Тим Пауэрс - Чёрным по чёрному Страница 5

Незнакомец опередил Гритти, занеся руку для мощного колющего удара, но вдруг глаза его расширились в изумлении, и он рухнул вниз лицом. Рукоятка кинжала Гритти торчала у него между лопаток.

Разделенные десятью футами, Гритти и Даффи уставились друг на друга.

– На судне Морфеу тебя ждут убийцы, – выпалил Гритти, – но старый греческий купец, что заякорился в третьем доке, тоже держит путь в Триест. Поспеши, – добавил он, – они уже отдают концы.

Даффи задержался ровно настолько, чтобы убрать в ножны оружие и озадаченно поблагодарить, а затем рысью припустился к третьему доку.

После недолгих притворных раздумий с насупливанием бровей и почесыванием щетины на щеках пузатый капитан купца согласился взять Даффи на борт, запросив при этом вдвое против обычной цены «за неимением предварительной договоренности». Ирландец давно понял, что иногда лучше промолчать и заплатить, что просят. Так он и поступил.

Судно, как он заключил, перепрыгнув на высокую корму, изрядно обветшало. «Господи, двойной ряд гребных весел и прямоугольный парус под гитовы, – с сомнением покачал он головой. – Даже Клеопатре впору было бы отпустить оскорбительное замечание насчет этой рухляди. Наверное, оно ходило из Венеции в Триест чаще, чем я за свою жизнь надевал сапоги, так что вряд ли оно затонет именно в этот раз». Он уселся в открытом трюме между двумя громадными амфорами с вином и укрепил кусок штормового паруса, представлявший собой плетеную циновку на раме, в пазы на планшире. «Теперь, – решил он, – откинувшись за своим укрытием, я, слава богу, скрыт от посторонних глаз».

Матросы баграми протолкнули судно через скопление стоящих на якоре галер, затем парус распустили, и он набрал свежий утренний ветер. Древний корабль накренился, когда мускулистый рулевой обхватил перекрещенные рукояти румпеля, и они отплыли.

Капитан слонялся по палубе, наблюдая за стараниями своей команды, до тех пор, пока по правому борту не проплыл Лидо; тогда он угомонился и отправился на корму, где Даффи устроился на ящике, от нечего делать вырезая кинжалом из куска дерева девичью головку. Капитан облокотился рядом на поручень и вытер лоб косынкой.

Он кивком головы указал на рапиру Даффи:

– Воин?

– Нет, – усмехнулся ирландец.

– А чего ж тебе тогда нужно в Триесте?

– Да вот собираюсь пойти в монастырь, – сказал Даффи, обстругивая девичью щечку.

– Ну конечно, – хмыкнул капитан. – Чего тебе приспичило искать в монастыре?

– Обет молчания.

Капитан рассмеялся, но тут же нахмурился и встал. Немного подумав, он сказал:

– Вырезать ты ни черта не умеешь. – И пошел в направлении носа.

Даффи критически оглядел кусок дерева на вытянутой руке. «А ведь верно», – сказал он себе.

Тяжело груженный старый корабль еле-еле полз, несмотря на «новую» свинцовую обшивку, о которой капитан с гордостью заявил, что ее поставил его дед, и когда корабль вошел в порт, причалы Триеста уже купались в оранжево-золотом закате. Капитан суетился, выкрикивая приказы своей усталой команде, пока те расклинивали гнездо мачты и опускали ее обратно на палубу, так что Даффи беспрепятственно поднялся по лесенке и пошел через порт к лабиринту башен и улиц города. Во многих окнах уже горел свет, и ирландец начинал всерьез подумывать об ужине. Он ускорил шаг, на ходу прикидывая, в какой части города можно получить достойную еду подешевле.

Стук каблуков тяжелых сапог Даффи эхом отражался от выбеленных стен узкой виа Долорес, тогда как запах вяленой рыбы из порта постепенно рассеивался. Из открытой двери перед ним на мостовую падала полоска света, а изнутри отчетливо слышались смех и звон бокалов.

Даффи шагнул внутрь, встреченный приятным теплом очага, благоуханием чеснока и кари. Он снял шляпу и принялся было развязывать свою длинную, подбитую мехом накидку, когда к нему подскочил человек в переднике и что-то затараторил по-итальянски.

– Что? – прервал его ирландец. – Говорите медленнее.

– У нас, – сказал человек, старательно разделяя слова, – нет мест. Уже слишком много людей ждет.

– А-а… ну что ж. – Даффи развернулся, чтобы уйти. Потом вспомнил о своей шляпе и обернулся назад. За ближайшим столиком священник одобрительно кивал человеку в переднике, который, как успел заметить Даффи, перекрестился. В следующий миг Даффи молча взял шляпу и вышел.

«Провинциальные болваны, – сердито думал он, засунув руки в карманы и устало шагая дальше по улице. – Верно, никогда в жизни не видели человека с лицом, непохожим на них. Приняли меня за какое-то пугало».

Лоскуты сапфирового и розового все еще тлели на зимнем небе, но ночь уже опустилась на улицы. Чтобы разглядеть дорогу, Даффи приходилось полагаться на падающий из окон свет, и он начинал опасаться возможной встречи с бандитами.

Потом со звуком волочащихся по булыжнику веток завеса проливного дождя закружилась вокруг него. «Господи боже, – взмолился он, когда холодные капли забарабанили по полям его шляпы, – нужно как-то выбираться. Я могу подхватить малярию, а моя кольчуга и так безобразно ржавая».

Впереди он увидел открытую дверь и неуклюже запрыгал к ней, разбрызгивая воду в глубокой сточной канаве. «Я действительно слышу звук мельничного колеса, – подумал он, – или просто шумит непогода?» Трактирной вывески не было, но над притолокой двери висели виноградные листья, и, войдя внутрь, Даффи улыбнулся с облегчением при виде незанятых столов. Здесь хотя бы не скажут, что нет свободных мест, подумал он, отряхивая мокрую шляпу о бедро. Он прошел к пустому столу, бросил накидку на скамью и уселся рядом.

«Странное место, – отметил он, озираясь. – Вон тот седой выпивоха у дверей на кухню, видно, хозяин. По крайней мере кивнул, когда я вошел».

Из кухни появился юноша и поспешил к столу Даффи.

– Что вам угодно? – спросил он.

– Ужин из того, что есть в котле, и кубок лучшего красного вина.

Парнишка кивнул и удалился. Даффи принялся разглядывать других посетителей, сидящих в разных концах полутемной комнаты с низким потолком. Дождь явно испортил им настроение. Все они казались угнетенными… нет, встревоженными, и улыбки их были мимолетными и натянутыми. Даффи извлек из кармана кусок деревяшки и, достав кинжал, возобновил свой труд.

Принесенная еда оказалась острее той, к которой он привык, к тому же вся завернутая в виноградные листья, но вот вино, которого поставили целый кувшин, было лучшим из всего, что ему случалось пробовать. Сухое, но крепкое и ароматное, оно ударило в голову, точно бренди.

– Потрясающе! – выдохнул он и налил вторую кружку.

***

По прошествии длительного времени Даффи пришел к выводу, что барельеф, который он вырезает на столешнице, не удался. Он тряхнул головой и спрятал кинжал. «Не иначе кто-то вновь наполнил кувшин, когда я отвлекся, – подумал он. – Может, не единожды. Не могу вспомнить, сколько кружек я уже выпил, но, судя по всему, немало». Помутившимся взором он обвел комнату и обнаружил, что народу прибавилось и освещение стало ярче. «Как же я напился, – сказал он себе, – что не заметил, как набираются посетители! Вот даже за моим столом уже сидят двое». Он вежливо кивнул дзум бородачам.

Даффи понимал, что нужно стряхнуть с себя винный дурман. «Я болван, – думал он. – Напиться в незнакомой таверне в чужом городе».

Юноша, который прислуживал ему, стоял сейчас на столе, играя на флейте, а большинство гостей заведения кружились в безумном танце, подпевая на языке, который Даффи не мог определить. Старого бородатого хозяина, который уже не стоял на ногах без посторонней помощи, водила под руки по комнате ватага смеющихся ребятишек. «Бедный старый пьяница, – ошалело подумал Даффи, – посмешище для детей. Верно, они и вплели ему в волосы дурацкие виноградные листья».

Теперь Даффи снова слышал шум мельничного колеса, более отчетливый и глубокий, чем раньше, словно стук сердца земли. Он разобрал, что высокие, буйные переливы флейты свиваются вокруг этого медленного глубокого ритма.

Внезапно он испугался. Туманная, но безмерно могучая мысль или идея поднималась через темные глубины его разума, и он во что бы то ни стало хотел избежать ее. Он рывком поднялся на ноги, опрокинув кружку с вином на пол.

– Я… – пробормотал он. – Меня зовут… – и не смог вспомнить. Сотни имен крутились у него в голове.

Бородач рядом с ним подобрал кружку, наполнил ее сверкающим вином и протянул ирландцу. Опустив глаза, Даффи впервые заметил, что человек был голым, а его ноги покрыты короткой вьющейся шерстью, странно изогнуты и заканчиваются маленькими раздвоенными копытами.

Даффи с воплем кинулся к двери, но его собственные ноги заплетались, так что он почти не сдвинулся с места. А потом он, похоже, впал в забытье, ибо сотни тревожных видений проносились перед ним: он был плачущим от страха ребенком в каменной темнице; старым обесчещенным королем, истекающим кровью под проливным дождем на руках у единственного верного слуги; стоял с двумя женщинами у костра на ночном болоте, с отчаянной надеждой всматриваясь в черное небо; в узкой лодочке он плыл через широкое спокойное озеро; сидел за столом напротив немыслимо древнего старика, который сочувственно взглянул на него и сказал: «Многое потеряно, и еще больше предстоит потерять» Дальше видения стали трудноразличимыми, как процессия, исчезающая вдали, в конце концов оставив его в местности столь холодной и темной, что, наверное, никогда не знала солнечного света.