Барбара Картленд - Цветок пустыни Страница 5

Она помолчала немного, затем спросила:

– Ты смотрел когда-нибудь на его руки, Чарльз? У него короткие, толстые пальцы. Я не вынесу, если он когда-нибудь… прикоснется ко мне!

– Нет, Вита, не говори этого! – взмолился Чарльз.

В его голосе прозвучала неподдельная боль, и он бессознательным движением сжал бока лошади, посылая ее вперед. Она вырвалась так далеко, что прошло несколько минут, прежде чем Вита смогла нагнать своего друга.

– Я причинила тебе боль, Чарльз? Сделала тебя несчастным? – спросила она грустно.

– Ты уже давно сделала меня несчастным, – отвечал он, не глядя на девушку. – Это все равно, что смотреть на небо и видеть звезды, такие прекрасные, такие желанные, что ты понимаешь, насколько пуста твоя жизнь, раз ты не сможешь владеть ими, и к тому же точно знаешь, что они для тебя совершенно недостижимы.

– Ах, Чарльз, ты настоящий поэт! – воскликнула Вита.

Она внимательно посмотрела на него своими огромными глазами, затем добавила:

– Если бы я любила тебя, я бы обязательно убежала с тобой. Мы могли бы уехать куда-нибудь далеко – так, чтобы нас никто не смог найти. На какой-нибудь далекий остров, где могли бы быть счастливы просто потому, что были бы всегда вместе.

– Но ты не любишь меня! – резко сказал Чарльз.

– Я люблю разговаривать с тобой, мне нравится, когда ты рядом. Но этого слишком мало, правда?

– Нет, – с горечью ответил молодой человек, – для тебя этого недостаточно, и я думаю, что этого было бы недостаточно также и для меня.

– А на что похожа любовь, Чарльз? – спросила Вита.

Он издал короткий горький смешок, затем ответил:

– Ты действительно хочешь, чтобы я тебе рассказал об этом?

– Я спрашиваю тебя об этом как своего друга.

– Но я не могу разговаривать с тобой об этом, как друг, – с неожиданной страстью отвечал он. – Для мужчины, который любит тебя, это похоже на смертельную агонию и блаженный экстаз. Это боль, которая пронизывает все тело и мозг, почти невыносимая временами. Затем внезапно тебя охватывает такой восторг, что ты чувствуешь себя на седьмом небе от счастья и понимаешь, что, в конце концов, вся эта боль и мука того стоит.

В голосе Чарльза Вите послышалось едва сдерживаемое рыдание, и когда он замолчал, она нежно сказала:

– Спасибо тебе, Чарльз. Это то, что я обязательно должна испытать…

– Мне нестерпима мысль, что ты будешь когда-нибудь испытывать подобные чувства по отношению к другому мужчине, – грустно сказал Чарльз. – Но в то же время я бы не вынес, если бы тебе вместо этого пришлось довольствоваться жалкой подделкой. Ты достойна самого лучшего, Вита!

– Это именно то, что я и сама чувствую. Знаешь, Чарльз, жизнь должна быть интересным приключением, волнующим, восхитительным приключением, если только ты не позволишь заточить себя в позолоченную клетку и закрыть засов из бриллиантов, который навсегда заставит отказаться от мечты!

– Ты должна быть очень осторожна в своих словах и поступках, – предостерег ее Чарльз. – Сейчас важно выиграть время.

– Почему? – удивилась Вита.

– Потому что, как только ты выйдешь замуж, будет слишком поздно. Советую тебе согласиться на помолвку, но только надо поставить условие, чтобы до свадьбы было как можно больше времени, хотя, как мне кажется, это будет непросто – лорд Бэнтам не захочет долго ждать.

– Почему ты так в этом уверен?

– Да потому, что любой мужчина, который хочет тебя заполучить, будет бояться потерять такое сокровище, – с пылкостью принялся объяснять Чарльз, и в его сверкающих глазах ясно отражались обуревавшие его чувства. – Он должен быть слепым, глухим и круглым болваном, чтобы не понимать, что любой мужчина, которого ты встречаешь, немедленно влюбляется в тебя и ты вполне можешь предпочесть ему кого-нибудь другого.

– Я бы и предпочла ему кого угодно, – не преминула вставить Вита.

– Полагаю, он слишком высокого о себе мнения и упоен собственной значимостью, чтобы понимать это в настоящий момент, – заметил Чарльз. – И тем не менее он может заявить, что это дело срочное, не терпящее отлагательства, и твой отец вынужден будет с ним согласиться.

– Ты хочешь сказать, что папа может заподозрить, будто я могу сбежать, если поймет, насколько мне противен этот брак?

– Не наделай ошибок, Вита, – серьезно сказал Чарльз. – Генерал очень умный и проницательный человек. Мой отец относится к нему с огромным уважением. Он часто рассказывал мне о том, каким хорошим командующим он был и как были преданы ему люди, готовые следовать за ним, куда он только прикажет.

– Я в этом никогда не сомневалась, – кивнула Вита.

– Но в то же время, – продолжал Чарльз, – за генералом закрепилась репутация невероятно строгого, придирчивого командира. Он не только отдавал приказы, но и следил, чтобы они беспрекословно и в точности выполнялись. Мне кажется, он будет не менее настойчив, когда дойдет дело до этой свадьбы.

– Ты абсолютно прав, Чарльз! – вздохнула Вита. – И все потому, что он думает, что поступает так ради моего же блага. О, как я ненавижу это выражение!

– Но, может быть, я заблуждаюсь и твой отец прав? – спросил Чарльз взволнованно.

– И это говоришь мне ты, после того, как рассказал о том, что такое любовь?! – воскликнула Вита. – Ты не можешь отказаться от своих слов сейчас. Ведь ты сам подстрекал меня к сопротивлению и должен теперь быть готов к последствиям своего поступка! – с вызовом заявила девушка.

– Вита, умоляю, не поступай опрометчиво, продумай все хорошенько! – произнес Чарльз, полный тревоги и мрачных предчувствий.

Чарльз знал, насколько отчаянной и импульсивной была его подруга, и он слишком хорошо знал, что она обладала не менее деспотичными замашками, чем ее отец, и полагала, что стоит ей пожелать – и весь мир будет здесь к ее услугам.

– У меня такое ощущение, – сказала девушка, – что я что-нибудь обязательно придумаю… придумаю, как мне сбежать. Но как мне выиграть время? Помоги мне, Чарльз! Что мне делать? Ты ведь сам предложил быть осторожной!

Они ехали какое-то время молча, затем Чарльз сказал:

– Нет ли у тебя родственников, к которым ты могла бы обратиться? Я не имею в виду твоих кузенов и кузин, которые живут здесь неподалеку. Я говорю о ком-нибудь в Шотландии или Франции. Что твой кузен Бевил? Куда его отправили на этот раз?

– Он как раз сейчас направляется в Мехико, – отвечала Вита. – Он только нанес короткий визит домой. Нет, это нам не подходит.

Внезапно она издала радостный возглас.

– Что с тобой? – изумился Чарльз.

– Ты решил ее. О, Чарльз, ты решил эту проблему! Ты только что подсказал, что именно мне надлежит делать. Я вечно буду тебе благодарна за это!

– Я подсказал тебе, что делать? – растерянно повторил за ней Чарльз. – Но мне показалось, что ты только что сказала, что не можешь ехать к кузену Бевилу? Или я что-то не понял?

– Да не к Бевилу! – нетерпеливо воскликнула Вита. – А к кузине Джейн! Вот куда я поеду! Я же говорила тебе, что хотела бы спросить у нее совета… она единственная из всех моих родственников, кто в состоянии понять меня и помочь!

– Но она же в Сирии! – разволновался Чарльз. – Не можешь же ты, в самом деле, ехать в Сирию, да к тому же твой отец никогда не позволит тебе поехать в гости к особе, которая вела себя подобным образом. Это просто невозможно!

Вита радостно рассмеялась.

– Мой дорогой Чарльз, уверяю тебя, я не настолько глупа, как ты полагаешь, – весело сказала она. – Конечно, я ни слова не скажу папе о том, что собираюсь поехать к кузине Джейн. Ты единственный, кто будет знать об этом! Но я собираюсь сделать именно это, и никто – слышишь – никто не сможет остановить меня!

Двумя часами позже Вита вошла в кабинет отца, где сей почтенный джентльмен сидел в уютном кресле и читал газеты.

Он поднял глаза, когда Вита появилась прямо перед ним, и в который раз подумал, что ему несказанно повезло, что у него такая прелестная и милая дочь.

Одетая в скромное белое платье, которое, тем не менее, подчеркивало плавный изгиб ее высокой груди и тонкую талию, Вита казалась сошедшей с портретов Гейнсборо. И, словно намеренно стремясь вызвать подобное сравнение, она держала в руках ярко-розовый цветок гвоздики.

Ее белоснежная кожа горела ярким румянцем, подтверждая впечатление об отменном здоровье, веявшем от этой юной красавицы. И в то же время в ее внешнем облике было что-то эфирное, неземное, говорившее о хрупкости и ранимости нежного создания. В сердце любого мужчины при виде такого изящества и хрупкости мгновенно загоралось неуемное стремление защищать и оберегать… до тех пор, пока они не замечали задорные, пляшущие искорки в ее дерзких голубых глазах.

Вита подошла совсем близко к креслу отца и наклонилась, чтобы коснуться поцелуем его щеки с любовью и нежностью, которые отличали их отношения.

– Я принесла гвоздику для тебя, папа. Вдень ее в петлицу. Ты будешь выглядеть еще более эффектно и элегантно, чем всегда!