Шофер - Андрей Никонов Страница 48

рядом с противоположной дверью, жила она в комнате 11. Химическим карандашом Сергей вывел на журнале её фамилию, в длинном коридоре попытался отыскать нужную табличку. Нумерация комнат шла вперемешку, кто-то вешал на дверях не цифры, а своё имя, вот как некий Геннадий Сергеевич Разумовский, некоторые и вовсе никак не обозначали своё жильё. Ни комнаты 11, ни таблички с фамилией «Шестопалова» Травин сразу не нашёл, второй раз по коридору шастать не решился, посторонний человек мог вполне привлечь ненужное внимание.

— Отец, ты Шестопалову знаешь? — спросил он у старичка, выглянувшего из-за обшарпанной двери, на которой карандашом написали цифру 8. — Журнал ихний мне подкинули, для ребятишек, я таких не читаю.

Тот сходил за очками, нацепил их под густые брови и по слогам прочитал сначала название журнала, а потом фамилию получателя. От старичка несло водочным перегаром, чесноком и несвежей селёдкой.

— Анфиска в одиннадцатой живёт, — сказал он, захлопывая дверь перед носом Сергея.

Травин сплюнул, и хотел было развернуться и уйти прочь, но тут дверь напротив, безымянная, отворилась, и оттуда выглянула черноволосая женщина с усталыми глазами, в розовом халате с пояском, та самая, знакомая Кальманиса.

— Вы Шестопалову ищете? — спросила она. — Это я.

Сергей представился жильцом пятой квартиры, протянул женщине журнал.

— Странно, — сказала брюнетка, забрав «Мурзилку», — мы такой не выписываем. Наверное, на почте ошибка произошла, я потом зайду, верну. Спасибо, товарищ. Я вас первый раз вижу, вы, должно быть, только переехали?

— По линии подотдела благоустройства, — туманно ответил Травин. — Временно занимаю площадь из фонда. А так подыскиваю постоянную, может, выпишется кто или уже выписался. Не знаете, есть тут свободные комнаты?

Из комнаты послышался шум, затем плач, женщина отрицательно мотнула головой, улыбнулась и ушла к себе, успокаивать ребёнка. Улыбка у неё оказалась мягкая и искренняя, с ямочками на щеках и лучиками возле карих глаз, Сергей даже пожалел, что она оказалась в эту историю втянута. Комната у Шестопаловой была одна, да ещё с мальчишкой, прятать там ценности никто бы не решился.

Судя по словам Коврова, ювелирные изделия помещали в тайник раз в несколько дней, Радкевич несколько часов назад забрал их и положил туда деньги. Значит, надо было искать комнату, в которой никто не жил, хотя бы временно. Такие жильцы у остальных обитателей коммунального сообщества были как бельмо на глазу, они занимали ценные квадратные сажени и аршины без всякого толку. Оставалось только найти кого-нибудь, кто обо всех всё знал, такие персонажи обычно сидели на лавочках во дворе, и обсуждали соседей меж собой.

И ещё стемнеть не успело, как Травин обзавёлся целым списком людей, которых, по мнению активных жильцов, следовало выселить. Тут были и шпионы германской разведки, и недобитые аристократы, и аферисты всех мастей. Если всех сложить, получалось половина дома. В квартире семь таких было пятеро, и ни одного, кто подходил под нужные параметры.

— Погодите, — спохватилась одна из активисток. — А геолог? Он месяцами пропадает.

Сергей откланялся, когда понял, что уже в разговоре не участвует. Разумовский, так звали геолога, отлично подходил для прикрытия, он жил в комнате наездами, а остальное время туда наведывались его многочисленные друзья из разных концов СССР. Если отбросить словесную шелуху, приезжали они редко, и даже на ночь не оставались.

Кольцова заявилась домой ближе к полуночи, слегка навеселе и раскрасневшаяся. Машину она поставила поперёк двора, пришлось Сергею отобрать у неё ключ и переставить автомобиль так, чтобы он другим не мешал.

— Я была в ресторане, Серёжа, — девушка стянула с себя сарафан, плеснула холодной воды на лицо, — мы пили шампанское. Это просто чудо, как люди встречаются.

— Ты о чём? — Травин прикидывал, как лучше перевести разговор на Кальманиса.

— Этот друг Коврова, Герман, такой обходительный мужчина, и представляешь, он знал моего отца. Они вместе воевали в Красной Армии. Мы проговорили два часа, время пролетело незаметно.

— А Ковров?

— Что Ковров, — Лена скорчила кислую гримаску, — сидел и на проституток пялился, а ещё шептался с приятелем Германа, Борисом. Но Радкевич, он такой внимательный, вот кажется, пустяки рассказываю, а он выспрашивает и выспрашивает.

— И об убийстве тоже?

— Серёжа, я может быть женщина легкомысленная, но не дура набитая, — Кольцова попыталась гордо выпрямиться, но ей это не удалось, — это же тайны следствия, о них никому нельзя, даже тебе. Нет, тебе можно, ты и так знаешь. Вообще он этим не интересовался, всё больше о том, как мы тут жили после революции, как папу убили и…

Она резко замолчала, размазала выступившие слёзы по лицу, легла на кровать и повернулась к Травину спиной. Выходило, что время для разговоров о Кальманисе Сергей выбрал неудачно.

Глава 21

Глава 21.

Субинспектор Панов пристально смотрел на столешницу. Справа лежала пачка папирос «Герцеговина Флор», слева — трубка и жестяная банка с табаком. Новая трубка субинспектору не нравилась, но и возвращаться к папиросам он не хотел. Почти на равном расстоянии от трубки и пачки папирос сидела муха. Панов ждал, куда она поползёт. Он даже насыпал немного сахара рядом с папиросами, делая выбор простым и предсказуемым, но подлое насекомое не трогалось с места, потирая лапки. Субинспектор старался не дышать.

Муха издевалась над сотрудником уголовного розыска. Растерев липкую грязь по лапам, она поползла в сторону трубки.

— Ах ты тварь, — Панов изо всей силы хлопнул по столу пачкой бумаг, муха попыталась избежать смерти, но старый сыщик был быстрее.

По листку расползлось кровавое пятно с трупом насекомого посредине, субинспектор решил, что окончательный выбор не сделан, и распрямил бумаги. Два верхних листа, сильно помятых, были копией протокола опроса Серафимы Олейник. Материалы дела прислали из двадцать четвёртого отделения для практикантки Кольцовой.

Собственно, протокол хоронил дело напрочь. Серафима Олейник утверждала, что всё произошло по взаимному согласию, никто над ней насилия не совершал и водкой не спаивал, а лоб она разбила, упав на мостовую, когда шла от трамвая к дому. Агент уголовного розыска, который её опрашивал, сделал пометку карандашом — «Потерпевшая находится в расстроенных чувствах, сознание ясное, скорее всего боится». И тут Панов был с ним полностью согласен, даже не видя жертвы, он понимал, что та себя оговаривает, и направление удара было совершенно не такое, как случается при падении, и загаженная мостовая обязательно оставила бы в ране следы. Но раз потерпевшая решила, что защита милиции ей не нужна, и насильника выдавать отказалась, следователь производство по делу прекратил. Как говорится, хозяин — барин, точнее барыня. Субинспектор вылез из-за стола, словно случайно отодвинув трубку подальше, дошёл до дежурного, распорядился найти Кольцову и отдать ей бумаги. А от себя написал, чтобы «практикантка», их изучив, обязательно к нему заглянула. Дежурный свободного милиционера отрядил с посланием сразу же, по адресу — Варсонофьевский переулок, дом 4.

* * *

Кольцова всё утро пятницы мучилась головной болью, две таблетки аспирина поначалу помогли, но к обеду по вискам и макушке вновь долбили молоточки. Вчерашний вечер в ресторане уже не казался ей таким волшебным и интригующим, равно как и его участники, на вопросы Коврова девушка отвечала вяло, и тот вскоре отстал. В середине дня машина оказалась в районе Кузнецкого моста, Лена попросилась заехать домой, забрать кое-какие вещи. На удивление, Николай возражать не стал, даже наоборот, поднялся в квартиру Лацисов вместе с ней, вмиг очаровал домработницу Глашу, напросился на вчерашние щи и свежеиспечённый пирог с рыбой, нахваливал их как мог, утверждая, что так в лучших ресторанах не готовят. Кольцова к еде почти не прикоснулась, только чаю горячего попила, отчего ей стало ещё хуже, к горлу подкатил неприятный комок, сердце ухало невпопад и руки стали ледяными.

— Знаете что, Елена Станиславовна, — завил Ковров, с аппетитом уплетая тёплую ватрушку, — я это так не оставлю. Точнее, оставлю вас здесь, потому что здоровьем пренебрегать нельзя. Идите-ка, ложитесь, и не вставайте до утра, почитайте книжку какую-нибудь.

— Ой, — Глаша, которая с умилением за ними наблюдала, всплеснула руками, — совсем из головы вылетело. Леночка, тебе из милиции конверт пришёл.

Кольцова распечатала бумаги, буквы перед глазами плыли, но общий смысл она поняла.

— Николай Павлович, не хотелось бы утруждать, не поймаете извозчика? — спросила она.

Ковров готов был утрудиться. Он не только