Олег Шушаков - На сопках Маньчжурии Страница 5

Петр молча залез в кошелку и достал еще одну бутылку. Молча разлил поровну. И также молча выпил. И остальные тоже.

– Смелые девки… Что тут скажешь! Раскова десять суток по тайге блукала. А это ой-ой-ой. У нас там и медведи, и тигры попадаются. А у нее только две обоймы на все про все! Повезло ей, что уцелела… – Якушенко закусил салом и продолжал развивать мысль. – Но, если честно, не женское это дело на дальнем бомбардировщике летать, – И посмотрел на своего однополчанина. – Вон, даже у шахтера руки отнимаются! А тут девчонки. Как, вообще, долетели, непонятно…

– Это же наши с о в е т с к и е девушки! – сказал Коля, и покраснел…

Якушенко посмотрел на 'вьюношу' с искренней жалостью взрослого, видавшего виды, двадцатишестилетнего мужчины, но промолчал и только махнул рукой. Бабам не летать, а рожать надо, да детей воспитывать. Он, вот, свою отвез к родителям, воспользовавшись оказией…

Уже на сносях его Галина. Через месяц сроки. А он оставил ее у отца с матерью и уехал. Служба! А что поделать… Пусть уж лучше здесь рожает, чем в военном городке. Тут за ней хотя бы присмотрят. И, вообще, молодая мать! Мало ли что! Будет, кому подсказать, научить. Они, конечно, и от природы всё сами знают, как с дитем управляться, но так, все-таки, спокойнее… Эх, Галю, Галю… Нескоро теперь повидаемся.

Петр Галушка встал и ушел в тамбур курить. Якушенко посмотрел ему вслед…

У Галушки своя беда… Обычная летчицкая – муж летает, а интенданты в канцеляриях сидят, да на чужих жен карандаши точат… А бабам плевать, что у мужа героическая профессия. Им нужно чтобы муж каждый день на работу ходил, и каждый день вечером с работы домой возвращался. Им нормальную семью подавай. А откуда ей взяться! Если мужа, то в Испанию на полгода, то в Китай, то на учения, то на сборы, то на Тихий океан, то на Северный Ледовитый…

Вон, комбриг Тхор, пять орденов имеет! Охренеть! А толку! Мужики, на сборах рассказывали, что он со своей и сходился, и расходился, и женился, и разводился… Она даже ребенка ему родила в какой-то просвет между его командировками на войну. А потом сошлась с бывшим начальником политуправления ЗабВО дивкомиссаром Васильевым и сбежала с ним, пока муж в очередной длительной спецкомандировке пропадал. Вот так! И ни ордена, ни звания не помогли. Он, потом даже ездил ее разыскивать в Европейскую часть Союза. Интересно, нашел или нет?..

Галушка накурился и вернулся в купе.

'Эх, Петр Никанорович, Петр Никанорович!.. И ведь хороший мужик! – думал Якушенко, глядя на друга. – Отличный летчик! Надежный товарищ… Ну, выпивает иногда! Так, кто же не выпивает! Жизнь такая! Зато хозяйственный и по бабам не бегает. А, вот, досталась ему ш а л а в а, и развязаться никак с ней не может… Лариса… Хоть бы уже сбежала с кем-нибудь насовсем, как у Тхора, так нет! Гуляет и пьет кровь из мужика! И никакой на нее управы нету. Сейчас приедем – опять какая-нибудь история. Ну, и мела бы подолом, раз не имётся!.. Да, только поаккуратнее! Чего же так наглеть-то!'

– Павло, тут ребята в соседнем вагоне знакомые едут, – сказал Галушка. – Из сто пятнадцатого морского разведывательного и четырнадцатого истребительного. Сашка Василенко, Колька Сухорученков, Вовка Малахов… В гости приглашают. Я обещал… Пошли, сходим! Надо боевую дружбу укреплять!..

Якушенко посмотрел на Владимира и Николая:

– Так, ребята! Мы вас тут ненадолго на хозяйстве оставим. А сами к соседям наведаемся, обстановку разведаем. Если что, вы потом подтянетесь. Лады?..

Николай и Владимир только плечами пожали, дескать, не вопрос. Галушка и Якушенко, прихватили початую бутылку, и ушли в соседний вагон.

Владимир сходил к проводнику и принес чаю себе и Николаю. А потом они уселись возле темного окна, друг напротив друга, и разговорились, почуяв родственные души. А поговорить было о чем.

Николай Полищук был влюблен п о – н а с т о я щ е м у безнадежно…

Потому что Ирина, девушка с которой он дружил на гражданке, вышла замуж за другого, пока он учился на пилота.

Они долго переписывались. Но потом письма из Оренбурга приходить перестали. А однажды дневальный, стараясь не глядеть в глаза, передал Николаю, пришедшую с последней почтой открытку. От соседки Ирины по заводскому общежитию. Не особо церемонясь, она писала, что ей надоело выбрасывать его письма в мусорное ведро. И сообщила, что Ирина уже с полгода, как вышла замуж за какого-то инженера, сменила фамилию, и уехала в другой город. И даже адреса не оставила…

Хотя в Николае характер угадать было трудно, пережить это предательство он сумел. А, ведь, многие ребята, внешне более крепкие, чем он, от таких историй и стрелялись, и вешались… Был, все-таки, в этом худощавом пареньке свой стержень. Как стальная арматурина в бетоне…

Ирину он простил потом… Наверное, ей было очень трудно одной. А, может быть, она действительно встретила свою любовь. Ведь, сердцу не прикажешь… Николай, вот так и не смог приказать своему сердцу ее разлюбить.

Он достал маленькую фотокарточку, наверное, от заводского пропуска, и показал Владимиру.

Ну, что сказать… С карточки на Владимира смотрела круглолицая, миловидная женщина с тугой косой, загадочной улыбкой и вызывающим прищуром глубоких глаз… Если бы Владимир не был так сильно влюблен в Наталью, быть может, и он обратил бы внимание на такую красавицу… Он вздохнул и отдал фото назад. Раздобыть фотокарточку Натальи ему так и не удалось…

Пройдет несколько лет, он состарится и позабудет любимое лицо. Так и будет жить… Без любви… Глупо, бессчастно, безрадостно… Пока его не собьют в жестоком бою, или он сам не убьется в какой-нибудь аварии…

А, может, он прославится… И тогда, однажды, весь в орденах и в бинтах, приедет в родную Одесскую авиашколу, выйдет на трибуну, и она, наконец-то, поймет какой он герой и по-настоящему его полюбит…

В этот момент дверь купе, громко лязгнув, отодвинулась, и на пороге показались Петр и Павел в компании еще нескольких моряков.

Пока Николай и Владимир под печальный стук вагонных колес предавались грустным воспоминаниям о своей несчастной любви, боевые друзья успели, как следует, пообщаться, допить то, что имелось, и даже сходить в вагон-ресторан за добавкой.

А потом у Галушки вдруг проснулась совесть, и он вспомнил, что они оставили без присмотра двух желторотиков. Сгрести все со столика и перебазироваться назад, в свое купе, труда не составило.

Сразу стало тесно и весело… Ребята быстро познакомились.

Старший лейтенант Малахов был командиром звена в четырнадцатом иапе, а лейтенанты Василенко, и Сухорученков служили в сто пятнадцатом мрапе в одной эскадрилье и летали на гидросамолетах МБР (морской ближний разведчик).

– Летающие лодки! – многозначительно поднял указательный палец Сашка Василенко. – Поэтому и ходим, и летаем…

– Низэнько и тихэнько, – закончил вместо него Галушка. И все купе покатилось со смеху.

– А то! – согласился Сашка. – М Б Р! Летай пониже – Мама Будет Рада!

– Точно! – подтвердил, утирая слезы, Петро.

– Между прочим, на нашей лодке Полина Осипенко установила три международных женских авиационных рекорда, а потом вместе с Верой Ломако и Мариной Расковой от Севастополя до Архангельска долетела! На м о р с к о й машине над сушей! – махал указательным пальцем Сашка. – Две с половиной тысячи кэмэ! Международный женский рекорд дальности!

– Дура! – потрепал его за чуб Галушка. – Це ж дывчинова рикорда!

– Ну, и что! – не сдавался Сашка. – Нет, ты машину оцени!..

– Мамо Будэт Рада!.. – успокоил его Галушка. И все опять покатились со смеху…

Четвертый моряк, их сосед по купе, летчиком не был, и даже моряком мог считаться с большой натяжкой, и то только потому, что когда-то окончил Ленинградское военно-морское училище имени товарища Фрунзе. На самом деле он оказался речником. Хотя, впрочем, тоже своим, Дальневосточным.

– Старший лейтенант Ревякин! Краснознаменная Амурская военная флотилия! – он положил левую ладонь поверх своих вихров и лихо откозырял правой. – Отзываюсь на имя Александр! – И вдруг широко улыбнулся. – А в кругу товарищей – просто Шурка!

Как потом выяснилось, Шурка, хоть и был речником, но ходил на большом корабле (экипаж почти как у эсминца, а водоизмещение лишь чуть-чуть поменьше!). Он был старпомом на бронированном четырех башенном мониторе 'Сун-Ят-Сен', который с гордостью называл речным л и н к о р о м!

Все собравшиеся были молодые и веселые парни. И выпить не дураки. Анекдоты сыпались один за другим, а тосты становились все витиеватей и витиеватей…

За неделю, которая потребовалась, чтобы доехать от Москвы до Читы, Владимир крепко подружился с моряками. Время они провели с пользой, и Владимир узнал много нового о флотской службе, вообще, и о службе в морской авиации, в частности.

Когда, подхватив свой фибровый чемоданчик, он вышел на промерзший перрон Читинского вокзала, ребята пошли его провожать всей гурьбой. Но стоянка была недолгой, и полчаса спустя младший лейтенант Пономарев остался один на один со своим неизвестным будущим…