Александр Шуваев - ГНОМ Страница 49

…Указатель горючего ясно дал понять, что пора бы домой, и самолет лег на курс. Он несся по небу, как свистящая коса Смерти, и пилот теперь легко и привычно управлял самым лучшим самолетом из всех, на которых ему приходилось летать. Да нет, не так: все, что были раньше, просто нельзя было даже сравнивать. Оно, понятно, тяжело, когда на гоночный автомобиль, — да прямо с телеги. Тяжело, но, как оказалось, можно. А, главное, — по настоящему нужно. До этого он просто не понимал, что на "девятке" надо действовать чуть-чуть по-другому. Ему все эти месяцы как раз этого "чуть-чуть" и не хватало. Теперь оно у него есть. Вот теперь-то то только и настало время осваивать машину по-настоящему, то есть с пониманием и без мокрой спины.

Но до того, как вспоротый, выпотрошенный "хеншель" повалился в море, надо было еще пережить это лето.

В марте-апреле товарищ Савицкий в основном добился того, чего хотел. Когда речь идет о делах такого масштаба, это самое "чего хотел" — вовсе не такая простая вещь, как желания обычные и обыденные. Когда цели перед собой ставит человек такого плана, как генерал Савицкий, мечты его далеко не всегда блекнут от соприкосновения с жизненными реалиями. Бывает, что и расцветают, превращаясь во что-то куда более масштабное, чем даже самые, что ни на есть, дерзновенные мечтания вначале. Генералу хотелось всего-навсего, чтобы вновь испеченные пилоты не погибали бы сразу, ничего не сделав, ничему нужному в небе войны не научившись. Даже ничего не успев понять. Вот уже полтора года без малого он воевал с теми, кто научился до войны, а в основном, со случайно уцелевшими в первый месяц-два. Много, если с одним из пяти. А немцы, наоборот, воюя со щенками, по мере сил старались, чтобы и дальше эти щенки становились все моложе и неопытнее. Это позволяло чувствовать себя сверхчеловеками и впредь, а, главное, было очень полезно для сохранения шкуры. Долгое время у них это, в общем, получалось, высокие потери никак не позволяли сократить потери, и генерал не видел, как можно вырваться из этого порочного круга. Пацаны приходили в части, их немедленно бросали в дело, потому что больше было некого, пацаны гибли. Но вот с августа-сентября положение начало меняться. А за каких-то три-четыре месяца качество материальной части изменилось просто разительно. Надежные и невероятно живучие машины позволили выживать не одному из каждой пятерки, а двум: на худой конец, скорость вполне позволяла удрать от "худого", выйдя из боя. Если он неудачно складывался. Порочный круг начал раскручиваться назад.

Опытные пилоты люфтваффе почти физически чувствовали рост угрозы, как давление неподъемного груза и понимали: даже тот кошмар, что творился теперь в небе над Кубанью, был не более, чем предисловием. Похоже, русские гнали в боевые части колоссальное количество планеров, моторов, запчастей, осваивали все более современную технику, обучали новичков, шлифовали умение более опытных пилотов, отрабатывали взаимодействие между собой и с "наземниками", причем умудрялись делать все это, не прекращая все усиливающегося, становящегося нестерпимым давления на группу армий "А". Продолжая планомерное истребление 1-го авиакорпуса. Чувствовалось, что когда придет весна, высохнут дороги, заново двинутся замершие было фронты, они начнут по-настоящему. Будут атаковать непрерывно, большими силами, но при этом постоянно сменяя друг друга, благо количество позволяет. Под предводительством прежних асов и мастеров, выдвинувшихся зимой и весной, задавят массой, измотают, доведут до истощения и поодиночке повалят экспертов, а потом вырежут остальных. Потом сожгут аэродромы, оттеснят от хороших баз, лишат аэродромного маневра и тем самым вообще зачистят небо от самолетов с крестами. Как выяснилось, — не таких уж хороших самолетов. Что случилось? Как это вообще могло произойти? Все было замечательно и ничего не предвещало беды, а потом… А потом ситуацию как будто, этак, исподволь, вывернули наизнанку. Как будто прорезались до сих пор совсем не видевшие глаза, и то, что до сих пор мнилось наибольшими достижениями, как-то совершенно естественно, враз оказалось самым опасным из ловушек.

А случилось то, что к тем самым марту-апрелю окончательно сложилось и начало реально работать то, что впоследствии получило название "системы сквозной боевой подготовки военного летчика". Она складывалась не вдруг. Поначалу появилась возможность разделить истребительные эскадрильи на "ударные" и "сопровождения". Вторых было существенно больше, и новички попадали исключительно только в них. Они под руководством старших товарищей охраняли бомбардировщики и штурмовики, а "ударные" эскадрильи охраняли их самих, занимались "расчисткой воздуха" и свободной охотой. В ударные эскадрильи теперь попадали только те, кто выжил и приобрел опыт реальных боевых вылетов на сопровождение. Деление было неофициальным, но на практике выдерживалось довольно четко, и чем дальше, тем четче. Количество выживших дошло до трех из пяти за два месяца непрерывных боевых действий.

Это дало возможность выделить эскадрильи сопровождения "второй линии", которые использовались в тех случаях, когда особенно напряженных боев ожидать, в общем, не приходилось.

Исподволь окончательно сложилась система учебных полков, где летали на тех же машинах, что и линейные части, а в роли инструкторов выступали боевые летчики с опытом, но после госпиталей или отведенные на переформирование. Наряду с этим, разумеется, существовал и более постоянный "костяк" корпуса инструкторов. Чуть позже процесс совместили с переучиванием опытных летчиков на новую технику и тактической учебой командиров.

Впрочем, жестких правил, единой схемы на все случаи и для любой обстановки на фронте так и не сложилось до самого конца войны, но, несмотря на это, а, может быть, и благодаря этому, однажды сложившись, система функционировала исправно. Численность полноценных бойцов с этого момента начала возрастать, тем более, что новых самолетов теперь вполне хватало на всех.

Кавказ с Кубанью, безусловно арена одной из самых масштабных и упорных воздушных битв в истории, с какого-то момента сделалась для ВВС Красной Армии гигантским университетом, смертельно опасными курсами высшего летного и тактического мастерства.

Теперь пикировщики со штурмовиками в воздухе между собой не сталкивались. Они превосходно освоили Полбинскую "вертушку" и значительно ее усложнили. Теперь над особенно крупными и хорошо защищенными целями крутились "мельницы" из четырех-пяти разнокалиберных колец сразу, так что на цель, одновременно и не мешая друг другу, с разных сторон пикировало по три, по четыре машины, что делало прицельный огонь зениток практически невозможным. В воздух летели бревна, комья земли, орудия и изувеченные до полной неузнаваемости тела. Пилоты, еще недавно попросту не умевшие бомбить с пикирования, теперь на спор попадали в отдельный танк, в замаскированное на позиции орудие, автомобиль. Зажатые в предгорье армии ежедневно теряли тысячи людей без больших боев. Именно здесь немецкие войска разработали принципиально новую систему организации зенитного огня, позже ставшую столь знаменитой.

Новые автоматические зенитки были скрытно установлены на позиции, избранные по новым принципам. Как раз для того, чтобы добиться максимального эффекта от масштабного применения. Это, в общем, удалось.

В этот недобрый день бомбардировочная авиация фронта напоролась на втрое большую плотность зениток, расположенных по "эстафетному" принципу, с перекрывающимися секторами обстрела. К этому немцы с присущей им точностью подгадали подход к месту сражения истребительных групп. Поэтому то, что получилось в первый момент, было бойней в наихудшем ее варианте. Могло выйти и еще хуже, если бы русские начали упорствовать, но, вопреки расчетам немецкого командования, было принято чрезвычайно грамотное решение о немедленном прекращении операции. И все равно потери были огромными, в один день с задания не вернулись многие десятки самолетов. А, учитывая то, что сбивались машины по большей части на малой высоте, при этом погибли и пилоты. Это – плохо, но ничего, это бывает, и будет время от времени происходить всегда, если твоим врагом является германская армия, как бы она ни называлась, рейхсвер или вермахт, а ты на миг ослабишь предельную бдительность. Вот только в этот раз последствия Черного Вторника имели достаточно нестандартные и далеко идущие последствия.

— И что? Никто, ни единый человек во всем полку даже не попробовал поднять новую машину?

— Виноват, товарищ генерал-лейтенант.

Савицкий, опустив голову, прошелся перед вытянувшимся в струнку гвардии майором. Резко остановился, поворачиваясь к подчиненному лицом. Ткнул его пальцем в грудь.

— Вы – командир. Почему не организовали освоение техники? Почему не возглавили лично?