Александр Михайловский - Встречный марш Страница 49

Сразу за монастырем располагалась небольшая рыбацкая деревня (Кикловион, сказал капитан, а по-турецки — Зейтин-бурну), и за ней мы увидели небольшую верфь. И у нее стоял красавец-корабль, чуть больше моей незабвенной Алабамы, и точно так же с двумя мачтами и с трубой между ними. Он был около трехсот футов, или, как говорят русские, девяноста метров в длину, где-то раза в полтора длиннее Алабамы.

— Вот, — показал на нее Иванов.

— А что это за корабль?

— При рождении это был SS Lesbian, — почему-то усмехнулся капитан, а мисс Ирина смущенно хихикнула. — Полторы тысячи тонн, крейсерская скорость пятнадцать узлов, может на короткие расстояния выдавать до восемнадцати. На парусах около шести, но это не столь важно. Но вот незадача: его зафрахтовали доставить орудия и боеприпас на Мальту, думали, он от дедушки уйдет, и от бабушки уйдет, с его-то скоростью…

Я не совсем понял, при чем тут дедушка и бабушка, но слушал капитана Иванова внимательно.

— Правда, хозяева не догадались, что на каждую тетку с резьбою…

Мисс Ирина снова хихикнула, а я вообще больше ничего не понимал. При чем здесь резьба? При чем тетка? Капитан смилостивился и сказал уже так, чтобы я понял:

— Ну, в общем, любой из наших кораблей может выдать и побольше, и пришлось ему, родимому, спустить гордый британский торговый флаг. А когда мы нашли контрабанду, то, увы, капитан был препровожден, так сказать, к нам в гости. А корабль — вот он.

Тут мы подошли поближе, и я вдруг увидел горящие золотом буквы на его борту: Alabama II.

— Но он еще так не называется. А вот когда его окрестят по старому морскому обычаю, — тут он протянул бутылку шампанского мисс Ирине, — тогда он и будет гордо носить это новое имя.

— Неужто? — только и смог сказать я.

— Именно. Это и будет первый корабль нового флота Конфедерации. А в трюме его было семь двадцатифунтовых казнозарядных орудий Армстронга — одно с длиной ствола в тринадцать калибров и шесть штук со стволом в шестнадцать калибров. И в придачу, около трех тысяч выстрелов к этим пушкам. Британцы лет пятнадцать назад отказались от них в пользу дульнозарядных пушек, а вот теперь решили их расконсервировать и переслать на театр военных действий. Конечно, с нашей точки зрения эти пушки далеко не шедевр, но это лучшее, что есть в этом времени, и к тому же мы их уже привели в идеальное состояние. Они намного лучше дульнозарядных орудий, но, увы, требуют правильного и аккуратного обращения. Но этому мы вас научим.

Мы их, кстати, уже установили. Шесть располагаются по бортам, просто мы замаскировали люки, чтобы корабль не был похож на военный. А седьмое — вон там, на носу, под тем помостом. Мы еще несколько усовершенствовали систему подачи боеприпасов — к каждому орудию ведет механический лифт. Ну и сделали прочие необходимые работы. Кораблю всего три года, так что прослужит он еще долго.

— От всей Конфедерации огромное спасибо! — промямлил я, до сих пор не веря в подарок от константинопольского Санта Клауса. Этот корабль был и быстрее, и больше моей «Алабамы», и вооружение было не в пример лучше — у таких орудий эффективная дальность более трех тысяч ярдов! Конечно, современный бронепояс их снаряды не пробьют, но далеко не каждый корабль бронирован, и даже у несущих броню кораблей есть незабронированные места. Так что повоюем!

— Да, и еще канцлер Тамбовцев просил вам передать, что он договорился о том, что аренда бухты Гуантанамо начнется первого сентября, сроком на год. При соблюдении определенных условий… канцлер сказал, вы знаете каких, — я кивнул, понимая, что речь идет о Гибралтаре, — аренда станет бессрочной, а еще к ней добавятся некоторые другие территории, про которые вам тоже уже известно, по крайней мере о тех из них, которые напрямую касаются Конфедерации. Кстати, мы вам передадим команду из русских и греков, которая переправит «Алабаму» в Гуантанамо, и поможет обучить команду из моряков Конфедерации. Вы пойдете с нашим транспортным кораблем, который доставит оборудование для тамошней базы, а по дороге послужит «Алабаме» надежным эскортом. Команда уже готова, и выходить можно будет уже послезавтра.

Вскоре я уже стоял на носу корабля. Мисс Ирина взмахнула своей прелестной ручкой, и, описав в воздухе дугу, бутылка шампанского разбилась о нос нашего, первого после гражданской войны, военного корабля. Мисс Ирина торжественно произнесла:

— Нарекаю тебя «Алабамой Второй»!

Я шепнул потом ей на ухо:

— Мисс, с этой минуты вы стали не только крестной матерью нашего нового корабля, но и своего рода талисманом всего нашего флота. Наши моряки теперь будут сражаться не только за нашу свободу, но и за честь такой прекрасной дамы, как вы.

Ирина зарделась и стала еще прекрасней. А я подумал, что этому герцогу, кстати, весьма достойному молодому человеку, очень повезло с будущей супругой.

По дороге домой мы заехали в монастырь, где я выпил воды из святого источника и вместе с капитаном и мисс Ириной помолился у святых икон (католическая церковь признает их святость), возблагодарив Господа за Его необъятную милость и за моих русских друзей.

Отдельно я помолился у иконы святого Николая, который не только наш Санта Клаус, но и покровитель моряков, и попросил у святого, чтобы он принял новый флот Конфедерации под свой омофор.

15 (3) августа 1877 года, утро.

Константинополь, дворец Долмабахче

Канцлер Югороссии Александр Васильевич Тамбовцев

Я не стал говорить Путилову, что вскоре в Константинополь приедет его старый знакомый — промышленник и предприниматель Людвиг Эммануилович Нобель. Да-да, старший брат того самого Альфреда Нобеля, «динамитного короля», учредившего знаменитую премию, которую вручают порой людям достойным, а чаще — абсолютным придуркам вроде лопоухого и «загорелого» президента США.

Людвиг Нобель заинтересовал нас потому, что обладал хваткой и энергией купца и промышленника. Сейчас он занимался налаживанием нефтедобычи в Баку.

Помимо всего прочего, Людвиг был неплохим инженером и изобретателем, владел пятью языками: шведским, русским, английским, французским и немецким. Словом, этот человек, который, кстати, считал себя патриотом России и просил его называть по-русски Людвигом Эммануиловичем, мог быть нам весьма полезен.

И вот мы встретились. Передо мной сидел типичный швед — широколицый, с густыми усами и бакенбардами, безупречно одетый. По-русски он говорил с едва заметным акцентом. Нобель с интересом посматривал на меня, словно гадая — зачем он вдруг понадобился одному из руководителей нового государства, появившегося на развалинах грозной Османской империи.

— Добрый день, Людвиг Эммануилович, — я пригласил его присесть в мягкое кресло у окна. — Нам известно, что вы сейчас с братом Робертом очень заняты делами вашей фирмы в Баку. То, что вы делаете — это, конечно, очень важно и нужно. Но мы хотим предложить вам новое поле деятельности. И поверьте, не менее прибыльное для вас, и очень полезное и для Российской империи и для Югороссии.

— Я слушаю вас очень внимательно, господин канцлер, — встрепенулся Людвиг Нобель. — Если ваше предложение действительно заинтересует меня с деловой точки зрения, то я с удовольствием его приму.

— Людвиг Эммануилович, — сказал я, — я думаю, вы оцените то, что мы хотим вам предложить. И еще, можете называть меня просто по имени и отчеству — Александром Васильевичем. В конце концов, мы с вами не на официальном приеме.

А суть нашего предложения заключается вот в чем. Как вы слышали, флот и сухопутные войска Югороссии совместно с вооруженными силами России разгромили Османскую империю. Не буду вас интриговать и сразу скажу, что двигатели боевых кораблей нашей эскадры, а также боевой техники, которую используют сухопутные силы Югороссии, работают на горючем, изготовленном из нефти, и продуктах ее перегонки. Вы понимаете, о чем я говорю?

Нобель, слушавший меня с все большим и большим интересом, закивал головой.

— Так вот, Людвиг Эммануилович, — продолжил я, — подобные двигатели в большом количестве в самое ближайшее время начнут изготовлять, сначала на заводах Югороссии, а потом и в самой Российской империи. Если мне память не изменяет, то вы, Людвиг Эммануилович, владеете в Санкт-Петербурге сталелитейным и котельными заводами, которые не раз выполняли заказы военного ведомства, — сказав это, я про себя подумал, что в наше время этот заводской комплекс на Выборгской стороне называется «Русским дизелем». — Так вот, почему бы вам, Людвиг Эммануилович, не начать производство этих новых двигателей на вашем заводе на Большом Сампсониевском проспекте?

Нобель задумчиво посмотрел на меня, потом улыбнулся и сказал: