Император - Денис Старый Страница 49

дворе понизили до посланника, состоит в том, чтобы донести позицию Русской империи до канцлера, если это не получается сделать в отношении императрицы Марии-Терезии. Россию должны услышать, пусть и с некоторым попранием личного достоинства барона. Будет еще ситуация, когда Кайзерлинг станет диктовать условия канцлеру, с высока взирая на вынужденного слушать Ульфельдта. Герман Карл верил в это, верил в счастливую звезду своего императора, ибо не верить, означало сдаться.

— Ну, говорите, вы же здесь для этого! — не скрывая своего раздражения, сказал канцлер.

— Признаться, я в некотором недоумении. Венский двор и общество относятся к моей империи с чуть меньшей озлобленностью, чем к Пруссии. В то же время русская армия громит прославленного прусского генерала Левальда и занимает Восточную Пруссию, тем самым лишая Фридриха и мобилизационного ресурса, и продуктовой базы. Австрия же не радуется из-за того, что извечный враг Габсбургов, Османская империя, практически перестала существовать, — Кайзерлинг выдавил из себя улыбку.

Даже для опытного дипломата улыбаться в условиях, когда тебе откровенно грубят и внутри все кипит от негодования, крайне тяжело. Но барон должен разъяснить позицию державы, которую он представляет. Однако важно и выслушать противоположную сторону, потому Герман Карл внимательно слушал то, что говорил ему Унфельдт.

— Моя страна также имеет свои интересы на юге от своих владений. Россия же, не поставив в известность своего союзника, занимает Константинополь, поднимает на бунт народы Балканского полуострова. Ваша империя тратит свои ресурсы, направляя солдат, которые, вместо того, чтобы выполнить союзнический долг, участвуют в авантюрном захвате Константинополя и проливов. В то время, когда общий враг стоит у порога столицы моей страны! Ваш молодой и спесивый командующий Румянцев ответил на письмо генерал-фельдмаршала Дауна. И знаете, что в этом ответе? — канцлер зло прищурился. — Ваш Румянцев напрямую связывает помощь Австрии и признание венским двором спорных завоеваний России. Знаете, как это звучит на латыни? Ультиматум. Нам, союзникам!

Кайзерлинг замялся. Действительно, в том ключе, в котором подаются события австрийцами, сложно проводить политику Петра Третьего.

— Как Австрия видит решение в сложившейся ситуации? — спросил Кайзерлинг.

— Австрия ждет от своего союзника диалог о статусе Константинополя. Кроме того, Румянцев должен незамедлительно выдвинуться не менее, чем усиленным корпусом в Силезию, пробиться к границе с Богемией и ударить с севера по прусским войскам. Удар должен быть скоординирован с австрийскими командующими, — невозмутимо и напористо говорил канцлер.

Кайзерлинг откровенно поперхнулся. Такого рода требования звучали чуть ли ни как объявление войны именно что России, потому что подобное просто невыполнимо, и они закрывают возможности дипломатии. Барону фон Кайзерлингу понадобилось некоторое время, чтобы прийти хоть в какое состояние, которое позволит не использовать бранные слова.

— Вы же понимаете, что это невыполнимые требования? Османская империя напала на Россию, и в ходе защиты моей империи получилось взять Константинополь. Было бы нелепым считать, что в таких условиях Россия должна отринуть все свои завоевания и направить войска в Богемию, предоставляя шанс прусскому королю ударить по Кенигсбергу. Мой император готов встретиться со своей венценосной сестрой Марией Терезией и обсудить сложившуюся ситуацию, — выдержанно, поговаривая каждое слово, заявил Кайзерлинг.

— Подобная встреча была бы возможна, если русские войска незамедлительно начнут активные боевые действия в Силезии и в направлении Берлина, — жестко отвечал канцлер.

— Боюсь, господин канцлер, что позиция Габсбургского дома по отношению к Российской империи и является тем самым ультиматумом, — сказал Кайзерлинг, внутренне свирепея от того, что канцлер демонстративно уничижительным жестом отвернул голову.

— Я вас более не задерживаю, господин русский посланник, — Кайзерлинг еще никогда не слышал, чтобы слово русский произносили в столь пренебрежительной манере.

— Честь имею, — сказал Кайзерлинг, щелкнул каблуками и выше из кабинета австрийского канцлера с высоко поднятой головой.

Как только русский посол вышел, канцлер Ульфельдтодт начал писать записку императрице, в которой описывал свое видение проблемы с русскими завоеваниями. Он был уверен, что давить на русских в современной ситуации катастрофично для империи. Несмотря на то, что он только что именно тем и занимался. Да, под Веной и в направлении Праги уже сформированы две армии, которые обязательно отобьют столицу Богемии и войдут в Силезию. Вместе с тем, если русские продолжат свое стояние в Восточной Пруссии, то австрийцам придется заплатить во многом большую цену в настоящей войне. И вот тогда продавливать свою политическую повестку ему, канцлеру, станет тяжело, либо невозможно.

*………*………*

Константинополь

5 июля 1752 года

Это была не череда переходов, а нескончаемый бег, как будто сзади постоянно настигала погоня. Наверное, быстрее, чем я, со своим сопровождением, добраться до Воронежа в этом времени никто бы не смог. Все почтовые станции имели добротных коней, которые, как только казаки подъезжали, сразу же запрягались в карету. Мне оставалось только перейти из одного экипажа в другой и снова в путь.

Под Воронежем уже дожидались небольшие галеры, числом в десять или чуть больше. Я так быстро взобрался на борт одной из них, что даже не успел сосчитать количество кораблей. Эти галеры, как только я ступил на палубу, сразу же рванули к Дону и дальше. То ли гребцов подобрали выносливых, может там была ротация, но, не останавливаясь, мы плыли по Дону столь быстро, насколько было возможным, чтобы вписываться в изгибы реки. А на выходе из Дона ждал быстроходный фрегат, значительно разгруженный от всякого рода воинственного железа. Однако, о безопасности так же не было забыто и по пути следования вдоль Крыма, к фрегату присоединились два линейных корабля, которые стали немного, но притормаживать ход нашего судна.

Так что через четырнадцать дней я уже стоял в Святой Софии.

Шапка Мономаха, чуть более украшенная каменьями, чем это было ранее, красовалось на моей голове. На большом стуле, условно троне, лежала реплика на византийскую корону. Я был одет в стилизованный костюм византийского императора. В храме бел церковный хор, прибывший с горы Афон.

Нельзя исключать символизм в политике, как и необходимо продолжать работу над образом. Пусть слишком много в том, что происходит не регламентировано, присутствует избыток различного рода допущений, но я вторично короновался в Константинополе.

Этот шаг был не столько для того, чтобы потешить свое самолюбие, хотя, признаться, и без этого не обошлось, сколько показать всем странам, что Россия сюда пришла и уходить не собирается. Пусть и союзники, и враги сверяют свои позиции с учетом того факта, что Константинополь становится русским городом. Не греческим, не каким-то аморфным полисом под управлением всего европейского сообщества, но русским. Этот же посыл относился и к грекам, чтобы те не начинали рьяно развивать свою идею возрождения Византийской империи.

— Это было величественно, Ваше Императорское Величество! — сказал Миних, как только закончилась импровизированная церемония моей коронации в соборе Святой Софии.

Да, Святая София будет православным храмом! Думал я угодить мусульманам и оставить четыре минарета не срезанными, то есть сохранить мечеть. Но, угождая одним, пусть и с благими намерениями сохранить хоть половину жителей города, я противоречу всей идеологической концепции захвата проливов и Константинополя. Кроме того, как раз мусульманское населения большим числом и ринулось прочь, на азиатскую часть и дальше вглубь полуострова Малая Азия. Вернуться! Там слишком несладко нынче, просто есть нечего, а мы уже производим раздачу хлеба. Так что и оставшиеся городские мечети пока могут пустовать и во время пятничного намаза.

— Могло быть еще более помпезно, граф! Вместе с тем, это важный шаг к возвеличиванию России, — говорил я с улыбкой, которая резко сменилась суровостью, так как дальнейший разговор был более серьезным. — Христофор Антонович, Вам следует применить весь свой опыт уже скорее не военачальника, но созидателя. Когда Петр II перенес столицу в Москву, именно Вы спасли Петербург от забвения, будучи его губернатором. Как понимаете, нынче необходимо повторить сей подвиг. Я назначаю Вас генерал-губернатором новой Царьградской губернии. При том Константинополю будет дарован статус не губернии, а именно что генерал-губернаторства, как Петербургу или Москве.

— Сделаю все, что бы оправдать возложенные на меня обязательства! — старичок, но моложавый, вытянулся «по струнке».

— Это еще не все! Я награжу Вас