Анатолий Логинов - Рокировка Сталина. СССР-41 в XXI веке Страница 5

Вокруг словно выросли огромные кусты. Над головой ошеломленного лейтенанта что-то просвистело. Черемисов вдруг взмахнул руками и, бесшумно открывая рот в беззвучном, неслышном на фоне всеобщего грохота крике, упал. Из образовавшейся на месте носа дыры вдруг необычно медленно, словно в кино, когда пленку неожиданно заедает, плеснул черный фонтанчик, заливая лицо. Лейтенант стоял, оцепенев и пытаясь осознать случившееся, когда выскочивший из палатки Тюкалов сбил его с ног. Земля, на которую они упали, тяжело тряслась. Грохот затих, и Громов вдруг услышал пронзительный человеческий вой. В нем было столько боли, что Сергей невольно содрогнулся.

— Лейтенант, очнись! Война это! — прорезался в ушах крик старшины.

— Караул, в ружье! Разводящего сюда! — среагировал Сергей, но, увидев лицо старшины, вдруг ясно осознал, что ни разводящего, ни лежащего неподалеку Черемисова уже не поднять никому.

Выскочивший откуда-то сбоку, словно чертик из табакерки, старший лейтенант Михеев поразил Громова своим видом — грязный, словно его специально валяли в луже, с большой дырой на правой стороне гимнастерки, рот, оскалившийся в гримасе-улыбке — он был совершенно не похож на себя обычного.

— Лежите? Ну, ничего, главное — живы. Лейтенант Громов, — скомандовал он, — быстро собирай третью роту, бери уцелевшую сорокапятку и шуруй в опорный пункт. Займешь правый фланг. Старшина, — стоящий, как только сейчас заметил Сергей, с сапогами в руках Михаил вытянулся по стойке «смирно», — обуваешься, снимаешь уцелевших часовых и принимаешь командование над минометчиками. С ними — на позиции. Выполнять! — прикрикнул Михеев, видимо заметив колебания лейтенанта и добавил: — Комбат и политрук убиты, средних командиров всего пятеро осталось, про бойцов вообще лучше не спрашивайте. Понятно?

— Есть! — дружный ответ подчиненных донесся уже до спины Юрия, устремившегося куда-то внутрь палаточного городка, вернее, того безобразия, которое появилось на его месте после огневого налета.

Следующие полчаса пролетели для Сергея незаметно. Привычные командирские хлопоты, помноженные на общий бардак после внезапного обстрела, приглушили тяжелые впечатления от впервые увиденных человеческих страданий и кровавых картин — истинного и совсем не героического лица любой войны.

Через полчаса уцелевшие красноармейцы третьей роты, подгоняемые Сергеем, подбегали к заранее вырытым окопам, когда с неба донесся странный завывающий гул.

— Воздух! Самолеты противника! — крикнул кто-то. Необстрелянные солдаты остановились, задние давили, и образовалась своеобразная куча-мала. Кто-то упал, громыхнула выпавшая из рук винтовка. Постепенно образовывалась неуправляемая толпа. Сообразив, Громов закричал изо всех сил, чуть не сорвав глотку:

— Что встали?! Вперед! Не скапливаться, по окопам, кто не успевает — ложись, прекратить движение! Сейчас бомбить будут!

Его команды подхватили уцелевшие сержанты, бойцы стали разбегаться в разные стороны и ложиться, кое-кто прыгал в окопы. Ездовой противотанковой пушки, сообразив, направил запряжку чуть в сторону. Подскакивающая на кочках сорокапятка в несколько мгновений буквально долетела до ближайшего пулеметного окопа. Артиллеристы быстро, в одно неуловимое движение, отцепили пушку и закатили в окоп, ездовой погнал коней к ближайшим кустам…

В этот момент с неба раздался страшный, все усиливающийся вой.

Сергей, успевший заскочить в ближайшую траншею, поднял голову. Ведущий бомбардировщик с пронзительным ревом падал, как показалось Сергею, прямо на его окоп. И будто тяжелый пресс начал втискивать тело в землю. Самолет рос на глазах, увеличиваясь в размерах, его высокий нарастающий вой набирал все больше силы и делался нестерпимым. Сергей отчетливо видел человеческую фигуру в застекленном носу и голову летчика в кабине. От брюха самолета отвалилось несколько круглых предметов, быстро устремившихся вниз. «Это же бомбы!» — внезапно сообразил Сергей…

Самолет, показав на серовато-голубых крыльях черные кресты в белых угольниках, вышел из пике и взмыл вверх. А вместо него уже падал вдогонку свистящим бомбам второй. Сергей непроизвольно упал на дно окопа и сжался в комок. Вокруг загрохотало с такой ужасающей силой, что на какие-то мгновения он будто окунулся в небытие, ощущая при этом ворвавшийся в окоп горячий и смрадный вихрь.

Прошла, казалось вечность, пока Сергей, опомнившись, поднялся и выглянул из окопа. Но, к его удивлению, в небе еще пикировал четвертый самолет из, как он вдруг мгновенно сосчитал, налетевшей девятки. Внезапно в голову пришло решение, и он опять, надсаживая глотку, закричал:

— Внимание!.. Слушай мою команду! По воздушной цели!.. Прицел три!.. Упреждение один корпус! Залпом! Пли!

К его удивлению, сквозь вой самолетов и грохот разрыва очередной бомбы до него донеслись слабые отзвуки команд: «Пли!» Залпа не получилось, но вначале жидко, а потом дружнее затрещали выстрелы. Зататакал где-то один пулемет, за ним — второй. Пикировавший самолет, тут же поспешив сбросить бомбу, с отворотом вышел в пике и набрал высоту, причем за ним, тая в воздухе, потянулась тоненькая черноватая дымка. Оставшиеся три не успели перейти в пикирование, когда откуда-то сверху, треща пулеметами, на них свалился небольшой, кургузый истребитель с красными звездами на крыльях. Один из пикировщиков вдруг резко клюнул носом и, непрерывно ускоряясь, начал валиться прямо на окопы.

Успев крикнуть: «Прекратить огонь, ложись!» — Сергей снова упал на дно окопа и, обхватив руками непокрытую голову, изо всех сил вжался в дно траншеи. И будто бы оказался в центре землетрясения, сопровождаемого превосходящим даже ранее услышанное грохотом…

Когда он, отряхивая с себя крошево земли и мучительно вспоминая, куда же делась его фуражка, поднялся и, слегка пошатываясь, двинулся по траншее к стрелковым ячейкам, впереди раздались крики:

— Немцы! Противник с фронта!

Подбежав к пустой ячейке, лейтенант поднял неведомо как попавший в руки и чудом уцелевший при бомбежке бинокль. Впереди, не торопясь и не развертываясь в боевой порядок, словно не опасаясь никакого сопротивления, шла колонна пехоты. Впрочем, Сергей сразу заметил, что впереди, примерно метрах в пятистах от окопов и в километре от колонны, движется цепью около взвода пехоты в непривычных, мышиного цвета мундирах.

— Приготовиться к отражению атаки! — крикнул Громов скорее по привычке, чем ожидая какого-либо ответа. К его удивлению, справа и слева его команду продублировали чьи-то голоса, а через минуту к нему подбежал боец и, отдав честь, что выглядело несколько комично, так как из траншеи он не высовывался, доложил:

— Товарищ лейтенант, орудие к ведению огня по колонне готово, старшина Иванчук спрашивает когда?

— Дождитесь, когда я прикажу открыть огонь пулеметам, и начинайте!

— Есть!

Едва боец скрылся за углом траншеи, как немцы несколько раз выстрелили. Пуля просвистела над головой, но Сергей даже не пригнулся, продолжая наблюдение. Наконец он прикинул расстояние до ближайшего ориентира и крикнул:

— Прицел три, роте и ручным пулеметам по головному дозору, станковым пулеметам по колонне, огонь!

Северный Ледовитый океан. Борт РПКСН «Карелия».

Коваленко В. В., капитан первого ранга, командир РПКСН.

Войдя в центральный пост, Владимир сразу дал команду осмотреться в отсеках, подспудно ожидая, что какая-нибудь банальная причина неисправности все же найдется. Не торопясь, словно дополнительно контролируя обстановку, он прошелся по посту, ожидая доклада от связистов. Подошло, наконец, время сеанса связи. Томительно протянулась минута, две… доклада все не было. Коваленко не выдержал:

— Связь! У вас там что, колхоз? Где доклад? Что с сеансом?

— Товарищ командир, докладывает командир БЧ-4, аппаратура в строю, но сигнала на БАУ[4] не наблюдаю. Рекомендую всплыть и принять промежуточный сеанс со спутника.

— Объявляйте тревогу на всплытие. — Капитан с непроницаемым лицом уселся в свое кресло. Невозмутимый вид вполне соответствовал внутреннему состоянию Владимира. Он с пугающей ясностью осознал, что практически единственной реальной причиной может быть только глобальный ядерный конфликт. Этот вывод моментально снял все поводы для волнения, так что теперь командир, внимательно наблюдая за действиями подчиненных, спокойно, словно автомат, обсчитывал возможные причины и варианты действий, задавив любые мысли об уехавшей к своим родственникам на пару недель жене, о дочери, о престарелой матери, одиноко доживающей дни в Челябинске.

— Есть! Учебная тревога!

Гулкий голос вахтенного инженер-механика прокатился по отсекам. Стальной левиафан начал оживать. По лодке словно пронесся вихрь. Отдыхавшие матросы, мичманы и офицеры вскакивали с постелей и, на ходу одеваясь, заученными за время службы маршрутами устремлялись в свои отсеки. Наконец все успокоилось, стоящие у своих постов люди внимательно вслушивались в тихо фонящие динамики внутрикорабельной трансляции. Наконец крайний отсек доложил о готовности к бою. Потянулись доклады боевых частей.