Комиссар (СИ) - Каляева Яна Страница 50

И все же ты никогда не знаешь, как проявишь себя, когда придет время. Не окажется ли бегущее от огня животное в тебе сильнее человека со всеми его убеждениями и идеалами?

Саша нашла в себе силы переступить порог страшного дома сама, не дожидаясь, пока ее втолкнут. Но с дрожью и сбившимся дыханием справиться не могла. И когда конвоиры вдруг оставили ее у лестницы и молча, не глядя на нее, ушли, Саша не поняла, что это значит, никак этой ситуацией не воспользовалась. Тогда кто-то схватил ее за плечо и втащил за неприметную дверь возле лестницы. Ладонь легла ей на лицо, зажимая рот. Саша дернулась, пытаясь высвободиться.

— Тише, тише, — шепот. Вершинин. — Не такой уж вы на деле железный человек, Александра? Не спите на гвоздях, нет? Вон как вас трясет.

Комната, куда Вершинин затащил ее, оказалась кладовкой. Какие-то ящики, рулоны ткани… В углу стояли метлы и веники. Густо пахло плохо промытой половой тряпкой.

— Если вы хотите выбраться отсюда, вам надо взять себя в руки, и очень быстро. И слушаться меня. Сейчас я вас отпущу. Говорите только шепотом.

— Вершинин, вы что, дешевых шпионских романов начитались, — зашипела Саша, как только освободилась. — Что еще за драматические эффекты? Я бы не стала кричать, увидев вас. Ни от какого чувства.

— Рад видеть вас такой неумиротворенной, Александра, — Вершинин улыбнулся. — Это входило в мой контракт. Теперь быстро переоденьтесь вот в это.

Он протянул ей форму сестры милосердия — такую же, как та, что носила Вера. Пока Саша снимала осточертевшее платье, Вершинин отвернулся к двери. Он, конечно, ничем не рисковал — она не стала бы нападать на единственного человека, способного вывести ее из этого адского места. Но все равно от контрразведчика как-то не ожидаешь такой деликатности.

— Готово, — сказала Саша. — Я правильно завязала чертов платок?

— Приемлемо, — ответил Вершинин. — Сапоги я вам ваши принес. В этих модных туфельках вы далеко не уйдете, а нам надо спешить… Я же верно полагаю, что на вас креста нет? Не фигуральное выражение в данном случае. Вот, наденьте. Если вы, конечно, и вправду не ведьма и крест не прожжет вас насквозь.

— Сейчас проверим, — ответила Саша, послушно продевая голову в веревочную петлю. — Но разве нательные кресты носят не под одеждой?

— Под одеждой, разумеется. Но времена сейчас таковы, что ладно бы чем другим, а этим лучше не рисковать. Так. Идите рядом со мной, опустив голову. Офицер, ведущий куда-то медсестричку — зрелище распространенное и всем понятное. Есть много способов проявить милосердие к доблестным воинам, а жалованье в госпиталях — слезы. И многие прячут лицо, особенно поначалу. Только бы на службу надзора за, будь она неладна, нравственностью не нарваться…

Они вышли из здания. Никто не останавливал их. Оба сторожа у калитки старательно отвернулись при их появлении.

— Самое время нам отойти покурить, Степаныч, — сказал один другому.

Калитка оказалась не заперта.

— Как вы устроили это? — потрясенно спросила Саша.

— Вот вы, большевики, отрицаете ценность денег, — усмехнулся Вершинин. — А вас, красного комиссара, от участи худшей, чем смерть, спасает сейчас не что иное, как безграничная человеческая любовь к деньгам. Благо Вайс-Виклунд не поскупился. Через несколько часов вы умрете под пытками. Такое, при всем врачебном присмотре, здесь случается нередко. Тела кремируют быстро, а полковнику Щербатову доложат с опозданием.

— И насколько часто здесь такое случается? — спросила Саша, пытаясь не отставать от Вершинина — он шагал довольно быстро. Они сразу углубились в переулки, местами путь шел через огороды.

— Некоторые из попавших сюда умирают от болевого шока в первые два дня. Мясники, что тут скажешь.

— Да у вас там тоже не хирурги в контрразведке, — Саша немного обиделась за ведомство Щербатова. — Везде теперь остро не хватает профессионалов, такие уж времена. Скажите лучше, далеко нам идти?

— Не так чтоб далеко, — ответил Вершинин, галантно помогая Саше перебраться через кучу того, что она предпочла считать землей. — Но долго, потому что нужно не нарваться на патруль. Документы вам я не успел сделать. Загвоздка в том, что нам нужно перейти реку, Трубеж. Мостов всего два, и оба, конечно же, охраняются. Но пешеходов проверяют редко, есть все шансы проскочить.

— Возможно, безопаснее нам было бы разделиться и встретиться за мостом? — спросила Саша.

Вершинин вздохнул.

— Александра, прошу вас, не делайте из меня идиота. Стреляю я хорошо. Была у меня идея сразу прострелить вам колено и донести до места на руках. Но я, право же, не хотел бы, чтоб наши отношения развивались таким образом. Если вы попробуете скрыться, стрелять я буду на поражение. Из Рязани вам все равно не выбраться, вас задержат, расколят, и тогда моя маленькая афера вскроется. Потому держитесь не далее двух шагов от меня.

— Ради моего же блага, — хмыкнула Саша, балансируя на скользкой перемычке между двумя глубокими вонючими лужами.

— О нет. Эту риторику я ненавижу так же, как ненавидите ее вы. Ради, конечно же, моего блага. И чтоб спасти свою шкуру. Если и патруль… как-нибудь выкрутимся.

Они шли по кривой грязной улочке. Здесь не было и следа атмосферы покоя и праздника, царившей в центре города. Покосившиеся строения, которые Саша сперва приняла за сараи, оказались жилыми домами. Немногочисленные копошившиеся в огородах обыватели не проявили к прохожим никакого интереса. Похоже, ничто не вызывало у них особого интереса.

— Отчего же вы воюете за идеалы, которые вам настолько чужды?

— За идеалы воюют только глупцы. С обеих сторон. Для умных людей война — кладезь возможностей. Знаете, сколько миллионов было сделано на военных заказах в Великую войну? Так вот, сейчас возможностей ловить рыбку в мутной воде стало куда как больше. Золото вывозится из страны пудами каждый божий день, гарантируя кому надо полное чудесных перспектив будущее. Пока дураки бегут в атаку и героически гибнут, умные люди строят состояния. И вы небось полагаете, что этим занимаются только наши? Откуда такая наивность, при вашей-то профессии. Знали бы вы, сколько пламенных революционеров создают себе капиталы прямо сейчас… А не проигрывали бы вы войну, глядишь, не было бы в Красной армии более правоверного марксиста, чем Вершинин.

— Вы вступили в навоз, — сказала Саша. — Это не фигуральное выражение в данном случае. Вот вы же умный человек, Вершинин. Неужто вы не понимаете, что нельзя держать большую часть населения в буквальном смысле в говне. Вас ведь не фраппирует моя лексика, нет?

— Ни в коем разе, — улыбнулся Вершинин. — Мне случалось выслушивать слова и покрепче. От вас, например, давеча. Кстати, мой вам совет, не употребляйте их больше, вы не умеете. Брань — это, знаете ли, искусство своего рода… Так отчего же нельзя держать население в говне? Будете пытаться меня усовестить слезинкой крестьянского ребенка?

— Нет, что вы. Буду вас стращать перспективой бунта.

— А что бунты… Ну полыхнула Тамбовщина — отправят туда казаков и вся недолга. Но ваш Щербатов далеко не дурак. Он понимает, что в каждый бедняцкий двор по казаку или сотруднику ОГП не поставишь, потому поощряет, по существу, террор богатых и средних крестьян против бедных. Для того и создается милиция при сельских советах. Тем, у кого уже есть деньги и успех, предоставляют еще оружие и полномочия. По Библии: «Всякому имеющему дастся и приумножится, а у неимеющего отнимется и то, что имеет». Ваш Щербатов… Боже мой, Александра, вы так забавно краснеете, будто барышня, а не полковой комиссар. Не беспокойтесь, я последний из тех, кто бросит в вас камень. Каждый пытается выжить, как умеет…

— Да какого черта вы вообще знаете об этом? — буркнула Саша.

— Вы всерьез полагали, что можно переспать с начальником ОГП прямо в его кабинете и на другой день об этом не будет судачить весь фронт? Обе стороны его. Сплетни, они как птицы, границ не признают. Так что если вы намерены пытаться вернуться к своим, я бы дважды подумал на вашем месте. Раз уж мы с вами не стесняемся в выражениях: ярлык полковничьей шлюхи прилипнет к вам надолго, и выжить с ним вам будет непросто.