Михаил Ремер - Спасти Москву Страница 50

– Спасибо, Слободан. Одного оставь, об одном прошу. – Звонарь беспрекословно удалился, а преподаватель забылся во сне прямо на скамье.

К вечеру ближе подняли его на ноги Милован с Твердом.

– Князь видеть желает, Никола, – потормошил его за плечо ратник.

– Сейчас переоденешься да омоешься, и пойдем, – улыбнулся бывший лихой. – А то посмотреть на тебя, так страсть одна.

Совсем немного времени потребовалось Николаю Сергеевичу, чтобы прийти в себя и привести в какой-никакой, но порядок.

– Пошли? – пригласил его Тверд.

– Пошли, – перекрестившись, отвечал тот.

В горнице, куда привели его мужи, было тепло и уютно. Разве что досаждали комары, слетевшиеся на свет негромко потрескивающих лучин, наполнявших помещение каким-то волшебным светом. Князь, одетый в чистые рубахи, лежал на полатях, окруженный толпой воевод.

– Вот и гость наш, – приподнявшись на локте, приветствовал чужеродца Дмитрий Иванович. – Все слова твои делом подкрепились; и Тохтамыша поход, и дела твои благие. Кабы не ты, и мне, глядишь, коптить бы пристало, и мужам моим многим, которым уже и гибель верную от ран прочили. И кости, говаривают, ловко правишь. От Бога ты послан на Русь Московскую.

– Спасибо тебе, князь, – в пояс поклонился тот.

– И всему твои слова подтверждения нашли, будь то доспехи легкие да поход стремительный, – не можно не верить тебе больше. Так сказывай, что еще знаешь про грядущее Московии, – неторопливо продолжал тот.

– Великое будущее, – осторожно начал Булыцкий. Переодетый, вымытый и начесанный, он теперь был знатным гостем при хоромах Дмитрия Донского. За время штурма Москвы многое перемыслить успел он и теперь думал шагов на пять вперед, усмиряя норов. Да и слова старца глубоко запали в душу пенсионеру, настолько, что он уже и не знал: а хорошо это или плохо, что судьба занесла его в столь давние времена? Еще месяца два назад Николай Сергеевич, не задумываясь, вывалил бы целый воз информации на головы воевод, но теперь… – Вырастет княжество Московское. Разрастется, покорив все земли от Смоленской и Псковской до Нижегородской и Пермской. Вотяки, ордынцы, черемисы, мордва – все признают московское верховенство. Будет время, Самаркандское ханство войдет в состав великой империи.

– Это какой такой империи? – нахмурился Дмитрий.

– Российской. Советской, вернее, – чуть помявшись, добавил он.

– Рось, – князь довольно хмыкнул. – Опять у тебя все уж больно складно выходит, да только не верится. Как так случится, что Тамерлан главенство наше признает?

– Тамерлан не признает, – пожал плечами Булыцкий. – Ему жить с четверть века осталось, так что свою империю он только в самом расцвете и увидит. – Он замолчал, думая, что сказать дальше.

– Тамерлан – отважный воин и великий полководец, – словно прочитав его мысли, проронил князь. – И Тохтамыш ставленником его был. Что скажешь, а не захочет Тимур наказать княжество наше, а? – Он уставился в упор на собеседника, да так, что старик не выдержал и уткнулся в грубые бревна пола.

– Да вот то-то и оно, что не знаю я теперь, – негромко ответил тот. – Не должен. Но то, если бы Тохтамыш Московию пожег. Там бы и до вражды недолго между ними, и силы стянул бы на себя Тохтамыш, хоть и говаривают про них как про отца с сыном.

– Да ну ты!

– Тохтамыш Тебриз разорить должен был бы, пока Тимур в походе будет. Да и монеты со своим лицом прикажет штамповать. За то и врагом Тамерлана станет. И силы свои Тамерлан еще долго отвлекать на него будет. И в Орде смута великая наступит, так Тохтамыша и скинут с ханского престола, и Едигей войной пойдет на правителя бывшего. Ни к чему ему ставленник Тимура станет. А еще, – припоминая события грядущего, Булыцкий ненадолго замолчал. – Витовт в войну эту втянут окажется. С Тохтамышем в поход на Орду пойдет, да Едигей разобьет их на Ворскле.

– Едигей? – нахмурился Дмитрий. – Кто таков? – воеводы вокруг принялись жать плечами. – Что за Едигей такой? – обратился к Булыцкому Донской.

– Соратник Тамерлана. Пока никто, но скоро рукой правой Тимура станет, одним из главных эмиров. Тоже предаст покровителя своего да власть в Орде под себя подомнет. Жестокий и хитрый. А еще, – вспомнив блестящую победу над войском Каджулая, – воевода славный. И его на себя Тохтамыш натравить должен был бы. Под Ворсклой он армию объединенную Витовта да Тохтамыша разгромить должен.

– Витовт чем ему не угодит?

– Витовт Тохтамышу беглому поверит да свое влияние над Ордой установить возжелает. Вот и пойдет на земли эти. Соратника своего нового на престол посадить да владыкой мира стать захочет.

– Станет?

– Нет. Едигей не даст, – помотал головой Булыцкий. – У него на то свои планы будут. Он же, говаривают, и убьет потом Тохтамыша.

– И что же получается? – усмехнулся вдруг Дмитрий. – Выходит, одного стервятника отвадили, а еще троих, глядишь, и привлечем? И кто знает, кто хуже будет, – посмотрел он на гостя.

– Выходит, – тяжко вздохнут тот.

– Может, не пойдет Едигей на Москву-то?

– Пойдет. Должен. Лет через двадцать. Но не возьмет. Не предаст тебя князь Тверской, да не придет по зову Едигееву. Три тысячи выкупа получит ордынец, но Москва не падет. Так получается, что княжество Московское береженое оказывалось. Все, что ни делалось, к добру лишь.

– Выходит, одно зло отвернув, под другое подводишь, – Дмитрий все так же буровил собеседника тяжелым взглядом.

– Так и выходит, – не нашелся что ответить Булыцкий. Горница погрузилась в тишину такой глубины, что сквозь нее с легкостью прорывался даже негромкий треск лучин.

– На то, видать, и воля Господня, – мягко проронил Киприан; в этот раз за Сергием решили не посылать. – Не дано смертным Божьего промысла знать. Не дано. Оно все одно потом совьется, как Богу угодно. Не отворотить и не убежать. Принять только и остается.

– Дело, – чуть подумав, согласился Дмитрий. – Уже одно то хорошо, что душ сколько православных спасли. Не послушай тебя, и крови великой литься бы. Так что теперь посоветуешь делать, а?

– А вот теперь не знаю. Убивать Тохтамыша нельзя; гонцы, наверное, уже к Тамерлану весть несут, что разбит ставленник его. Убьешь – лихо большое навлечешь. Отпустишь – новую армию он соберет да снова на Москву пойдет. Здесь в заложниках если оставишь, так оно и ладней всего получится. А Тимуру весточку с гонцами отправить: мол, ничего не станется со ставленником твоим. В Московии он остается гарантом безопасности княжества нашего.

– Чего?! – встрепенулся князь.

– Ну. – Пенсионер замолк, думая, а как бы правильнее сформулировать свою мысль. – Римляне когда-то так делали с детьми врагов. К себе забирали, учили, вроде как и не пленники, да к своим и не отпускали, пока те римлянами не становились.

– Вражьи?! Римлянами?

– То-то и оно! – новая идея, от которой защекотало под ложечкой, вдруг охватила Николая Сергеевича. – Те ведь тоже римлянами становились! И порядок римский по возвращении к отцам начинали проводить. Сами! По своей воле! Ты только представь, – разошелся он, – если Тохтамышу внушить, что не враги Московия и Самарканд! Это же какое княжество можно создать!!!

– А Орда?!

– Орде сейчас не до того будет. Своих заварух начнется столько, что знай масла подливай в огонь. Едигей власть получит, так и пусть! Он-то сам и не Чингисид, да спеси в нем будет, не каждому и дано. Вот он и будет вертеть потомками Чингисхана и так и сяк. Оно вроде сам ханом великим быть не может, но всегда при них будет. Вертеть ими будет, как душе вздумается. Скольких переживет, подумать страсть одна!

– Раз так, то и беда Едигею какая до Тохтамыша? Насолит чем он ему?

– Так ведь Тохтамыш на него с войском литовским пойдет! А ведомо, кто один раз меч подымет, тот и другой, и третий, и четвертый!

– Так и на что его у нас оставлять? Думаешь, научится чему для нас толковому?

– Так то учить как будем.

– Не ладны слова твои, – пожал плечами Дмитрий. – Если не успокоится он и все на престол метит ордынский, думаешь, у нас о чем другом грезить будет? Все о том же! И ладнее его живым восвояси отправить, чем у себя оставлять. Лис тот еще. Кабы смуту не поднял, за спинами нашими прячась. Сам же как-то говаривал: не силой, так хитростью свое возьмет.

Да и потом: Тимуру сильный враг под боком не нужен. Зачем? Разбили Тохтамыша и показали, кто сила. А о них и верно, как об отце с сыном говаривают. Лишись живота он на земле московской, как отец поведет себя?

– Прав ты, князь. Не нужен. Отпустить восвояси его. Там, глядишь, все и пойдет чередом своим: предательство да вражда. А нам и на руку, если жизнь сохраним да, Бог даст, союзниками станем.

– Нехристи они! – грозно прервал его Киприан.

– Ну так и что? – как обычно, войдя в раж, Булыцкий позабыл про все на свете: и куда занесла его нелегкая, и какие нравы здесь, и люди какие. – Молитесь Богу да службы служите по порядкам установленным! Кто просит веру неродную принимать? Может, терпимее хоть станете друг другу. Оно ведь сказано: возлюби!