Андрей Лазарчук - Мой старший брат Иешуа Страница 51

На следующий день Иешуа собрал старейшин всех торговых и ремесленных обществ и сказал, что отныне они сами вправе собирать среди своих римскую подать, храмовую десятину и городские пошлины, и сами разносить их по адресам – ибо только так можно справиться с златолюбством сильных и избежать злоупотреблений нанятых мытарей и продажных табулариев, которые все сущие разбойники.

Старейшинам даны были бронзовые таблички с должными словами, выбитыми с обеих сторон, и обещана охрана и защита. Им же он объявил, что суды по налоговым и торговым тяжбам отныне будут бесплатными; а завтра же по обществам следует провести выборы народных заступников, которые смогут свидетельствовать даже за самых малых и бессредственных против богатых и сильных. Этим же днем он объявил, что каждому крупному землевладельцу предписывается в обязательном порядке кормить своих арендаторов и работников во времена голода; если же он этого не делает, то земли у него отымут. Это был грозный выпад в сторону Храма, владевшего едва ли не половиной плодородных земель в Иудее и Галилее, и многих богатых римлян, живущих далеко и только пожинающих плоды угодий своих хозяйственных вилл. [22] Что римляне, что священники – все были одинаково скупы и безжалостны.

Впрочем, вопрос о деньгах на царство не был так прост, как Иешуа хотел бы показать. Многие из тех, кто давал ему деньги в начале его пути, рассчитывали получить обратно что-то существеннее денег, и кто-то из них начинал проявлять нетерпение. С ними дело имели Филарет и Иегуда бен-Шимон, действующие от лица Иешуа. После Филарет рассказывал мне, что Иешуа требовал от них одного: как можно сильнее тянуть время и либо обещать многое в будущем, либо предлагать унизительно малое сейчас. Во-первых, Иешуа пока лишь провозглашенный царь, а отнюдь не помазанник, и во-вторых, он все равно не сможет сделать ничего серьезного, пока не назовет в Храме нового первосвященника, с которым будет заодно.

И как-то само собой подразумевалось, что следующим первосвященником будет Иоханан бар-Зекхарья по прозвищу Исправитель, которого пока что не могут найти, но человек ведь не иголка, и рано или поздно – ну, может быть, через месяц…

Меж тем по городам поставлены были особые ящики во многих местах, куда можно было просто бросить монетку на царство, и об этом гласила надпись над ящиком. Когда после первой седмицы ящики вскрыли, по всей земле оказалось в них триста с небольшим шекелей серебра и примерно равное по стоимости количество латунных монет; люди, как обычно, посчитали, что облегчение их жизни произошло само собой, тогда как в любом ухудшении всегда виновна власть. Иешуа расстроился, но виду не подал. Ящики вернулись на свои места, только теперь они предназначены были для советов царю. Можно было дать любой совет и внести любое предложение, предварительно заплатив за кусочек особого папируса два динария. Одновременно с этим по всем городам организована была лотерея, где предполагался как огромный выигрыш, и не обязательно денежный, так и крупный проигрыш; идею ее подсказал Филарет, знавший, что такое используют в Бабилонии, когда нужно быстро собрать средства на какое-нибудь благое дело; и это сработало, лотерея имела просто невероятный успех. За одну седмицу казна, которой ведал Иегуда, пополнилась почти двумя миллионами динариев.

Впрочем, деньги и уходили стремительно…

Ежедневно Иешуа три или четыре часа высиживал в судах, которые происходили на площади вблизи Сионских ворот, откуда недавно убрали торговые ряды. По закону, судьей мог быть любой человек, к которому спорящие обращались за разрешением их спора. Поначалу места этих собраний – а послушать суд Иешуа приходило много сотен людей, и площади всегда было мало, – оцепляли римские солдаты и храмовые стражники; но вскоре солдаты перестали появляться.

Иешуа судил просто: по справедливости и по тем толкованиям законов, что были в старых книгах. Он никого никогда не приговаривал к увечью, что было распространено в других судах, сказав однажды, что «око за око» – это значит, что причинивший зло должен предоставить раба-поводыря потерпевшему, и «зуб за зуб» – купить ему молодую рабыню, которая станет пережевывать пищу; ибо все остальное – бессмысленно и богопротивно.

По дороге от дома Марии к судной площади он проходил по городу и много разговаривал с людьми, но там не принимал от них прошений и просьб, говоря, что для этого у него есть помощники, более сведущие, чем он сам…

Одним из этих помощников была я.

Глава 27

Не самое, наверное, интересное – читать рассказ о повседневной работе, тем более что работа эта связана с разбором бесконечных однообразнейших женских жалоб на мужей, отцов и братьев. Я пошла на это потому лишь, что рассчитывала из разговоров и из новых знакомств выцедить хоть какие-то крохи знаний о том, где может находиться Иоханан, какова его судьба.

Женщины знают даже больше, чем рабы. Но увы…

Когда я отчаялась добиться чего-то в Иерушалайме, я попросилась у Иешуа поехать с той же целью в Иерихон и в Перею.

Он согласился, но попросил меня прежде сопроводить Оронта в недолгой поездке – два или три дня – по нескольким селениям южнее Иерихона; там-де может таиться и вызревать угроза для всего царства.

Я буду расспрашивать всех о моем пропавшем муже, Оронт – прислушиваться и понимать.

О так называемых Дамасских землях, лежащих от впадения Иордана в Асфальтовое озеро и дальше, до Вади Мураббахат по западному берегу озера и почти до наббатийской границы по восточному, знают все, но знают очень мало. Это почти край мира, забытый угол. Когда-то там обосновались первые асаи, распахивающие под поля многочисленные террасы; на своих мозолистых спинах они перенесли наверх неисчислимое количество плодородного иорданского ила. На самых узких террасах или в расщелинах они выращивали оливковые деревья; на склонах, поросших густым кустарником и колючками, паслись козы.

Другая жизнь здесь началась во времена Александра Янная, когда среди скал обнаружились гематитовые пласты, и вскоре благодаря сугудским, наббатийским и тейманским мастерам эта область стала одним из центров железоделанья. Говорят, в лучшие времена здесь пылало до ста горнов. Говорят же, что именно здесь широко применялось производство клинков из скрученных разнородных полос; в большом же Дамаске таких никогда не делали, потому что их дешевое железо не приспособлено для подобной ковки.

Ирод благосклонно относился к асаям, как и к прочим разноверам; однако те, внимая своим пророкам, постепенно отстроили старые крепости в теснинах, ковали оружие и тренировали бойцов; я знаю, что Иешуа для подготовки своих панкратиоников использовал кое-что и из воинских практик асаев; но те тренировались многие годы, оттачивая свое искусство, у Иешуа времени было значительно меньше.

Потом говорили, что асаи в большинстве своем смешались с зелотами, и «праведные» асаев сделались начальниками ревнителей. Да, на мой взгляд, так или примерно в конце концов все и произошло; другое дело, что сам процесс был долгим и запутанным и напоминал скорее борьбу двух змей, каждая из которых вцепилась в хвост другой и медленно его заглатывала.

Во времена после смерти Ирода, при царе-избавителе Шимоне, Дамасские земли приняли немало беженцев. Хотя, как я уже упоминала, это были годы, в которые медленно и неотвратимо менялась погода, и не в сторону улучшения – как раз там, в устье Иордана, условия жизни даже немного улучшались. Во всяком случае, ожили многие источники, и ручьи, прежде бежавшие лишь в отдельные зимние дни, журчали в камнях и летом. Связано это, может быть, еще и с тем, что к тому времени леса на плоскогорьях, сведенные при Александре Яннае и пережженные в уголь для горнов, вновь восстановились, пусть и частично, пусть и другие. Теперь это были рощи низкорослых чернолистых дубков, а также дикого граната; на тенистых склонах все затягивала непроходимая заросль какой-то особенной сосны, похожей скорее на кустарник, и терновника. Новопоселенцы расчищали эти склоны, выгрызая для себя крошечные пашни и огороды; я очень удивилась, когда узнала, что с террасы пять на пятьдесят шагов может кормиться целая семья. Но это требовало, конечно, колоссального труда…

Шимона в Дамасских землях почитали не менее, чем в прежнем его царстве, а может, и даже более, учитывая особую набожность асаев и тех, кто к ним прислонялся душой. Иначе, как Шимон-Помазанник, его не называли, и несколько раз я слышала: Помазанник Божий. И меня под большим секретом спрашивали: а не есть ли Иешуа воскресший Шимон? И нет ли у него отметок на теле, как то: незагорающего пятна на левом плече; и другого пятна, темного и поросшего волосами, на правом бедре повыше сустава, размером со сливу? И не сросшиеся ли пальцы у него на ногах, второй и третий?…