Анатолий Спесивцев - Атаман из будущего. Огнем и мечом Страница 49

Ошарашенный Аркадий пошёл к Авигдору. Тот сидел в выделенной ему комнате дома попаданца и с явным наслаждением рассматривал механизм

"Сейко". Давать на вынос часы и мультитул попаданец не решился, работать бывшему ювелиру, а ныне часовщику пришлось у Москаля-чародея.

На раба-каторжанина ремесленник не походил ни в малейшей степени. И не только из-за солидного избытка веса и чистой, не самой дешёвой одежды.

Вид у него всё время был деловой и совершенно не страдальческий.

– Слушай, Авигдор, у Абрама Резниченко, не знаешь, с мозгами всё в порядке?

Золотаренко с видимым сожалением оторвался от рассматривания в лупу часов. Помявшись немного, видимо, соображая, что сказать, а о чём лучше промолчать, он-таки ответил.

– Понимаешь, Аркадий… эээ… не могу сказать точно. Раньше он был нормальным ремесленником. Вспыльчивым, правда, но голова у него работала неплохо. Очень любил жену и дочек… эээ… вот из-за них сейчас… не знаю. Убили их этим летом. Всю его семью, он в другое местечко отъезжал, потому и уцелел. А он… неправильно себя теперь иногда ведёт. Так что не знаю, может, и не совсем он сейчас в порядке.

Очень семью любил, с жены и дочек пылинки был готов сдувать, и хлопы… страшно их убили… не сразу…

Не первый раз Аркадий встречался с подобными случаями. Ещё в своём времени с одним русским из Чечни приходилось тесно общаться, у него ровно такая же история случилась. Чеченцев бедолага ненавидел люто и людьми не считал. Ненависть будто сжигала его изнутри, прожил недолго, правда, погиб в бою, хорошо. А здесь такие случаи были нормой. Вне зависимости от национальности и вероисповедания.

"Жестокий век, жестокие сердца". Уж и не упомню, кто сказал, но здешние времена и люди подходят на все сто. Куда ни глянь – резня идёт, разве что в России сейчас затишье. Но надолго ли? И что мне теперь с ним делать?"

Растерянность Аркадия имела основания. Ремесленники являлись войсковыми пленниками, ему их доверили для эксплуатации на пользу общества, отпустить Абрама, какой бы он ни был несчастный и обиженный судьбой, попаданец не мог. Да и, учитывая реакцию других мастеров – не имел права. Приходилось, стиснув зубы, продолжать дело.

Волна событий, поднявшаяся из-за его инициативы, уже накрыла сотни тысяч человеческих судеб, одних лишила семьи, других обратила в неволю, третьих выгнав с родных мест, заставила искать лучшую долю. Много народу просто бесследно сгинуло в годину беспощадного лихолетья.

Страшная беда пришла в Польшу, на Балканы, в Малую Азию… Из-за вздорожания хлеба очутились на грани смерти от голода бедняки Франции и

Англии, ухудшилось и без того катастрофическое положение простого люда в Германии. Он знал об этом, но одно дело знать вообще, это воспринимается как статистика, совсем другое – встретиться с таким злосчастным горемыкой лично, прекрасно понимая, что доля вины за его несчастья лежит и на тебе самом.

Не был Аркадий человеком, призванным вести за собой народы, спокойно обрекать на смерть огромные массы людей. Да и прогрессорством, честно говоря, занимался с натугой, с помощью Васюринского насилуя свои мозги, расплачиваясь частыми головными болями и депрессией. Но что поделаешь, если никого другого, способного сделать всё лучше, нет?

– Слушай, Авигдор, а привести его в порядок, как ты думаешь, удастся?

– И кто из нас знаменитый колдун?

Аркадий вспомнил несчастную бабу, на свою голову излеченную в прошлом году, и решил больше подобными экспериментами не заниматься.

Без того хлопот хватало. В который раз за последние месяцы заныло сердце, в двадцать первом веке его практически не беспокоившее. Однако, зажав себя в кулак, приходилось жить дальше. Спасая одних людей и неся беду другим.

Взгляд зацепился за положенную ремесленником на стол лупу.

Попаданец вспомнил, что ювелиры здесь не столько гранят камни, сколько полируют.

– Слушай, а ты линзы делать умеешь?

– Я что, стекольщик?

– Так камни же ты шлифовал! А они же твёрже стекла.

– Ха! Если ты на чёрте верхом, как говорят, ездил, значит, на любого жеребца без страха сядешь? – в глазах ювелира промелькнула усмешка. То, что Аркадий был не самым умелым всадником, замечали многие.

– У жеребцов рогов нет, держаться не за что, – не стал отпираться от поездки на нечистом Москаль-чародей. Более того, слова он сопроводил жестом – как бы взявшись за воображаемые рога перед собой.

Удивлённый прозвучавшей аргументацией, Авигдор растерянно моргнул.

Собеседник говорил с самым серьёзным видом. Учитывая, сколько слухов ходило о хозяине дома, совершенную диковинность вещичек, ему показанных… шутить ремесленнику расхотелось.

– Эээ… в шлифовке линз есть свои секреты, мне неведомые.

– Ладно, работай. Найдём выход.

Собственно, и искать особо не пришлось. Немец из Данцига оказался мастером широкого профиля, умел не только делать стекло, но и изделия из него, в том числе – линзы. Его и запрягли обучать молодёжь за дополнительную плату.

Абрама вместе с несколькими провинившимися рабами приставили к вывозу дерьма из города. Его попытку и там качать права надсмотрщики пресекли быстро и умело, они и не таких обламывали. Судьба непослушного весьма стимулировала остальных мастеров к выполнению возложенных на них заданий. Больше случаев саботажа среди ремесленников не наблюдалось.

Вот только интеллигентская сущность попаданца каждый раз, когда ему приходилось встречать на улице сгорбленную, несчастную, но всё равно сверкающую глазами фигуру, чем-то штрыкала в сердце.

Вывоз "вторичного продукта" одновременно предотвращал возможность вспышки инфекций с наступлением весны и способствовал накоплению

"стратегического продукта" для производства селитры. Но в связи со стремительным ростом населения Калуженин уже заговаривал с Аркадием о строительстве канализации – как-то попаданец ему подробно рассказал о важности такого сооружения для любого большого города.

Если наличие в городе золотарей азовцы воспринимали скорее положительно, чем отрицательно, то широкое распространение каменного угля для отопления вызывало массу нареканий. В примитивных беструбных печах его вообще использовать было невозможно, а местные власти – вместо сочувствия страдальцам приказали срочно переоборудовать печи.

Пуск доменной печи позволял начать выпуск помимо военной и гражданской продукции.

Аркадию удалось добиться полного понимания у старшины о необходимости защиты невеликих лесных угодий Нижнего Дона. Их оскудение и до него замечали. На дрова установили большую цену и жестоко пресекали любые попытки самовольных порубок. Нескольких особо наглых уничтожителей лесов повесили сушиться у ворот в воскресенье, при большом стечении народа с торжественным объявлением причины казни.

Народ роптал, но… в этой новации оказались заинтересованы старшина и казацкие богачи. Они летом и осенью успели сплавить по реке много леса, теперь имели возможность продавать его втридорога. Им же принадлежали угольные копи. На дрова деньги были у немногих, а продукт добычи каменноугольных карьеров стоил очень дёшево. Какой бы выбор ни сделали обыватели на юге края, плотнела мошна у верхушки. Правда, в безветренную погоду в Азове начало наблюдаться некое лёгкое подобие смога, но за всё приходится платить. За прогресс – в том числе.

Естественно, большей частью уголь использовался в специально построенных печах во дворе для приготовления немудрящей бедняцкой пищи или в их же домах – для протопки на ночь. Нашлись ещё осенью умельцы, сумевшие приспособить к топке углём обычные русские печки тех лет. Как ни предупреждали людей, регулярно происходили несчастные случаи, в том числе и со смертельными исходами от отравления угарным газом.

А в атаманском совете уже подняли вопрос о переносе столицы на черноморское побережье. Там и флот можно приличный содержать, и с дровами таких трудностей не предвиделось. Татаринов уже послал есаула договариваться с одним из местных племён о выкупе Анапской крепости и окружающих её земель, с предоставлением им вдвое-трое большей территории на Таманском полуострове. Так же как возможное место переселения рассматривалась Кафа, по договору с запорожцами переходившая в распоряжение донцов.

Очередное новшество попаданец попытался внести в процесс переливки османских бронзовых пушек. Металл был там плохого качества, а вот улучшить в данный момент его возможности не было – олово надо закупать и завозить, а марганец из руды в бронзу передать никак не удавалось.

Потратив массу времени и нервов, пока махнул на эти попытки рукой. С помощью Васюринского вспомнил, что в ствол переделываемого орудия можно вставить стальной стержень нужного диаметра и проковать пушку, выбивая из неё все внутренние раковины, делая металл более однородным.