Андрей Колганов - Жернова истории 3 (СИ) Страница 49

– И что же это за предложение? Что мне может предложить ВСНХ? – Макаренко не испытывал никакого энтузиазма, но мой ранг заместителя председателя ВСНХ и кандидата в члены ЦК, видимо, все-таки внушал ему некоторую надежду на то, что хотя бы небольшую материальную помощь для коммуны удастся заполучить.

– Я представляю не только ВСНХ, – чуть улыбаюсь, вспоминая весь букет своих должностей, – приходится по должности еще заседать в коллегии Комитета трудовых резервов Наркомпроса, в коллегиях Госстандарта и Госкомитета по науке и технике.

– Трудовых резервов? – переспрашивает Антон Семенович. – Если вы о превращении коммуны в Фабрично-заводскую семилетку, то от этой идеи я действительно не в восторге.

– Что вы, – улыбаюсь еще шире, – мои планы не вписываются в столь убогие рамки. Насколько я в курсе, среди тех пунктов, на которые нападают ваши недоброжелатели, значатся: использование принуждения, применение наказаний, строгая дисциплина, употребление таких понятий как долг и честь. И вам приходится защищаться, оправдывая все эти элементы вашей педагогической практики. Так?

– Так! – подтверждает Макаренко.

– А не лучше ли будет перейти от защиты к нападению, представив дело таким образом, что все эти элементы окажутся не просто желательными, а прямо-таки совершенно необходимыми и обязательными? И не думайте, что перейти в наступление вам предстоит, что называется , голой грудью на пулеметы. Нет, в наступление вы пойдете при поддержке орудий такого крупного калибра, как РВС СССР и ОГПУ СССР.

– Что? Это, простите, каким же образом? – в глазах заведующего колонией не только мелькнуло удивление, но и зажегся огонек интереса.

– Предлагаю вам возглавить организацию на базе нескольких детских трудовых коммун Центров допризывной подготовки Наркомвоенмора и ОГПУ.

– Да, но с превращение детских коммун в подобные военизированные организации придется распрощаться с самоуправлением. Боюсь, в таком случае и руководство воспитательным процессом уплывет из моих рук и перейдет к военным, – немедленно возражает Макаренко.

– Вот как раз этого хотелось бы избежать! – восклицаю с искренней горячностью. – Полагаю, основы организации вашей коммуны должны остаться в неприкосновенности. Надо лишь расширить подготовку сверх программы всевобуча для младших возрастов, дав им возможность ознакомиться с различными военными специальностями. По результатам надо будет провести отбор наиболее склонных к военному делу и при переходе их в старшие возраста перевести в своего рода кадетские классы, с настоящей военной дисциплиной и военным обучением, скажем, на два года. При этом воспитанники этих классов смогут принимать участие в жизни остальной коммуны, в том числе и в хозяйственных работах, и в органах самоуправления. Но внутри военных классов самоуправления, конечно, не будет. Полагаю, ваш брат поддержал бы такую идею, – при последних словах Антон Семенович вскинул на меня глаза, тоскливо вздохнул, но, убедившись, что я вовсе не собираюсь ставить ему брата в укор, несколько раз кивнул. Тем не менее, выражать полное согласие он вовсе не спешил:

– Конечно, такая военизация детских коммун снимет многие вопросы. Да и заполучить поддержку столь сильных ведомств тоже заманчиво, – проговорил Макаренко. – Но ведь это будет основанием если и не охаять совсем мой опыт, то объявить его пригодным лишь вот для таких узкоспециальных рамок. И под таким благовидным предлогом в обычные детские воспитательные учреждения его не пустят.

– Так вас и без того травят со всех сторон! Что же лучше – сохранить и закрепить достигнутое вами, пусть и на ограниченном поле, но всяко шире, чем сейчас, или изнемочь в непосильной борьбе с бюрократической гидрой Наркомпроса, и, в конце концов, быть отстраненным от воспитания детей? – задаю вопрос в такой форме, которая подразумевает лишь один возможный ответ. – Понимаю, что в моем предложении заключен своего рода компромисс, но без компромисса не приобрести сильных союзников, которые позволят вам не превратиться в бессильного свидетеля гибели дела вашей жизни.

– А почему с таким предложением ко мне приходите вы, зампред ВСНХ, а не представители Реввоенсовета или ОГПУ? – вдруг спохватывается Антон Семенович.

– Не беспокойтесь, с Фрунзе и Дзержинским этот вопрос вчерне уже согласован, – усмехаюсь в ответ. – Их я уговорил, теперь осталось уговорить вас.

А дальше вопрос перешел уже в практическую плоскость. Мы ломали копья по поводу изменений в штатном воспитании, прав и обязанностей военных инструкторов, добавочного финансирования и снабжения материальными пособиями, форм взаимодействия с Осоавиахимом. Коснулись и дальнейшей судьбы воспитанников военизированных классов.

– Эти классам надо придумать яркое имя, созвучное эпохе, – заметил Макаренко. – Если не придумаем, кто-нибудь и в самом деле приклеит к ним кличку «кадетских», а по нынешним временам это способно опорочить весь замысел. И мы ведь не замкнутую военную касту пестовать собираемся?

– Разумеется, нет. А насчет названий… Для тех, кого будем готовить в ОГПУ, можно назвать школой юных дзержинцев. А для РККА – фрунзенцев. Думаю, их выпускники должны направляться для прохождения срочной службы непременно в кадровые части и быть первыми кандидатами на курсы младших командиров, а затем и в училища. Но и для тех, кто не выберет военную стезю, у меня есть хорошие идеи…

– Какие же? – живо интересуется Антон Семенович.

– Мне кажется, рутинное, серийное производство, да еще на низком техническом уровне, – это не совсем то, что подходит для целей воспитания в детских трудовых коммунах. Детям надо дать в руки что-то более увлекательное. Поэтому хотелось бы развернуть в этих коммунах опытно-экспериментальное производство под эгидой Государственного комитета по науке и технике. И, чем черт не шутит, может быть, дорастем и до детских конструкторских бюро? – пытливо слежу за реакцией своего собеседника.

– Да, умеете вы соблазнительные перспективы рисовать, – широко, от души, улыбается Макаренко. – Дети, уверен, могут горы своротить. Если будет материальная база, то они вам и аэроплан в небо сами запустят!

– Что вы, что вы, – в шутливом испуге отмахиваюсь от него руками, – я не склонен ограничиваться столь приземленными замыслами. Как вы смотрите, например, на исследования космического пространства реактивными приборами?

Сегодня с утра, отпросившись предварительно у Дзержинского, и выпросив полдня для Лиды у Мессинга, очередной раз отправляемся вместе с ней в женскую консультацию при родильном доме N7 подотдела охраны материнства и младенчества Мосздравотдела на Большой Молчановке. Этот родильный дом носит имя Г.Л.Грауэрмана, хотя сам Григорий Львович вряд ли вообще там бывал – до самой своей смерти в 1921 году он заведовал Лепехинским родильным домом на Покровке.

Весенняя Москва радует глаз хорошей погодой, и мы с ней решаем пройтись пешком по Тверскому и Никитскому бульварам до самой Большой Молчановки. Бульвары в это время еще не слишком оживленные – пожилые дамы из «бывших», в маньтильях и черных кружевных наколках на седых головах, уже возвращаются в окрестные переулки, выгуляв своих комнатных собачек, а им на смену постепенно появляются няни с детьми, шумно оккупирующие песочницы. По всему Тверскому бульвару от памятника Пушкину до памятника Тимирязеву протянулись буквально только что сооруженные книжные киоски в виде башен, избушек и теремов. Книжная торговля проходила под сенью идеологически правильных лозунгов: «Не хочешь господских уз – заключи с книгой союз!», «Книги читай – ума набирай!» и далее в том же духе. Привлекательной стороной этих киосков была возможность приобрести книги со скидкой от 20 до 50 процентов. В конце бульвара, у памятника Тимирязеву, облаченному в строгую мантию Оксфордского университета, собирались букинисты. Ученый спокойно взирал с высоты пьедестала, они раскладывают книги по стопкам в зависимости от цены: в одной стопке все книги по 5 копеек, в другой – по 10 и т.д.

Мы старались не задерживаться – времени осматривать все эти книжные сокровища не было. Потихоньку дойдя до Арбатской площади, откуда по левую руку от нас виднеется недавно построенный «небоскреб» в стиле конструктивизма со знаменитой рекламой Моссельпрома, пересекаем дорогу, там, где Поварская сливается с Молчановкой, и сворачиваем на эту узкую, тихую улочку. Никакого широкого проспекта, появившегося здесь с прокладкой Нового Арбата, нет еще и в проекте (сам замысел появится только к 1935 году).

Роддом занимает два здания – двухэтажный особняк в псевдоготическом стиле под номером 5, где располагается собственно родительное отделение, и четырехэтажное здание бывшей лечебницы Соловова под номером 7, где находятся послеродовое отделение и женская консультация. Дожидаемся своей очереди, и после обследования и выслушивания всех необходимых наставлений покидаем это заведение. Лида после посещения консультации выглядит бледной и цепляется за мою руку судорожной хваткой.