Кеннет Макси - Вторжение, которого не было Страница 49

Лорд-хранитель печати Клемент Эттли подвел печальные итоги. Он тщательно проанализировал все “за” и “против” продолжения войны на территории Англии и закончил выступление призывом сражаться, опираясь на заокеанские имперские территории. Он напомнил, что правительства оккупированных стран Европы, исключая Францию, перенесли свое местопребывание в Англию или другие безопасные места, чтобы продолжать сопротивление, не подвергая свой народ риску физического уничтожения. И именно Англия вдохновляла их на подобные действия. Следовательно, теперь она сама должна поступить согласно провозглашенным[430] ею принципам. Эттли ничего не имел против продолжения боевых действий, если уже на то пошло, но он считал безнравственным навлекать несчастья на свой народ ради практически недостижимой победы. “При осаде, — закончил он, — наступает момент, когда следует прислушаться к здравому смыслу и, пренебрегая традиционными убеждениями, сдаться. Боюсь, этот момент наступил”.

Черчилль упорствовал. Его патриотический дух бунтовал. Он не желал прислушиваться к мнению его разумных коллег.

Наконец, премьер-министр все-таки позволил себя уговорить. Но он потребовал немедленно доложить королю об отставке кабинета и его собственной. С большим трудом Черчилля заставили отказаться от этого демонстративного шага. Затем последовали изматывающие и бурные дебаты, что же конкретно следует предпринять в первую очередь[431].

Прежде всего, было решено, что ни правительство, ни король не должны стать немецкими заложниками. Героический сюжет о благородных национальных героях, до последнего сражающихся среди развалин во главе своего народа, министры сочли несовременным. Было принято решение об эвакуации и последующем управлении Империей из-за границы[432].

Другими словами, следовало найти удобный момент, чтобы переправить высших должностных лиц государства в один из доминионов или в какую-нибудь колонию. Более всего подходила[433] Канада, хотя эти планы не очень-то устраивали канадского премьера Макензи Кинга. Страна слишком гордилась недавно обретенной независимостью, к тому же присутствие имперского “правительства в изгнании” могло усугубить трения между французским и английским населением Канады. “Конечно, к королевской семье будет проявлена лояльность, учитывая исторические связи Канады и Великобритании”. Наконец, решили, что правительство отправится на Багамы и будет работать там — по крайней мере, на первых порах.

Кабинет не представлял, как будет организована государственная власть на оккупированных территориях Великобритании и кто будет править ими от имени немцев. Называлась кандидатура сэра Освальда Мосли, который вместе с другими английскими фашистами находился сейчас в тюрьме. Мосли обладал определенным политическим весом, был лично знаком с Гитлером и Муссолини и не одобрял войну ни с Германией, ни с Италией. С другой стороны, в сентябре 1939 года он резко заявил, что фашистские государства не “присоединятся к какой-либо силе, воюющей с Англией”. 9 мая, накануне немецкого вторжения в Западную Европу, он сделал следующее заявление: “Мы считаем своим долгом мобилизовать все силы на борьбу с захватчиками”. По мнению Мосли, ни один англичанин не мог и не должен был сотрудничать с оккупантами.

Все же вопрос оставался открытым. Было слишком очевидно, что с новой администрацией придется сотрудничать, иначе население Англии не доживет до дня освобождения. Если правительство покинет страну (а оно собиралось сделать именно это), следовало назначить кого-то на роль исполнителя или посредника, который поддерживал бы связь с немцами[434].

Ни одна солидная политическая фигура не предложила себя на этот пост[435]. Черчилль обратился к наемным королевским чиновникам; некоторые из них уже были в отставке. Никто из бывших военных, находящихся на государственном обеспечении, не подходил для этой роли, — хотя бы из-за малой известности в[436] обществе. Лишь один человек из тех, кого можно было привлечь немедленно, обладал, правда с некоторой натяжкой, подходящими чертами характера. Однако он тоже был своего рода “котом в мешке”.

Речь шла о генерал-майоре в отставке Дж.Фуллере. О нем было известно, что в свое время он ратовал за механизацию английской армии и был близок к фашистскому лидеру Мосли. Он был известен в обществе, благодаря своей предвоенной деятельности и печатным работам. Это был несгибаемый патриот, антисемит, скептически относящийся к демократии. Немцы хорошо знали и уважали его. Было, правда, неясно, будет ли он полезен англичанам в качестве немецкой марионетки?

Фуллер находился в прекрасных отношениях с Черчиллем и, в отличие от других фашистов, пребывал на свободе. По этому поводу решили, что, значит, его “нельзя называть фашистом в полном смысле этого слова”. Черчилль решил: будь что будет. Вечером 27-го он беседовал с Фуллером в течение двух часов[437].

Фуллер без энтузиазма согласился на роль посредника, если правительство Черчилля отправится в эмиграцию. Он однозначно не желал уподобляться Петену, Если его будут вынуждать действовать вопреки интересам нации, он станет сопротивляться.

Правительство строило свои планы в обстановке сверхсекретности. На всякий случай, 27 июля было объявлено, что оно еще какое-то время останется в Лондоне и будет оттуда руководить военными действиями. К этому времени немцы переправились через Темзу в районах Рединга и Мейденхеда и начинали двигаться на северо-восток, укрепляя свои западные фланги.

Королевская семья тайно покинула Лондон. О ее переезде в “безопасное место” объявили на следующий день. Суверен направился в Честер, откуда легко было добраться до любого из северозападных портов страны, чтобы сесть там на военный корабль[438].[439]

Флот, все еще угрожая немецким конвоям в Ла-Манше и делая все возможное для обеспечения безопасности торговых путей, начал готовиться к своей новой роли. Правительство решило, что его следует сохранить как главную действующую силу, способную в будущем изгнать врага с территории Англии, и как средство поддержания престижа и влияния в переговорах с другими державами — прежде всего с США. Флот должен был заняться эвакуацией персонала и важного технического оборудования. Речь шла о шифровках, секретных научных разработках, прогрессивных технологиях. Затем кораблям предстояло проследовать на военные базы, опираясь на которые они могли бы наносить удары по портам Оси.

Поступило предложение сохранить базу в Ольстере. Эта идея не была отвергнута, хотя все прекрасно понимали, что длительное содержание базы в данном месте связано с большими трудностями[440].

Тщательным образом рассматривался вопрос об организации и задачах Сопротивления в случае немецкой оккупации. В отличие от поляков и бельгийцев, имеющих опыт в этом вопросе, англичане были плохо осведомлены о методах и традициях партизанской войны. Исключение составляли участники “беспорядков” в Ирландии после 1918 года. В любом случае, для детальной разработки этого вопроса оставалось очень мало времени. Было организовано несколько подпольных ячеек и устроены тайные склады оружия, но конкретные вопросы “что делать” на данной стадии еще не обсуждались.

Не могло быть и речи об уничтожении промышленного потенциала Великобритании. Это означало лишить рабочих средств к существованию. Немцы однозначно давали понять, что они надеются на отсутствие саботажа в “общих интересах”.

Шведское правительство обеспечило компетентное и быстрое ведение переговоров. Черчилль изо всех сил старался выиграть[441] время, чтобы успеть вывезти с английской территории все ценности и укрепить форпосты, от которых зависело будущее империи. Перевозка за океан золота, ценных бумаг и национальных сокровищ началась 24 июня. 8 июля для этой цели были привлечены эсминец, крейсера, четыре миноносца и три лайнера. Англичане очень торопились, так как хотели иметь на руках нечто существенное, если придется торговаться. В это время огромный конвой с оружием из США направили не то на Средний Восток, не то в Канаду. Черчилль информировал Рузвельта о намерениях английского правительства, и вопрос о прямом вмешательстве американцев отпал сам собой.

Англия более не была благополучной страной. Стоило проявить какой-то намек на волю в переговорах, проходящих в Стокгольме, немцы немедленно начинали избирательный обстрел целей, которые расценивались как гордость британской нации. Они выбирали культурные центры, имеющие архитектурную ценность, надеясь воздействовать на эмоции британских лидеров. 30 июля бомбили Оксфорд, 31-го настала очередь Кембриджа; Итону и Хэрроу также досталось[442]. Здание школы в Хэрроу пострадало очень сильно. Один из самых блестящих учеников этой школы — ныне премьер-министр Великобритании был в отчаянии.