Александр Калмыков - На пути "Тайфуна" Страница 5

   Я в негодовании прошел дальше, оправдывая себя тем, что клятву Гиппокарата я не давал, и что Германия сама нарушала все мысленные законы и правила. Но конечно, уже через несколько шагов я повернул назад, попросить извинения у ни в чем не повинного санитара.

   Он кивнул, и флегматично продолжал завязывать бинт. Что ему чужие командиры, тем более в штатском. Персонал медвзвода подчиняется только своему командиру медицинской службы, а что ему делать, он хорошо знает.

   А ведь как я негодовал, когда в американском сериале про корейскую войну врачи объясняли порядок оказания помощи раненым: сначала американцы, потом корейцы, а потом китайцы.

   За этими мыслями я не заметил, как подошел к оживленно разговаривающей кучке солдат, и услышал - вот он, товарищ комбат.

   Посередине группки бойцов меня уже ждал молодой парень с тремя кубарями в петлицах, держащий в руках МП-40. Я попытался вытянуться по стойке смирно и доложил по форме

   - Старший лейтенант запаса Андреев в ваше распоряжение прибыл.

   К моему удивлению, старлей сразу бросился обниматься, приговаривая

   - Ну молодец лейтенант, как вовремя пришел на помощь. Мне уже тут понарассказывали, как ты броневик подбил.

   Он утащил меня в блиндаж, в котором, судя по коробке полевого телефона и лежащей на столе сложенной гармошке карты, раньше располагался командир роты. Комбат усадил меня на табурет, и сунул мне кружку воды, которую самолично налил из чайника. Сделав первый глоток, я тут же выплюнул обратно, и закашлялся.

   - Это же спирт!

  -- Так он же разбавленный. - Старлей не знал, удивляться ему или смеяться. - Вот смотри. - И он тут же одним глотком выпил всю кружку, довольно крякнув.

  -- Извините, но я не пью даже разбавленный. - Виновато сказал я, откашлявшись.

  -- Ничего, тогда закуривай, и он протянул мне пачку Казбека, которую я раньше видел в фильмах про войну.

   Видимо виноватое выражение моего лица подсказало ему, что курить я тоже не умею, и он, хмыкнув, убрал папиросы обратно.

  -- Я командир батальона 215-го стрелкового полка 179-й стрелковой дивизии старший лейтенант Иванов. Но ты можешь звать меня просто Сергей. - он протянул мне руку.

   Вот это да! Это же тот самый полк, в котором воевал мой дед, в честь которого меня и назвали. Вот только служить здесь он будет лишь в следующем году, так что встреть его, по крайней мере сейчас, мне не придется. Ну почему я раньше не интересовался историей этой дивизии. Где она воевала в сорок втором, я примерно знаю. А вот что с ней происходило в начале войны не имею ни малейшего представления.

   - Александр. Старший лейтенант запаса Андреев. - спохватился я. - Но у меня нет документов. Боюсь, что подтверждение моей личности тоже получить нельзя.

  -- Ясно, вздохнул Сергей. Твой город тоже оккупировали. Хорошо воюешь. Ты где раньше служил?

   Что рассказывать, я уже обдумал на берегу, пока руководил погрузочно-перетаскивающими работами.

   - Сидел два года при штабе, бумажки перекладывал. За все время даже отделением не покомандовал. - Я тяжело вздохнул. - И в учениях ни разу не участвовал. Когда увольнялся в запас, дали еще один кубарь в петлицы, но конечно, на полноценного командира взвода я потяну. Знания у меня есть, но чисто теоретические.

   Все что я рассказывал, было чистой правдой. То, что я сидел не с бумажками, а с компьютером, как единственный в штабе, знакомый с подобной техникой, значения не имело. Как и то, что учения в Российской армии 90-х годах вообще почти не проводились.

  -- Сейчас много таких запасников. Ты решительный, и видно, что образованный. Назначим тебя на роту, к тому же по численности она сейчас даже на взвод не тянет. В строю осталось чуть больше сорока человек, включая легкораненых.

  -- Надеюсь в мою роту? - Надо же, насколько бой сближает людей. Теперь все эти солдаты были для меня родными, хотя я почти ни с кем из них еще не познакомился.

  -- Конечно сюда. Они все ко мне буквально с кулаками подступили. Мол, оставьте старлея у нас.

  -- А как же...

  -- Насчет документов не беспокойся. Сделаем мы их тебе.

  -- Справку выпишут?

  -- Нет, у нас недавно командир роты погиб в соседнем батальоне. Он детдомовский, родственников нет, поэтому его документы тебе отдадим, а штаб полка оформит перевод в мой батальон. Кстати, и звание у тебя останется.

  -- И как меня теперь зовут?

  -- Соколов Александр. Отчество не помню, потом узнаем. Кстати, что у тебя под курткой, кольчуга что ли?

  -- Ну да.

  -- И что, она и вправду спасает от пуль?

  -- Да нет, что ты. - Я рассмеялся. - Она защищает только от холодного оружия. Просто... это мой отец принес трофей с войны. Так сказать, семейная реликвия. Вот я ее и надел, когда эвакуировался.

   Кстати, давно пора ее снять. Толку от нее в современном бою нет, а таскать лишнюю тяжесть, когда я и так буду нагружен амуницией, мне не хочется. Да и ненужные вопросы могут задавать.

  -- Так, хорошо, проблему с документами решили. Скажи, Сергей, пленных уже допросили?

  -- Нет, утром доставим в дивизионную разведку, там и допросят.

  -- Блин, а если там новое нападение готовят. Среди пленных был офицер, но он наверно до сих пор без сознания. А вот унтера порасспросить можно.

  -- Пойдем, ты немецкий хорошо знаешь?

  -- Нет, я английский учил, а немецкий знаю только на уровне хонде хох - ком цу мир.

  -- Черт, я в школе, правда, учил, но разговаривать на нем не смогу.

   По дороге комбат с довольным видом перечислил трофеи и потери немцев:

   - Пленных двадцать восемь, убитых нашли сорок семь, кроме этого экипажи сгоревших машин. Кого-то убило на переправе, и наверняка у них есть умершие от ран. Так что всего убито не меньше шестидесяти, и должно быть больше сотни раненых. Не удивительно, что они отступили. Трофеев взяли 4 станковых пулемета, 9 ручных, 6 пистолет-пулеметов, больше сотни карабинов, много гранат и патронов. С нашей стороны 7 убитых и 18 раненых - это считая с артиллеристами и санитарами.

   Мы подошли к землянке, охраняемой двумя часовыми, где содержались легкораненые пленные. Внутри горела лампа, сделанная из гильзы сорокапятки, и можно было осмотреть немцев. Офицера здесь не было, но я знал, что он тяжело ранен и его наверно уже унесли в медсанбат. Зато унтер, на которого я так надеялся, выглядел вполне здоровым. Он сидел на лавке и спокойно беседовал с другими солдатами.

   Комбат показал на него рукой, и грозно крикнул. - Ком цу мирен, шнейли. - Действительно, немецкий он знал не лучше, чем я. Но немец его все-таки понял, и заложив руки за голову, спокойно вышел к нам.

   Мы привели его в мой блиндаж. Я развернул карту, а старлей разливал нам горячий чай, который кто-то уже успел принести. Унтеру, кроме того, старлей налил полкружки "развязывателя языков". Себе Сергей на этот раз спирт наливать не стал, хотя я видел, что он на него чуть ли не облизывается.

   Тем временем я мельком осмотрел нарисованную от руки карту, на которой были обозначены наши позиции. Речка оказалась Западной Двиной. Судя по тому, что ее ширина здесь не превышала 50 метров, мы находились в самых верховьях реки. Она текла на юго-запад, затем делал крюк к восток километра на три. Наш полк оборонял участок берега ограниченный с севера селом Рожня и деревней Козлово, а с юга селом Лубенькино, служившими опорными пунктами. Посередине позиций находился штаб полка, на окраине села Глухарево.

   Я без особой надежды попытался заговорить с пленником на английском, и он тут же бегло и вполне понятно ответил мне, что его зовут Отто Лаукс, звание унтерфельдфебель а должность командир какой-то шуеценгруппы в 232-м пехотном полку 102-й пехотной дивизии. Судя по тому, что в его группе было десять человек, это было отделение.

   С опаской посматривая на Сергей, и доверчиво на меня, Отто пил все, что ему предлагали, и отвечал на вопросы.

   Мне было даже немножко обидно, что он меня не боится. Неужели я в черной кожаной куртке и с пистолетом на боку не похож на грозного комиссара? Но Отто объяснил мне, что раненый солдат, которого я перевязывал, рассказал ему о добром "человеке в черном", поэтому он точно знает, что его не убьют.

   Я потихоньку отхлебывал чай, переводя комбату рассказ пленного.

   История унтера была самой обычной. Отто Лаукс давно мечтал учиться, но надо было работать, чтобы помогать семье. Наконец, в тридцать девятом году он поступил в институт, по ночам подрабатывая в типографии. Жизнь налаживалась. Но со второго курса его призвали в армию. Так как он был достаточно образованным, то его назначили унтер-офицером. Полгода его полк усилено тренировали, объяснив, что якобы готовят к летней высадке в Англии, даже выдали английские разговорники. Так что прилежный Отто по вечерам еще усиленно зубрил английский, который и до этого немного знал.