Константин Калбазов - Бульдог. Экзамен на зрелость Страница 49

Вид у Новикова в этот момент был как у расстроенного ребенка, которого поманили петушком, а потом сунули под нос фигу. Нет, в том, что и финансирование, и всемерная помощь в работе ему будет оказана, Новиков ничуть не сомневался. Тут вопрос был в другом. Любой изобретатель хочет, чтобы его детище имело материальное воплощение. В данном случае в металле. Но при такой дороговизне о подобном не приходилось даже мечтать.

– И не думай раньше времени расстраиваться. Ну сам посуди, ты же не выдашь эдакий совершенный паровоз. – А что, Новикову, похоже, название пришлось по душе, как в свое время и «пароход», так чего же мудрить.

– Конечно же до совершенства… да что до совершенства, до нормальной рабочей машины будет еще далеко. Опять же материалы. Те же оси нужно будет делать из стали, и я сомневаюсь, что сегодняшняя сталь даст нужную прочность. Получается, металлургам задачу нужно ставить. Так ведь они даже для осей орудийных лафетов не смогли выдать ничего стоящего, а тут…

– Вот и я о том же. Значит, сейчас разрабатываешь паровоз, собираешь, и мы заталкиваем его на какой-нибудь казенный завод возить грузы. Можешь не сомневаться, уже совсем скоро потянутся заказчики. Вот пока по заводам эти первые паровозы покатаются, глядишь, их детские болезни и повылазят. А что касается осей, ну сладите более массивные. Это в артиллерии лишний вес нежелателен, а по таким путям ничего страшного. Опять же прицепим на одну платформу меньше, чтобы паровоз потянул, и всех делов-то.

– А как же быть с колесными парами? Не станем же мы подстраиваться под каждый завод в отдельности. А там наверняка стелили кто во что горазд.

– Здесь будь покоен. Рельсы перестелить все проще, чем переделывать паровоз и платформы. Главное машину измыслить и пользу заводчикам показать, а там, глядишь, и толк будет.

Глава 10

Удар исподтишка

– Любезнейший Жоакен, позвольте засвидетельствовать мое почтение. – Лесток переступил порог кабинета, радушно расставив руки, словно хотел заключить его хозяина в объятия.

Шетарди бросил взгляд на своего лакея. Ничего не выражающий взгляд. Так обычно смотрят на слуг, подавая знак принести чего-нибудь к столу. Если нет особых распоряжений, хорошо вышколенная прислуга всегда знает, что следует подать, сообразуясь с ситуацией.

Однако слуга легко угадал некий подтекст этого взгляда. Пользуясь тем, что находится за спиной гостя, он пожал плечами и кивнул в сторону Лестока. Этим слуга словно хотел сказать, что сделал все, что было в его силах, но нежеланный гость попросту проломился сквозь все препоны.

Боже, как это по-русски. Вломиться в дом словно медведь, всячески стараясь показать свою значимость. Интересно, этот Лесток всегда таким был или это благоприобретенное в России? Если второе, то его искренне жаль. Если первое… Хм. Тогда ничего удивительного в том, что он не сумел ничего достичь во Франции и сбежал сюда.

Еще недавно Шетарди был готов терпеть все выходки этого медика, который с куда большим удовольствием и рвением предается развлечениям, чем совершенствованию своих знаний. Ах нет. Еще большее удовольствие он получал от всевозможных интриг. Именно тяга к ним влекла его к женскому полу.

Помнится, он даже не остановился перед тем, чтобы закрутить роман сразу с матерью и дочерью. Причем проделывал все это столь виртуозно, что обе ни о чем не догадывались. Не повезло. Муж и отец любовниц прознал об этом, а так как он оказался шутом Петра Великого… Все верно. Именно из-за этой истории Лесток и оказался в заточении, а потом в ссылке.

Однако это его ничему не научило. Вернее, научило. Быть более осторожным, осмотрительным и всегда иметь серьезного покровителя, который смог бы покрывать его шалости. Так что жажду к интриганству он тешил и сегодня, ни на минуту не забывая о своем тщеславии.

Так вот, еще недавно Шетарди воспринимал выходки Лестока как нечто само собой разумеющееся, питая определенного рода надежды. Но так уж случилось, что они рухнули как карточный домик. Странно. Умный человек сделал бы выводы и отошел в сторону. Но Иоганн Герман, похоже, стал слишком русским, или он все это время виртуозно прикидывался умным человеком.

Все просто. После женитьбы императора практически ничего не изменилось. Петр не стал короновать Анну Александровну и оставил прежний порядок престолонаследия. В этой ситуации игра с Елизаветой была все еще актуальна и имела реальные перспективы. Отсюда и весьма значимая роль господина Лестока.

Однако тот слишком долго провозился с воплощением задуманного. Настолько долго, что ситуация кардинально изменилась. Великая княгиня[20] Анна понесла. С того момента, как всенародно было объявлено о беременности супруги императора, нечего было и думать о том, что престол сможет занять Елизавета. Теперь наследником будет еще не рожденный ребенок, причем без разницы кто родится, мальчик или девочка.

Нет, при очень счастливом стечении обстоятельств шансы у Елизаветы были. К тому же даже в императорских семьях смерть в младенческом возрасте не была чем-то из ряда вон. К примеру, данная напасть не обошла Петра Великого, схоронившего умерших в младенчестве или малолетстве четырех сыновей и трех дочерей. Но только Шетарди не имел намерений влезать в это дело настолько глубоко. Он еще не лишился рассудка.

Разумеется, француз и не думал резко отворачиваться от Елизаветы. Боже упаси от подобной глупости. Женщины весьма мстительны. А уж по отношению к отвергшим их любовникам и подавно. Что с того, что она любила другого и была им любима? Это ничего не меняет.

Однако Шетарди постепенно начал дистанцироваться. К примеру, уделять меньше внимания общению с ней. В конце концов он французский посол, и вопросов, требующих его внимания, предостаточно. Правда, заводить очередную интрижку он не спешил, дабы лишний раз не провоцировать цесаревну.

– Здравствуйте, господин Лесток, – все же поднимаясь навстречу гостю, любезно улыбнулся и пожал его руку хозяин кабинета.

– Жаль, что дела не отпустили вас вчера с нами на охоту, – воспользовавшись приглашением и опускаясь на стул, заговорил Лесток. – Она оказалась просто великолепна. Или скорее дичь, изжаренная на вертеле, на берегу тихого потока под сенью вековых деревьев. Боже, как все же Россия богата изумительными пейзажами, в которых хочется буквально раствориться.

– Ну, смею надеяться, что Франция ничуть не уступит в этом России, и просторов у нее также хватает. Если же она слегка отстает от России по площади, то с лихвой перекрывает своими колониями, которые разрастаются с каждым годом.

– Признаться, сомнительное утверждение. Ну да бог с ним. Потому что я вижу, что вы попросту охладели к России и ее внутренним делам. И надо заметить, очень рано охладели.

– Я не могу этого себе позволить по определению, дорогой Иоганн. Вы не забыли, я все еще посол в этой стране?

– Нет, я это прекрасно помню. Как и то, какими были ваши интересы до появления вести о беременности супруги государя. Э-э-э… надеюсь, вы доверяете своим слугам?

– Тем, кто находится настолько близко, что может стать случайным свидетелем нашей беседы, да.

– А-а…

– Мы все тщательнейшим образом проверили, и никаких потайных комнат, двойных стен или чего-то иного, столь любимого рыцарями плаща и кинжала, не обнаружили. Так что говорите свободно.

– Итак. Едва только сообщили о скором появлении наследника, как вас словно подменили.

– Зачем же…

– Вот только не надо о несправедливости, – подняв руку в протестующем жесте и откидываясь на высокую спинку стула, оборвал посла Лесток. – Да, вы стараетесь поддерживать отношения со мною, так как я с моими связями могу быть вам полезен. Да, вы не рвете с цесаревной, так как опасаетесь элементарной мести с ее стороны. Но вы уже не верите в то, что я могу быть вам настолько полезен, а пользу от продолжения близкого общения с Елизаветой так и вовсе не наблюдаете.

В этот момент дверь открылась и в кабинет вошел слуга с подносом, на котором стояла бутылка шампанского и пара высоких бокалов. Надо заметить, что, узнав о тяге Елизаветы ко всему французскому, Шетарди привез с собой вина нескольких сортов и среди них более тысячи бутылок этого вина. Впрочем, по вкусу оно пришлось не только Елизавете. Вот, например, Лесток тоже очень даже его жаловал.

– Дорогой Иоганн, вы должны меня понять. Я ведь на службе. Мне, как частному лицу, очень приятно ваше общество, как и общество ее императорского высочества. Но у меня есть еще и долг, – разливая вино по бокалам, со вздохом сожаления произнес Шетарди.

– Жоакен, вы рискуете потерять благорасположение ее высочества, а оно дорогого стоит, поверьте. И потом, разве его преосвященство так просто смирится со столь обширными тратами, не принесшими никакого результата?

– Данный факт его несомненно расстроил, но он прекрасно понимает, что эти потери произошли вовсе не по моей вине. Политика – это игра, и риск неизменная ее составляющая. Эту партию мы проиграли, и выигрыш уходит нашему сопернику. Что же, будем разыгрывать следующую.