Воля императора. Двойник - Евгений Васильевич Шалашов Страница 50

— Не знаю, но обещание меня напугало. Пойми меня, они ведь почти всё обо мне знают. Даже то, чего не могут знать...

Так-так-так.

— А нет у тебя предположений, кто бы это мог быть? Кто мог бы знать подробности о тебе?

Лицо Алексея вдруг осунулось, и он побледнел ещё сильнее. Он очень мелко и часто замотал головой, пряча от меня глаза.

— Я не знаю, — прошептал он. Способность не кольнула, но и не должна была. Знать и догадываться разные вещи.

— А ты подумай. Лёша. Мне надо это знать. Ты пойми, страна в опасности. Подумай, что было бы, удайся твоя затея.

— Я не могу. Не хочу умирать. Даже думать об этом боюсь.

— Ну постарайся же. Давай, Лёшка, я же доверился тебе. Даже обещание давал, и исполнить был готов. Ты ведь сам всё испортил. Да, господи, раньше бы пришёл ко мне. Сам. Без всяких там господинов. Думаешь я тебя в беде бы оставил? Лёш, ну подумай. Сейчас всё от этого зависит.

Он совсем сжался.

— Это глупость совершеннейшая...

— Пускай глупость. Говори.

Андерсон захныкал и принялся раскачиваться на стуле. Не хватало ещё, чтобы он мне тут с ума сошёл.

В этот момент, за моей спиной распахнулась дверь.

— Это что здесь происходит? Вы что здесь устроили, — громыхал голос Кутепова. — Я вас на каторгу сошлю, брёвна на Колыме считать будете!

— Его высочество сам приказал в ультимативной форме, — оправдывался офицер.

— Глушилку тоже его высочество поставил? Да это заговор! Покушение!

— Да, что же вы так не вовремя-то? — всплеснул я руками, заставив Кутепова умолкнуть. — Он же почти всё рассказал!

— Мне нужен адвокат! — тут же перешёл на визг Андерсон. — Я ни слова не говорил и говорить не собираюсь. Я жду своего адвоката. Я имею право хранить молчание! Рот себе зашью. Язык откушу. Не принудите!

Я лишь закатил глаза.

Я перевёл глаза на выпучившего от паники глаза Алексея. Тот явно был неадекватен. Уж не наркоман ли он? Но зрачки у парня нормальные. Проскользнула мысль, попросить оставить нас еще на пять минут, но красное лицо генерала, было как фонарь светофора, запрещающий всё на свете.

— Александр Борисович, — пророкотал генерал. — Я готов идти на уступки, но произвола я не допущу. Допрос должен проводить следователь.

— Ну мне бы только пять минут, — с досадой произнёс я обращаясь к Кутепову.

Глава 19. Обмен опытом

Под суровым взглядом Кутепова я был вынужден капитулировать. Всё же я был не совсем в своём праве. Мы с Кутеповым вышли из допросной, оставив в ней следователя и друга моего детства — пусть «пообщаются».

Я не питал надежд что из Андерсона ещё удастся что-то вытянуть, но уходить до конца допроса не собирался. Однако спустя пару минут заскучал.

— Александр Павлович, — повернулся я к генералу. — Раз уж мы с вами в Крестах, могу ли я посмотреть на своего двойника?

— И что вы там хотите увидеть? — хмыкнул генерал.

Я хмуро поглядел Кутепову в глаза.

— Мне это нужно, — твёрдо ответил я.

В сопровождении унтер-офицера в серой форме, с желтыми погонами, означающей его принадлежность к тюремным надзирателям, мы спустились на этаж ниже, прошли по нему, потом снова поднялись и оказались перед дверью, на которой висела надпись «Медицинский блок». Унтер-офицер открыл замок собственным ключом, и мы двинулись дальше, по довольно длинному коридору, куда выходили двери с надписями: «Ординаторская», «Смотровой кабинет», «Процедурная». Ещё несколько без подписей, под номерами.

В тупичке оказалась ещё одна дверь с надписью «Изолятор», а под вывеской — небольшое окно, вроде окна раздачи, прикрытое стальным ставнем.

Унтер постучал, ставень откинулся, в окне показалась усатая физиономия.

— Филимонов, впускай, — приказал унтер, кивая на нас. — Вишь, его высокопревосходительство самолично пожаловал, с сопровождением.

— Его высокопревосходительство вижу. А с ним кто? Тоже сюда? — подозрительно поинтересовался усатый.

— А ты что, сам не видишь? Это же его высочество, наследник престола!

— Не вижу, — мрачно отозвался Филимонов. — В личность мне цесаревич неизвестен, мундира на нем нет. Про посторонних же строго-настрого приказано — никого не впущать. Его высокопревосходительство я обязан впустить, а его спутника нет. Посторонних — только в присутствии господина директора тюрьмы.

— Открывай, — приказал уже и Кутепов.

Дверь открылась, в проеме появился человек в серой гимнастерке, с погонами нижнего чина и вытянулся перед генералом. Пропустив генерала, он решительно преградил мне путь.

— Не велено посторонних впущать.

— Филимонов, ты у меня в отставку пойдешь, без пенсии и без права ношения мундира, — пообещал министр внутренних дел.

— Пусть без пенсии, но постороннего все равно не впущу, — уперся Филимонов. — Я господину директору подчиняюсь, к нему и ступайте. Его высокопревосходительство — милости просим, а остальных нет. Разрешит господин директор — впущу. Вы сами, ваше высокопревосходительство мне такой приказ отдали, в письменном виде, я его и сполняю. В блок впущать только докторов, обслугу, кого господин директор покажет, да лично вас. Остальных только с разрешения господина директора.

Кутепов открыл рот, собираясь наорать на надзирателя, а мне стало немного смешно. Понимаю, что Филимонов сейчас упивается своей властью, любуется собственной неподкупностью, но формально-то он прав. В сущности, генерал сам приказ отдавал, мог бы его сформулировать чуть-чуть иначе. Чтобы пресечь ненужный спор, я спросил нашего сопровождающего:

— Господин унтер-офицер, у вас телефон есть поблизости?

— Так точно, — отчеканил тот.

— Звоните директору тюрьмы, пусть немедленно сюда идет.

Унтер умчался выполнять приказ, а я принялся рассматривать упрямого Филимонова. Невысокий, коренастый, с рыжими усами. Странно, но мне даже понравился человек, не испугавшийся высокого начальника и его угроз. В данном случае Филимонов является часовым, которому положено знать и выполнять приказы только своего разводящего и начальника караула. И серьёзность приказа до него, наверное, не раз донесли. Может, к себе переманить? Верные люди нужны, а этот, пожалуй, будет верным. Хотя не буду торопиться. За этой дверью спрятан наследник престола, а значит хорошо, что его такой Цербер охраняет.

Минут через пять прибежал перепуганный директор тюрьмы — толстенький коротышка в расстегнутом мундире. На петлицах — два просвета и две звезды, на груди колыхался «Станислав». Стало быть, директор «Крестов» — коллежский асессор. Оказывается, при общевоинской