Феникс. Начало - Роман Феликсович Путилов Страница 49

Через пять минут здание суда было очищенно от публики и служащих, людей отогнали за ограду, арестованного увезли обратно в изолятор, и теперь все ожидали акта номер два — прибытия саперов с боевыми роботами и собаками.

— Ты где был? — Вадик Стеблов занял для меня козырное место в первом ряду — на ограде, окружающей суд и теперь приглашающе хлопал по металлической перекладине рядом с собой.

— В туалет отходил. — чуть смущенно ответил я. Не буду же я сообщать своему приятелю в окружении десятка внимательных пар ушей, что в ближайшей подворотне я сжигал китайский телефон без названия, по которому я и обеспечил для почтеннейшей публики представление с показательным выступлением саперов и пиротехников полицейского управления.

— Че, обосрался от страха, когда все побежали? Гы! — заржал мой, рискующий стать бывшим, приятель, но увидев мое лицо, осекся и сменил тональность: — Я сам чуть не обоссался, когда на выходе пробка образовалась. Стою у самой двери, а выйти не могу, люди впереди. И я как представил, что в этот момент под нами бомба взорвется. Мне страшнее всего под завалами лежать. У меня вообще сразу клаустрофобия начинается, когда тесно вокруг.

— У меня тоже! — я похлопал Вадика по плечу: — Вы, если что, с пацанами до дома доберетесь без меня?

— Да доберемся, а что?

— Да у меня еще дел куча.

— Ну давай, пока! — Вадик сунул мне на прощание руку уже отвлекаясь на более важное дело — из броневика саперной службы полиции выскочила поисковая бригада — два спаниеля и невысокая немецкая овчарка.

— Владимир Алексеевич! Вы в отделе? А пойдемте, покурим. Я угощаю.

— Это кто? — полицейский детектив господин Новицкий был крайне недоволен щедрым предложением неизвестного пока собеседника.

— Это почитатель красоты вашей прелестной дочери.

— Это ты что ли, балбес? Подожди, сейчас за отдел выйду.

Полицейский вышел через три минуты и поволок меня в густые кусты, разросшиеся на задах спортзала отдела полиции.

— Владимир Алексеевич, а вот это обязательно делать? — я, пригнувшись, пробирался за крупным, широкоплечим оперативником в самую глухую часть кустов по узкой тропинке сомнительной различимости.

— Если бы это не вызвало подозрений, я бы просто зонтиком сверху прикрылся, но вот это точно вызовет начало проверки. А то, что я с пацаном в кусты полез, та это сейчас не криминал, это даже приветствуется. Давай, рассказывай, что хотел.

— Владимир Алексеевич, да что случилось? Зачем мы в кусты то залезли.

— Саша, если бы я знал, что случилось, я бы тебе сказал. Только над зданием полиции второй день беспилотник кружит, мы его случайно заметили, он видно в воздушную яму попал… Короче, высоту потерял, чуть на крышу соседнего дома не упал, и его засекли. С противоположной стороны, на улице Гайдара, третий день машина Горводоканала стоит, только на ней антенн чуть побольше, чем надо и в канализацию никто из работников не лезет ремонтировать, чего там положено, только люк открыли и оградили его. На ночь они люк закрывают, и машина уезжает, а утром, как у нас рабочий день начинается, машина на прежнее место возвращается. Так что, зная тебя, я лучше с тобой в этих кустах пообщаюсь, среди говнища и мусора, здесь нас точно не услышат. Давай, задавай свои стремные вопросы.

— Владимир Алексеевич, в рамках курсовой по обществоведению спрашиваю — если у человека срок предварительного задержания заканчивается в сем часов утра, а решения о аресте пока нет, что с человеком будет.

— Этот ты про Козлова что ли, хотел узнать?

— А вы слышали?

— Конечно слышали. Слава Богу, лет пятнадцать, как перестали весь отдел на такие сообщения отправлять, сейчас только саперы и оперативная группа выезжает. Но, слышать то — слышал.

— И что теперь будет?

— Что будет? Никто его выпускать не будет. Завтра прокурорский помощник, что сегодня в суде был, с утра, в изолятор приедет и просто препроводит Козлова на служебной машине в прокуратуру или к нам, в полицию, а там его или снова в суд арестовывать повезут, или по какой — ни будь левой шняге по новой закроют. В любом случае его из изолятора в семь часов напнут на свободу, а на пороге его помощник прокурора и примет в свои заботливые руки.

— Владимир Алексеевич, а если, теоретически, помощник прокурора опоздает, или вообще не приедет, то что будет?

— Саша, а ты знаешь, по какой причине помощник прокурора может не приехать?

Да, что вы, Владимир Алексеевич, я чисто теоретически спрашиваю, ведь в учебнике обществоведения ответа на этот вопрос, я уверен, нет, а мне надо, так сказать, соединять теорию и практику.

— Ну если копнуть чистую теорию… — Владимир Алексеевич задумался на несколько секунд: — Но это чисто между нами. Если помощник к семи часам утра приехать не успевает, он должен обязательно позвонить в изолятор, предупредить, что он опаздывает, но скоро будет и всю ответственность берет на себя. Тогда условного Козлова в изоляторе просто придержат под тем или иным предлогом.

— То есть, если помощник прокурора опоздает, человека не выпустят?

— Нет, конечно, кому надо из — за какого Козлова ругаться с прокуратурой, тем более, что работу изолятора проверяет прокуратура.

— И что, ничего нельзя сделать?

— Ну, если бы я сидел в изоляторе, и у меня был адвокат, то, если бы мой адвокат не ломился бы в дверь изолятора с требованием меня выпустить, то я бы потом сделал такому адвокату очень больно. Ну ты понял мою мысль?

— Спасибо вам большое, Владимир Алексеевич — я изобразил почтительный поклон в японском стиле: — вы очень продвинули меня на пути познания такого важного предмета, как обществоведение. Теперь я буду вас называть сэнсей.

— Иди отсюда, ученик.

— Хитоми.

— Что?

— Хитоми по-японски — ученик. До свидания, Владимир Алексеевич, саенара.

Мне оставалось только согласовать с координатором группы «Спасем Мишу» наши совместные действия на завтра, встретиться со своими соратниками из «Банды четырех» и выяснить судьбу Тани Белохвостиковой и ее мамы.

Последний пункт разрешился раньше остальных. Таню я увидел, сидящую на лавочке, возле моего подъезда. Правда узнал я ее с большим трудом.

— Саша! — мне навстречу встала девушка, одетая в какой-то сэконд хэнд и с измазанным, какой-то желтой субстанцией, опухшим лицом.

— Таня? — моему удивлению не было предела.

— Я такая страшная, да? — девушка резко отвернулась, закрыв лицо руками.

— Ты совсем не страшная! — я инстинктивно ухватил Таню за плечи и прижал ее к себе: — Просто я