Александр Рудазов - Арифмоман. В небесах Страница 51

На вертел обычно насаживали целые туши, обрезая ножами еще полусырые куски. В казане же плескалось липкое, постоянно пополняющееся месиво. Туда сваливали и остатки мяса, и всякую зелень, и молочные продукты, и вообще все, что попадалось под руку. Соответственно, вкус похлебки все время менялся, всегда был непредсказуем, но неизменно – омерзителен.

Причем туда не клали ни специй, ни даже соли. Приправы в кухне имниев почти не употреблялись, а соль встречалась редко, стоила очень дорого и каждый день ее вкушали только богачи. Обычные имнии видели соленые блюда только по праздникам.

К тому же казан и вертел, судя по их виду, никто никогда не мыл. Вдыхая запах застарелой, многократно переваренной подливы, Эйхгорн мрачно размышлял, насколько же это все негигиенично. Пищевое отравление гарантировано почти наверняка.

Но пираты не видели в этом ничего особенного. Каждый просто зачерпывал из казана своей плошкой и уплетал варево за обе щеки. Мутную жижу и куски загадочного происхождения. О том, что посуду надо хотя бы изредка мыть, никто из них не задумывался.

Зато корабль они чистили и скоблили, как еноты-полоскуны. Боцман очень ревностно относился к внешнему облику своей посудины и нещадно гонял матросов. Если сейчас твоя смена, но ты бездельничаешь – береги спину. Боцман только и глядел, кого бы хлестнуть кошкой-треххвосткой.

Дважды от него доставалось и Эйхгорну – ну просто так, чтоб знал свое место. Хорошо хоть, бил не в полную силу – так, мазнул легонечко.

Вообще, в отличие от гигиены, дисциплина на кораблете была жесткая. В трюмах лежали целые груды добра, взятого в деревнях, но никто не смел к нему даже подходить. Любого приказа офицеров матросы слушались беспрекословно. За малейший проступок получали линьков.

Крохотные деревеньки имниев были разбросаны по джунглям в несметных количествах. Кораблет двигался причудливыми зигзагами, каждый день окучивая два, а то и три поселения. Везде по одной и той же таксе – шесть рабов с сотни. Или, гораздо чаще, что-нибудь взамен.

Скот мытари брали очень неохотно. Место в трюмах уже заканчивалось, а животных надо было кормить, и они ужасно все пачкали. Налоговые пираты даже делали небольшие скидки, если мыто выплачивали чем-нибудь дорогим и компактным. А сделав остановку в особенно крупной деревне, где добывали какую-то ценную смолу, они обменяли на нее часть уже собранного скота.

Но не рабов. По какой-то причине рабы сипе требовались в первую очередь, и их везли прямиком в столицу. Хотя у имниев, как показалось Эйхгорну, рабовладение не очень-то распространено – «живым товаром» мыто выплачивали редко, почти все предпочитали откупаться чем-нибудь еще.

И далеко не везде сбор дани проходил мирно. Нередко староста буквально ползал на коленях, упрашивая дать отсрочку или простить часть долга. Женщины завывали, расцарапывали себе лица, взывали к состраданию мытарей.

Хуже всего получилось в одной уединенной деревеньке. Там недавно случился падеж скота, все склиссы передохли, и у жителей возникли серьезные проблемы с продовольствием. Выплатить мыто полностью означало обречь себя на голод. Единственной альтернативой было отдать нескольких из своих в рабство, но этот вариант привлекал их еще меньше.

А поскольку сжалиться мытари не сжалились, деревенские оказали сопротивление. Вооружились и напали на кораблет. И при более удачных обстоятельствах у них могло даже получиться – мужчин в деревне было почти вдвое больше, чем пиратов.

Но зато пираты были опытнее в бою. И гораздо лучше вооружены. Так что после ожесточенной воздушной схватки – вот когда Эйхгорн пожалел об отсутствии видеокамеры! – деревенских разогнали по гнездам. С визгом и воплями, сжимая всеми четырьмя руками длинные кинжалы, пираты преследовали несчастных, пока те окончательно не сдались.

Не обошлось и без жертв. Тринадцать погибших и девять тяжело раненных. Из них три трупа и два калеки – пираты, остальные – деревенские.

После расправы и усмирения деревню выпотрошили. Здесь мытари взяли не только положенный налог – вычистили из домов все мало-мальски ценное. В рабство обратили восемнадцать самых молодых и здоровых имниев – больше просто не влезло в трюм. Пираты жадно потирали руки – пусть за добычу и пришлось заплатить жизнями, она оказалась куда больше обычной.

Эта деревня стала в рейде последней. Капитан планировал посетить еще три, но корабль был уже ощутимо перегружен. Баллон пришлось накачать флогистоном до предела, но и этого едва хватало. К тому же в бою погиб газовик – а без него на летучем корабле лучше не ходить.

Объявив о конце рейда, капитан объявил и о том, ради чего эта орава занималась своим делом – дележе добычи. Все награбленное было скрупулезно подсчитано и оценено, после чего капитан лично принялся распределять доли. Остальные члены команды стояли рядом и пристально следили за каждым его движением.

Вначале от добычи была отделена ровно половина. Капитан громко объявил, что это «доля сипы», и все закивали. Потом оставшееся было еще раз поделено пополам. Капитан вновь громко объявил, что это «доля корабля», и все снова закивали.

Оставшиеся двадцать пять процентов делились уже между членами команды. Четырнадцать матросов получили по одной доле, юнги – по половинке. Ветроискателям досталось по полторы доли, боцману, плотнику и старшему абордажнику – по две, врачу – две с половиной, штурману – три. Капитан получил четыре доли. Кроме того, двойную долю выдали матросу, которому в бою выбили глаз, и тройную – тому, который потерял крыло. Троим погибшим не досталось ничего – над ними просто постояли минутку в молчании, а затем так же молча спихнули за борт.

Эйхгорн ожидал, что лишившегося крыла матроса спишут на берег, однако этого не произошло. Парень остался в команде и лазал по мачтам почти так же ловко, как и прежде. Хотя летать, конечно, уже не летал – оставшегося крыла хватало лишь на то, чтобы притормаживать падение.

В честь окончания рейда пираты зарезали целого склисса и целый день объедались шашлыками. Даже рабов накормили до отвала – настолько доволен был капитан.

Откупорили и бочонок… чего-то алкогольного. Имнии подвергали брожению некие местные плоды и получали бледно-желтый напиток со вкусом и консистенцией льняного масла, однако при этом весьма крепкий. Чтобы захмелеть, хватало трех-четырех чарок.

Эйхгорну, впрочем, досталось только пригубить – на большее щедрость пиратов не распространялась. После этого он лишь восседал в углу, мрачно наблюдая за все более разгульной оргией. Опьянев, пираты выволокли из трюма всех рабов женского пола и принялись употреблять их по прямому назначению. Стесняться они не стеснялись нисколько – в некоторых отношениях имнии все еще недалеко ушли от животных.

Когда это только начиналось, Эйхгорн подумывал воспользоваться ситуацией. Дождаться, когда все перепьются, и устроить побег или, если повезет, даже бунт. Возможно, захватить корабль.

Ему очень хотелось захватить корабль.

Но с каждой минутой становилась очевиднее тщетность идеи. Пить-то имнии пили, пьянеть-то пьянели, но не до бесчувственности. Два матроса с кислыми лицами вовсе оставались трезвыми и стерегли рабов.

Будь они безоружны, Эйхгорн, пожалуй, еще рискнул бы – все-таки в сравнении с человеком имнии существа хлипкие. Но матросы были вооружены, как капитан Смоллетт в мультфильме Черкасского. А поскольку им не досталось выпивки – еще и злы, как тысяча чертей.

На остальных рабов рассчитывать было нечего. Совершенно сломленные, они тихо сидели в трюме и дожидались… чего?.. Эйхгорн все еще не знал, что их ожидает в Авиуме – столице Алатуса. Пираты на этот вопрос отвечали уклончиво или не отвечали вовсе.

Создавалось впечатление, что они и сами не знают.

После этого кораблет в деревни уже не заходил, летя строго по прямой – точно в центр Алатуса. Матросы, число которых уменьшилось, работали теперь в трехсменном режиме. Стояли по две вахты через третью.

Незадолго до прибытия в Авиум корабль попал еще и в шквал. Всего за три минуты ветер усилился до ураганного, да вдобавок хлынул ливневый дождь с грозой.

Боцман протрубил аврал, и все высыпали на палубу. Громадный флогистоновый баллон состоял из нескольких секций, но сейчас, при таком перегрузе, потеря даже одной означала падение. Капитан распорядился раскрыть люки в днище и подтащить к ним наиболее тяжелое – в случае прорыва оболочки оно сразу полетит вниз.

Конечно, для имниев кораблекрушение не так катастрофично, как для людей. У них даже шлюпок нету – просто покидают корабль на собственных крыльях. Потом спускаются к нему и чинят.

Капитан даже распорядился на время открыть трюм. Если рабы погибнут – они пропадут навсегда. А если разлетятся – их можно будет снова поймать.

На Эйхгорна же капитан глянул и… махнул рукой.