блестели капли воды.

Египтянин улыбнулся.

— А, Атрид! Уже проснулся! Молодец. Мужчине не к лицу валяться до полудня. Вода студеная! — Мена весело поежился. — На улице свежо. Иди, умывайся, а я в очаг дров подкину.

— А Агниппа? — спросил царь.

Старик добродушно усмехнулся.

— А что Агниппа? Она тоже скоро встанет. Поэтому иди, умывайся быстрей! Надеюсь, ты ведь и обтираться будешь? Раздеться, а потом снова одеться надо. Не станет на твое разоблачение никакая скромная девица смотреть, значит, Агниппе ждать придется. А она этого не любит. Нетерпеливая! — Мена снова улыбнулся и, слегка подталкивая в спину, выставил Атрида во двор, в дверях вручив ему полотенце.

«Агниппа ему понравилась! — покачал он головой, посмеиваясь. — Ишь ты! И даже толку нет скрыть. Эх, совсем еще мальчишка!»

Атрид вышел во двор и направился к колодцу, с наслаждением вдыхая свежий утренний воздух, полный головокружительного аромата цветущих яблонь. Аккуратно повесив свою тунику с полотенцем на ветку, он, встав на мокрую от росы траву, сделал комплекс разминочных упражнений, а затем окатился колодезной водой из ведра, охнув от холода и удовольствия.

Сорвав полотенце с ветки, царь яростно принялся растираться, чувствуя, как тело начинает пылать от прилива крови, как холодит разгоряченную кожу утренний воздух. Накинув тунику, он зашагал к дому — и на крыльце столкнулся с Агниппой.

Она была в том же белом гиматии, что и вчера, только волосы оказались не заплетены, а распущены и мощным потоком огненного золота текли по спине и плечам до пят, окутывая свою владелицу, словно плащ.

От восхищения Атрид застыл как вкопанный, растеряв все слова.

Девушка под его взглядом зарделась, как заря, потупилась и, тоже не сказав ни слова, проскользнула к колодцу, скрывшись за яблонями.

Юноша проводил ее взглядом.

Сколько чувств было в его карих глазах!

И мимолетная горечь, что девушка прошла, не подарив даже улыбки, и уважение, поскольку он уже оценил ее ум и благородство души, и печаль — ведь царь знал, что не может признаться ей, кто он, что вынужден обманывать и притворяться.

Грустно вздохнув, он вошел в дом.

Агниппа, укрывшаяся за густыми ветвями яблонь, проводила его взглядом и тоже тихонько вздохнула.

Боги, как понравился ей этот юноша!

Статный, красивый, умный, внимательный… И как он на нее смотрел!

В Египте она тоже ловила на себе полные интереса взгляды иностранных послов, но они не вызывали в ее сердце ничего, кроме раздражения, а подчас и гнева. На нее смотрели, как на товар — оценивающе… Порой просто раздевали глазами. А этот юноша, он…

Он смотрел с уважением.

Прижав ладони к пылающим щекам, Агниппа напомнила себе о гордости.

К счастью, завтракала она отдельно, в своей комнате.

На сей раз еду готовил Мена.

Поднявшись из-за стола после легкого и сытного угощенья — ячменного хлеба, козьего сыра и миски сушеных фиников, — Атрид сказал, что собирается пойти поискать работу, как и говорил вчера, и что вернется к вечеру, и с этими словами вышел из дома.

Шагая по улицам Афин и улыбаясь своим мыслям, царь не замечал ничего — ни беспорядка послепраздничной кутерьмы, ни луж, оставшихся после ночного дождя, ни даже восхода.

Все мысли его были только о золотоволосом чуде, что жило на западной окраине.

Поднявшись по широким ступеням своего дворца, Агамемнон, миновав портик, вошел в просторный мегарон, стены и мраморный пол которого начинало золотить восходящее солнце, вместе со свежим ветром врываясь в зал через просторный главный вход.

Первым, кого Агамемнон, к своему величайшему изумлению, увидел, был Ипатий.

Тот сидел на ступенях трона и хмуро смотрел на вход — осунувшийся и злой.

— Вот так встреча! — улыбнулся Атрид. — Что ты здесь делаешь, друг? Я думал, все еще спят.

— Я дожидаюсь тебя уже с час, о царь, — буркнул советник. — Дела не терпят отлагательств. Я готовился приветствовать своего владыку, когда он проснется, а Фелла сообщила мне, что ты ночью отправился на праздник в город! Я чуть с ума не сошел от тревоги за тебя, мой царь!

Агамемнон усмехнулся.

— Я разве ребенок, который ни разу не держал в руках