Зимний Мальчик (СИ) - Щепетнёв Василий Страница 49

А я бился. Избегал разменов ради разменов. Нагнетал. Создавал ложные угрозы, маскируя угрозу истинную. И, в итоге, взламывал оборону (после пятого тура со мной все играли от обороны), и водружал красное знамя победы на развалинах вражеской крепости.

Мне даже аплодировали зрители — два раза.

В целом класс игры противников оказался не слишком высоким. Тому была явная причина: люди не привыкли напрягаться, считая, что ничья — тоже хороший результат. Сделают по двадцать, двадцать пять ходов, увидят, что позиция примерно равна, и соглашаются на ничью.

Так она, позиция, с самого начала примерно равна. И что с того? Играть нужно если не до голых королей, то почти. До ничьи третьеразрядника — то есть когда этот условный третьеразрядник сумеет в данной позиции гарантированно сделать ничью против мастера. Но таких ничьих в турнире я не видел.

Играем, соперник думает, что на доске равенство, и предлагает ничью. А я не соглашаюсь, продолжаю играть, расшатывать, запутывать, строить козни. Не по-товарищески это! Молодой, сил много, копытом землю роет, а тут люди зрелые, турнир длинный, стоит поберечься.

Оно, может, и верно — для них. А у меня своя тактика, своя стратегия. Сначала нужно захватить высоту, а уж потом на ней закрепляться, строить блиндажи и дзоты, рыть рвы и запускать в них крокодилов.

Теплоход слегка качало на волне. Чайки и прочие птицы летали вокруг, но под навесом я был в безопасности. Взять, что ли, билет на следующую экскурсию?

Но я подавил малодушное желание. Теплоход подошёл к пристани, мы чинно сошли на берег и направились кто куда. Я — в библиотеку. Нужно было сдать книгу. Читал я её неспешно, и кончил аккурат вчера вечером. Скорее понравилась, чем нет, хотя в конце повествования главный герой, парень со стальной мускулатурой, уже стал публикуемым писателем. Нужно будет у Ольги справиться, насколько это реально.

Ну зачем тебе реальность, сказал внутренний голос. Искать в художественной литературе реальность — всё равно, что в долине нарзанов искать киоск с газировкой. Нелепо. Её, реальности, полно вокруг. Мало?

До библиотеки доехал на такси. Попросил подождать. Сдал книгу, распрощался с библиотекаршей, вернулся в такси и отправился обедать-ужинать. Опыт выездных турниров у меня невелик, Тула да Омск, но мнится, что и дальше будут те же заковыки: неважно с едой, даже в дорогих ресторанах, неважно с досугом, неважно с жильём, неважно с обслуживанием. Каких трудов стоит иметь чистые рубашки, бельишко и прочее. Обедая в ресторане ли, столовой или кафе, никогда не знаешь, будешь ли ночью спать — или рвать и метать (приключилось однажды, спасли активированный уголь и сульгин из походной аптечки). И приходить в гостиницу желательно засветло, либо подкатывать прямо ко входу на такси. Во избежание.

Последний свободный вечер я провёл в драмтеатре, давали «Ревизора». Сколько смотрю, столько восхищаюсь. И ведь Гоголь никаких писательских курсов не кончал, а взял — и отчеканил на века. Пока жива Россия, жив и Ревизор.

В таком вот состоянии я вернулся в «Октябрь» — да-да, на такси и прямо ко входу (у мастера из Ростова встреча с ночными омичами окончилась мелкими телесными повреждениями, потерей кошелька и часов, скидывались по пятерке). Прошёл к себе, посмотрел «Время», новых авиакатастроф не случилось, и на том спасибо. Перечитал вчерашнего «Сибирского Комсомольца», где была заметка о Первенстве России, и фотография, где я и гроссмейстер Виккерс играем во Дворце Железнодорожника. Фотография была хороша, насколько может быть хороша газетная фотография в принципе — я, вперив взор в переносицу соперника, тяну руку к чужому ферзю. И написано, что за три тура до окончания я обеспечил себе чистое первое место. Меня объявили открытием турнира и даже назвали Русским Фишером. Вот почему? Это уж Фишера, скорее, можно назвать американским Алехиным или Талем. Сколько их было, наших чемпионов? Алехин, Ботвинник, Смыслов, Таль, Петросян, Спасский. А сколько американцев? Один Фишер. Мы ещё проверим, каков он на излом, хваленый Роберт Герхардович. Причем следует помнить, что матушка Фишера училась в Первом Московском мединституте, а батюшка работал биологом в очень закрытом учреждении СССР. Так что фишеровские корни тоже здесь, в России.

Ладно, журналисты мне приятное сделать хотели. Фишер, так Фишер.

Подумал, не позвонить ли в Чернозёмск. Решил, не стоит. И без того Лиса и Пантера хотели прилететь в Омск и ободрить, но я отговорил. У них сессия, а я что, я справляюсь. Скоро вернусь. Всем большой комсомольский привет, сила в движении!

Я стал укладывать чемодан. Завтра в это время я уже буду подлетать к Черноземску. Если, конечно, всё пройдет штатно.

Постучали в дверь. А, это местный мастер, Золотников. Без доски и без часов, но с бутылкой коньяка, которую он тут же поставил на стол.

— Хочу выпить с вами! — сказал он. Ему как раз тридцать пять, плюс-минус пара лет. На вид.

— Желание понятное, но не пью.

— Одну рюмку!

— Не пью совершенно. Могу предложить нарзан.

— Нарзан не пью я. Слишком крепкий для меня, — и, без паузы:

— Завтра будешь играть на победу?

— Играть иначе значило бы плюнуть вам в лицо.

Он задумался.

— Это оскорбление?

— Это наоборот.

— Ну, ладно. А то давай ничью. Ты и так чистое первое место занимаешь.

— А с победой будет ещё чище.

— Ну, была бы, как говорится, честь предложена, — он повернулся и пошёл к выходу. Пришлось догнать и всунуть в руки оставленную бутылку коньяка.

И вот так каждый вечер. То один мастер, то другой приходят с бутылкой и предлагают ничью. За бутылку. И ещё готовы червончик добавить. В следующий раз буду стараться жить наособицу, на другом конце города. Вот только какого города?

Я запер номер, закончил укладывать чемодан. Отжимания, дыхание, душ, телевизор. Показывали телеспектакль «Цветы Запоздалые». Воля ваша, а «Ревизор» лучше.

Кто-то вновь постучал в дверь, но я не открыл. Постучат и отстанут. Был бы ППШ и лицензия на отстрел — нет, тоже бы не открыл. Я добрый.

Через пять минут пришла дежурная по этажу и стала гнать стучавшего:

— Напьются и ходят! Вот я милицию вызову! Уходите немедленно!

— Да я к другу!

— Нужен нам такой друг!

С дежурной шутки плохи, и мастер Золотников отступил.

А я завел будильник на без десяти шесть и лёг спать.

Что примиряет с новым местом, будь то Тула, Омск или Кротовые Дворики, это возможность видеть новые сны. Новые — в смысле иные. Мне снилось, будто я — это вовсе не я, а штабс-капитан Соколов-Бельский, служу адъютантом Александра Васильевича Колчака, выполняю особые поручения. Вот и сейчас я спрятал в подвалах гостиницы «Россия» сто килограммовых золотых слитков. «На оперативные расходы», — сказал Александр Васильевич, подразумевая подкуп чешских командиров.

Золотой килограммовый слиток — совсем небольшой, меньше плавленого сырка, это я знал, не только как штабс-капитан, но и как Миша Чижик: дедушка оставил один такой слиток (и с дюжину поменьше, по сто граммов). Но сто слитков — это и тяжело, и громоздко. Я разделил их на партии по двадцать. Двадцать слитков — это литр объема. Полкирпича. И спрятал в подвале. В винном погребе. Вина там давно не было, разграбили, а стены были. Кирпичные. Я вытаскивал по кирпичу, разбивал его, кирпич, пополам, помешал в нишу двадцать слитков, и прикрывал половинкой кирпича. Насухую прикрывал, без раствора. Свежий раствор оставляет следы, да и вытащить сложно. А без раствора достать слитки минутное дело, стоит только приглядеться повнимательнее. И знать, куда глядеть. a1, b3, c5, d7, f8, h7. Ход конем. Шесть кирпичей, а не пять? Потому что под кирпичом а1 ничего нет. А остальные кирпичи не помечены. Соображать нужно.

Считалось, что я в подвале ищу динамит, заложенный красными подпольщиками, потому всю гостиницу эвакуировали. Один я герой.

И, когда вышел с десятком динамитных шашек (припасенных, конечно, заранее), меня чуть качать не начали. Но не начали: динамит — штука непредсказуемая.