Евгений Токтаев - Дезертир Страница 49

Легата спасла помощь местных жителей, показавших ему обходную тропу через горы, ту самую, что когда-то помогла персидскому царю Ксерксу окружить в Фермопилах храбрых спартанцев и их немногочисленных союзников. Соединившиеся армии римлян Архелай постоянно провоцировал на сражение, но Сулла до середины весны избегал столкновений, полагая момент неблагоприятным. Противники кружили один вокруг другого, выбирая удобную позицию. Нельзя было с уверенностью утверждать, кто из них бежит, а кто догоняет.

Архелай остановился возле города Херонея. Сулла решил, что лучше места для битвы не найти и обосновался на большом холме неподалеку.

Двести пятьдесят лет назад македонский царь Филипп похоронил здесь эллинскую свободу. Архелай произнес перед местными эллинами пафосную речь о подвигах ушедших поколений и призвал потомков не посрамить памяти предков, которые до последней капли крови бились на этом самом месте с захватчиками-македонянами. Всякий эллин обязан поддержать борьбу Митридата-Диониса против римлян, ибо царь сражается за всеобщую свободу.

Греки Архелаю почему-то не поверили. Двое граждан Херонеи пришли к Сулле и вызвались помочь римлянам, провести их в тыл митридатову стратегу. Обходной маневр проконсул поручил совершить трибуну Эрицию. Легионы построились для сражения. Сулла возглавил правый фланг, левый доверил легату Луцию Мурене.

Сражение начал отряд Эриция. Его неожиданное появление повергло понтийцев в смятение. Бегущие расстроили ряды готовящейся к бою фаланги. Воспользовавшись этим, Сулла атаковал. Основные силы Архелая оказались зажатыми в тиски, но стратега это не смутило. Его войско значительно превосходило сулланское числом.

Таксил, стоявший против трех легионов Мурены, попытался нанести фланговый удар, замеченный Гортензием, легион которого был в строю самым крайним. Легат попытался перехватить противника, но две тысячи понтийских всадников оказались сильнее и смогли оттеснить римлян к склонам горы, отрезав от основных сил.

Сулла в это время находился на возвышении, обозревая ход битвы. Увидев опасность, он взял мобильный резерв и ринулся на выручку, оставив вместо себя командовать Луция Базилла. Окружение римлян Таксилу не удалось, однако положение левого фланга все еще оставалось весьма непростым. Некоторое время Сулла колебался, не зная, где его присутствие нужнее, но все же решил вернуться на правый фланг своего войска.

Это и решило дело. Понтийцы на этом крыле уже выдохлись, а римляне устояли. Появление резерва придало им новые силы. Понтийцы побежали. Вскоре и Мурена перешел в наступление.

Понеся огромные потери, Архелай отступил на север. Таксила царь и вовсе отозвал в Азию, где тому вскоре пришлось вновь испить горькую чашу поражения, на этот раз наполненную Фимбрией. Сулла, отпраздновав победу, двинулся в Македонию, где, как раз в это время, появились легионы Флакка. Однако, почти достигнув марианцев, полководец был вынужден повернуть назад. Ситуация резко изменилась: в тылу римлян высадились внушительные подкрепления от Митридата, ведомые стратегом Дорилаем.

Флакк, от близости Суллы не выползавший из отхожего места, воспрял духом и двинулся к Боспору.

Дорилай получил от царя полномочия действовать самостоятельно. Он рвался в бой, не слушая ничьих предостережений, однако, после неудачного для понтийцев столкновения передовых отрядов у местечка Тилфоссия, пыл его несколько поостыл. Он согласился подчиниться главнокомандующему, и принял стратегию затягивания войны, которую продвигал Архелай.

А Сулле медлить было нельзя. Ресурсы его стремительно иссякали, поэтому он решился на новую битву в неблагоприятных условиях.

В последние дни лета обе армии вернулись в Беотию, и сошлись у города Орхомен, на равнине, где Сулла ничего не мог противопоставить понтийской тяжелой коннице. Нужно было во что бы то ни стало измыслить способ лишить Архелая преимущества, и проконсул приказал солдатам копать глубокие оборонительные рвы, в шесть локтей шириной. Архелай, поняв замысел римлян, немедленно атаковал.

Конная лава смела работавших солдат и когорты побежали. В отчаянии Сулла схватил Орла и бросился вперед. Взывая к совести римлян, он остановил панику. Спешно подошедшие на помощь свежие силы помогли отбросить врага.

Римляне снова принялись рыть канавы, а понтийцы опять попытались помешать этому. Во второй атаке погиб пасынок Архелая, молодой Диоген. Сражение остановила ночь.

На следующий день все повторилось: римляне вели земляные работы, понтийцы пытались их сорвать. Эта, третья атака Архелая, оказалась последней. Понтийцы выдохлись и римляне, контратакуя и наседая им на пятки, ворвались во вражеский лагерь. Здесь опять, как и при штурме Рима, отличился легат Луций Базилл.

Началось избиение понтийцев, они пытались спастись на болотах. Многие утонули. Сам Архелай просидел посреди топей несколько дней и чудом улизнул от римлян.

Войска Митридата в Греции были полностью рассеяны. Некоторое время Сулла оставался в Беотии, занимаясь местными делами, награждая союзные полисы и жестоко карая отступников. К последним относились Фивы, которые предали проконсула и приняли сторону Митридата, едва в Греции высадилось войско Дорилая. Луций Корнелий наказал фиванцев. Передал половину принадлежащих им земель храму Аполлона Дельфийского, окончательно низведя некогда могущественный полис до состояния ничтожного провинциального городишки.

Два легиона под командованием Гальбы и Базилла, Сулла отослал в Фессалию, на зимние квартиры. Сам он также собирался уйти на север, уже не опасаясь возрождения антиримских настроений южнее Теплых Ворот[77]. Оставаться здесь было нельзя. За летнюю кампанию, фуражиры обеих армий выгребли местные амбары подчистую. Задерживал Суллу Архелай, но уже не как грозный противник. Император хотел соблюсти одну небольшую формальность и понтийский полководец не обманул его ожиданий.

Всадник спешился у претория, не глядя кинул поводья одному из часовых и отдал честь вышедшему навстречу трибуну.

– Они приближаются!

– Чего ты орешь? – поморщился трибун, однако кивнул и скрылся внутри огромной палатки.

Вскоре он вернулся вместе с немолодым человеком, облаченным в дорогие доспехи и застегивающим на плечах пурпурный полудамент[78].

Черты лица Суллы бросались в глаза своей чистопородной "правильностью": прямой нос, тяжелый волевой подбородок, суровая складка меж бровей. Истинный римлянин. И сейчас, и прежде, Луций Корнелий имел оглушительный успех в женском обществе. Однако в последние годы любовь к нему прекрасного пола объяснялась вовсе не внешностью, а, скорее, высочайшим положением в обществе и ледяным обаянием, развитым в молодые годы, когда Сулла якшался с актерами и мимами.

Былая внешняя привлекательность Суллы с годами поблекла. Голубые глаза уже не казались пронзительными, их больше не сравнивали с бездонными озерами. Кожа, когда-то равномерно бледная, на пятом десятке покрылась уродующими красноватыми пятнами. Светло-рыжая шевелюра изрядно поредела с возрастом, хотя богам было угодно и в старости избавить Луция Корнелия даже от намеков на лысину.

Сулле подвели коня, один из подбежавших солдат, присел на колено, послушно подставив спину. Усевшись верхом, пятидесятидвухлетний полководец принял из рук трибуна позолоченный шлем, украшенный пышным султаном из крашенных в алый цвет страусиных перьев.

У претория собрались легаты и множество солдат. Сулла огляделся по сторонам, словно ища кого-то, и обратился к трибуну:

– Клавдий, быстро позови Марка.

– Уже послал за ним.

– Хорошо. Мурена, ты здесь?

– Здесь, мой император.

– Ты готов?

– Так точно, первая когорта Счастливого построена у Преторианских ворот.

– Не слишком ли мало? – поинтересовался легат Гортензий.

– Сколько их? – спросил Сулла у вестника.

– Тысяча.

– Вот видишь, Луций, все как он и обещал. Оттого, что мы выйдем навстречу меньшим числом, его унижение меньше не станет. Нам ли бояться этого болотного сидельца? После Орхомена-то.

Подошел, вернее, подбежал квестор, ему так же подвели коня.

– Марк, ты заставляешь себя ждать.

– Не повторится, – квестор покраснел, как мальчишка, хотя таковым давно не был.

Собравшиеся у претория легионеры возбужденно загомонили: из лагерного святилища торжественно вынесли Орла Первого Счастливого легиона[79], наиболее боеспособного из войск Суллы. Командир легиона, Луций Лициний Мурена, лично принял обвитое красными лентами древко из рук знаменосца-аквилифера, пока тот садился верхом, и поднял Орла над головой высоко, как только мог. По рядам легионеров прокатилась волна восторженного рева: