Время для жизни [СИ] - taramans Страница 5

Вот — улыбнуло — вспомнилось, как в бытность Ромы главчукчей, показывали про него агитку — типа построил то, и открыл в Анадыре се, и выплаты делает, и детям, и чукчам помогает. Потом кадр — спрашивают чуть живого от выпитого аборигена — как Вы относитесь к Губернатору Абрамовичу? Задумчивый абориген попытался встать прямо, икнул, задумался и — выдал: «Абрамович?! …ик… Он для нас, как Битлз!!!». Вот так — Рома Битлз.

Хотя стоит признать, что почему-то вот Рома у Елизарова ни ненависти, ни неприязни не вызывал. Горбачев, Ельцин, Чубайс — те да, только маты и скрежет зубовный при одном упоминании. А Рома — нет.

Помнил Сергей, как в середине 90-х не выплачивалась зарплата бюджетникам по полгода, как питались только тем, что смогли собрать с собственного огорода. А детей в школу как собрать (дочь тогда в начальной школе училась)? А хоть какую-то одежонку для себя купить? Ур-р-р-роды, мать их!

Вспомнилось как к ним, в райцентр, тогда приезжал какой-то агитатор каких-то выборов. И как Елизаров и его коллеги (менты), стояли в оцеплении в зале ДК на выступлении этого агитатора.

Из зала тогда кто-то спросил, как жить без зарплаты, которую уже восемь месяцев не платят. Этот «хомяк» с улыбкой заявил, что можно пойти в предприниматели, открыть свое дело, стать «средним классом».

И тут Серегу прорвало (до этого он старался не вслушиваться в то, что «плетет» с трибуны этот мудак) — развернувшись из оцепления к трибуне, он, еле сдерживая возмущение и крик, громко спросил: «Если все пойдут в предприниматели, кто будет лечить людей, учить детей, защищать страну, тебя охранять здесь, с-с-сука?!».

Зал и мудак замерли. Благо, мужики из оцепления, быстро сообразили, что может начаться и вытолкали Серегу в коридор из зала, а там вывели чуть не бегом, подталкивая в спину, из ДК и, матерясь, отправили домой: «Иди на хрен! Выпей стакан водки и успокойся!» (угу… где б тогда было еще денег взять на водку…).

Сергей, вспоминал, что тогда он ждал разборок, увольнения. Но обошлось… Начальник ГОВД в то время был из старых. Николаич (царство ему небесное, выйдя на пенсию в конце 90-х, умер через полгода) вызвал на следующий день к себе в кабинет, отматерил всяко, революционером обозвал, но, выгоняя из кабинета, уже успокоившись, сказал: «Не боись, не уволят! Своих не отдаем». Через некоторое время зачитали на планерке приказ о вынесении выговора и тем ограничились.

«Мда… ну вот почему все таки кажется, что люди раньше были лучше? Или только мне тогда встречались хорошие (по крайней мере — больше хороших!), а сейчас — больше плохих? Странно… Наверное и правда старость подбирается — гундю и гундю… Хотя какая еще старость — 47»?

Хм… а может прав Марат, когда, как-то в разговоре, под пивко, обсуждая историю и нынешнюю ситуацию в стране, на вопрос Игоря — а было ли на Руси время, когда было жить хорошо, ответил, что, по его мнению, такого времени — ну более или менее продолжительного — хотя бы на жизнь одного поколения, не было. Были отдельные периоды в 20–30 лет, но не более. Тогда они перебирали долго, и, отчаявшись, Сергей, ляпнул, что он, при возможности, хотел бы жить в период, эдак с 20 по 85 год ХХ века. «А потом и помереть, чтобы не видеть Меченого и последующего блядства». Игорь хмыкнул:

«А про войну забыл? Вряд ли бы ты выжил…».

«Да и хрен с ним… Тогда хоть знал бы, за что помирать!»

«И все-таки ты, Сергей Николаевич, сталинист!» — подкалывал Игорь.

Сергей задумался — а может и впрямь он сталинист (хотя себя таковым никогда не считал). Да нет, вряд ли… Не впадая в грех обливания грязью всей Советской истории (а уж Сталина пнуть — это же самый цимес!), тем ни менее, он всегда признавал, что то время было крайне сложным, противоречивым (в истории, по крайней мере, и ее осмыслении с точки зрения поколения рубежа ХХ-ХХI века). Вряд ли оно было комфортным. Хотя — опять же — а что, комфортное проживание — в конце концов, предел мечтаний для нормального человека? Чем мы тогда лучше свиньи в теплом хлеву у полного корыта? Где оно, точнее — когда оно — лучшее время для жизни в истории России?

Учась в военно-морском училище, Сергей взялся читать (по совету своей очередной подружки) «Архипелаг Гулаг». Не осилил. Какой-то набор сплетен, лагерных баек, нескончаемых повторов, что это время было кошмарно, ужасно, и что нормальному человеку было не выжить. Но ведь народ как-то жил? И даже успешно размножался.

Увидевший в руках у Сергея журнал с «Архипелагом», капитан третьего ранга Паламарчук (немногословный, уважаемый курсантами за строгость, но справедливость, курсовой офицер), взял, полистал, хмыкнул: «Чего ты читаешь это дерьмо? Вон Бондарева или Бакланова, или Быкова возьми почитай — те тоже в то время жили, но «Архипелагов» не писали!».

Потом был вал антисталинской истерии. Печатались книги, исследования, проводились телепередачи. Договорились до 60 млн. расстрелянных. Сергей помнил, как охренел, услышав с экрана эту цифру. Затем где-то увидел, что население страны было тогда 170 млн. «Это что ж — выходит — каждого третьего расстреляли? Бред ведь!»

И с усилением антисоветской и антисталинской пропаганды, он все больше и больше сомневался в правдивости приводимых цифр, «фактов», «воспоминаний». Тем более (так уж совпало), чем больше шел «накат» на СССР и Сталина, тем хуже становилась ситуация в стране, тем хуже жили люди внутри нее. «Как-то это связано?».

Сергей в разное время разговаривал с разными людьми про те годы, про репрессии. Выходило уж вовсе что-то странное — создавалось впечатление, что эти люди жили в разных СССР!

Память, наверное, так «играет» — кто-то помнит только плохое (где-то его крепко обидели), другие говорили, как тогда дружно жили, вместе работали и отдыхали. «Это как же можно дружно жить, работать и отдыхать, если каждый день кого-то из коллектива или семьи, «садят» или расстреливают? Опять бред?».

Мать рассказывала, что в день, когда сообщили о смерти Сталина, в их маленьком заводском клубе был траурный митинг. Народу было битком. И мать рассказывала, что все плакали — мужики, бабы, начальство, простые работяги. Сергей помнил смерть Брежнева, Андропова, Черненко — но не помнил, чтобы видел кого-то плачущим в те дни. В день смерти Ельцина видел матерящихся и плюющихся — «туда ему и дорога». Значит, была разница в этих правителях страны —