Зимняя война - Влад Тарханов Страница 49

подсосе из-за отсутствия достаточного количества боеприпасов? А еще имейте в виду привычный армейский бардак! Ага… реалист я, а не тот, другой, который фантаст. Мой любимый штамп для попаданцев – песни Высоцкого. А тут что? Классные песни! А про культурологический шок ничего не слышали? Это вариант темпорального шока: при попадании произведения искусства из более высокого времени в более раннее, восприниматься на ура оно не будет. В голливудских попаданчеких комедиях про средневековье я всегда ржал над тем, как герои начинали лабать рок, а все там падали в обморок от восхищения и принимались отплясывать! Три раза Агха! Вы послушайте средневековую музыку! Там и намека нет на полифонию, но гармония присутствует! Дайте им рок-н-ролл! Для них это будет адская какофония! Так что лабающего рок там или побьют, или сожгут на костре, как сатаниста, играющего адскую музыку – так отправляйся в ад и там ее слушай! Никакого перевоспитания – просто устранение неправильных шумовых помех. Или если во времена Леонардо да Винчи я постараюсь всучить флорентийскому герцогу «Черный квадрат», так этот квадрат мне на голову оденут, если потом буду жив, буду вспоминать эту попытку долго на турецкой галере, именуемой «каторгой». Стихи Высоцкого? Да, классные! Одна из вершин русской поэзии. Но! Чтобы такие стихи появились должно было появиться два поколения: поколение детей войны, которые сами не воевали, но хорошо знали про войну, пусть и больше в плане рефлексии, представляя себя на войне, но очень хорошо представляя, ЧТО ТАКОЕ есть война. И появится поколение, родившихся после войны и не видевшей войну, тогда появятся те, кто готов эту рефлексию правильно художественно воспринять. И стихи не будут казаться безумными артефактами. Могут сдержанно похвалить – и не более того. Скорее всего решат. Что обычное графоманство. Во всяком случае нам так это объясняли. Я только чуток добавил от себя. Немного добавил, додумал, люблю я это дело – подумать на досуге о чем-то высоком…

Адмирал никуда не спешит (интерлюдия)

Грейффенберг. 20 февраля 1940 года

Говорят, в одну летнюю ночь жители Москвы видели страшное зрелище: бегущего во всю прыть по ночному городу адмирала. Анекдот это или нет, не знаю[90]. Но адмирал Канарис никуда никогда не бежал. Работа не позволяла. Он и спешил медленно. Морская служба приучает к немного другому течению времени, нежели сухопутная. О молниеносных действиях флота рассказывают разве что в сказках. Даже сейчас, чтобы поднять стаю штурмовиков с палубы авианосца или произвести ракетную атаку с плавающей ракетно-артиллерийской платформы (так сейчас любят корабли называть) нужно солидное время на подготовку, да просто выйти в нужную точку для атаки – это тоже время! Сейчас он вообще походил на преуспевающего промышленника больше, чем на действующего военного. Строгий костюм. Аккуратная прическа. Брезгливое, высокомерное выражение холеного лица, несколько деталей, подчеркивающих состояние и успешность – вот и секрет обычного перевоплощения. За столиком кафе на центральной площади Грейффенберга кроме представительного господина-промышленника присутствовал еще и военный. Всего на улице располагались два столика, еще несколько столиков прятались в уютном полуподвальном помещении старинного дома. Этот городок в Нижней Силезии имел долгую историю, но при этом ничего особо выдающегося в нем не было. После Великой войны городок достался Польше. Сейчас этот то ли небольшой город, то ли очень большое село оказалось снова частью Рейха и получило свое законное наименование Грейффенберг, что означало гнездо грифов.

– Скажите, адмирал, зачем вам эти красивые символические жесты? Почему вы назначили встречу здесь, а не у меня на работе? Вам что-то мешало? Вы ведь знаете, насколько загружен мой отдел сейчас! Именно сейчас!

– Да, дорогой друг, я хотел преподнести небольшой приятный сюрприз. Разве оказаться недалеко от исторической родины вашего славного рода, замка Гриф, не было немного приятно? Кроме того, кто поверит, что адмирал Канарис встречался в Грейффенберге с Грейфенбергом? Попахивает анекдотом, не правда ли?

– Да, похоже на анекдот. Не скажу, что мне было неинтересно. Я даже осмотрел замок. Вот только Силезские Грифы – это очень дальняя веточка моего славного рода. – последние три слова не содержали и капли иронии. К чему-чему, а родовому древу немецкие аристократы относились со вей возможной серьезностью.

– Наш стары померанский род намного ближе к австрийским Грейфенбергам, чем силезским Грейффенбергам, мы с ними давно утратили это двойное ф в своей фамилии, ничего при этом не утратив!

– Извините, Ганс[91], я искренне хотел сделать вам приятно.

И после небольшой паузы адмирал продолжил:

– Я выбрал этот город еще и из-за реки, кажется, Квиса, так что тут и моя территория, и ваша. А кофе в этой польской помойке все-таки отвратителен!

– Война, герр адмирал, кофе сейчас мало где хорош.

– Да, Ганс, извините, что так называю вас, но знакомство и дружба с вашим отцом, надеюсь, позволяет мне…

– Позволяет, герр адмирал.

– Так вот, я знаю, что вы занимаете важную и интересную должность. Думаю, у вас великолепные перспективы служебного роста.

– Приятно это слышать!

– Не перебивайте, Ганс! Я очень хотел получить в свое ведомство специалиста вашего уровня, но вы не согласитесь, я знаю это и не предлагаю… Мне нужен, скажем так, взгляд со стороны. У меня очень сложное положение, Ганс, мои аналитики недостаточного уровня и я им не доверяю… Понимаете, я получил интересные документы. Есть шанс, что они достаточно правдивы. Но есть шанс, что это фальшивка. В любом случае, прежде чем решить – предавать их огласке или нет, я хочу точно представлять, что из этого может следовать.

– У меня сегодня выходной день, благодаря вам, герр адмирал, я совершил это небольшое путешествие, так что вместо того, чтобы любоваться живописными берегами Квисы, я с удовольствием просмотрю.

– Хорошо, Ганс, когда закончите, позвоните по этому номеру, – адмирал протянул сухопутному полковнику бумажку с телефонным номером, – я появлюсь через десять минут.

* * *

Они встретились под вечер. Полковник, утомленный напряженной работой, перезвонил по телефону и с благодарностью принял предложение перенести разговор в небольшой бар гостиницы. Вместо польского бармена полковника встретил приятный немец с отличной спортивной фигурой и военной выправкой. Ганс неловко усмехнулся, заказал двойную порцию берентцена[92], который, на удивление, в том баре нашелся. Адмирал сидел за столиком в углу заведения, и был абсолютно спокоен. Он пил виски или бренди, судя по цвету напитка. Увидев чуть взъерошенный вид полковника, приветливо улыбнулся, но взгляд его оставался тревожным.

– Герр адмирал, ваши документы ставят все с ног на голову. Если это правда, то… То нам не надо