Я Распутин. Книга третья (СИ) - Вязовский Алексей Страница 51

Здоровяк лишь согласно кивнул.

— Теперь ты Никодим Николаевич — я посмотрел в глаза капитана — В твоей ячейки лежит поболее — миллион. Делай что хошь, а партию сохрани! И фракцию в Думе також! Четверть доходов от банка тоже тебе отписаны. Знаю, что человек ты честный, прямой, но тут будет потребна гибкость. Подкупай кого надо, интригуй…

— Да что ж ты себя, Григорий Ефимович, раньше времени хоронишь! — не выдержал Стольников — Охрана усилена, шпики город прочесывают мелким гребнем. Выловим этих гастролеров!

— А что за гастролеры? — вступила в разговор Танеева

— Не важно — отмахнулся я — Ты Аня, возвращаешься во дворец. К Аликс.

Надо было видеть лицо бывшей фрейлины.

— Никогда!

— Цыц тут мне! — я опять ударил рукой по столу — Волю взяла… Я говорил с царицей. Будет под тебя сделан единый секретариат. Туда будем передавать дела Министерства императорского двора. Фредерикса — на покой. Теперь уяснила?

— Владимир Борисович все? — удивился капитан

— Да, Столыпин его сковырнуть давно хочет. А я не против. Много мутного в его министерстве творится. Отчетности не допросишься, куда деньги уходят неведомо, вокруг жулье стаями вьется… Понимаешь, Анна, какая на тебе ответственность?

— Я не справлюсь! — девушка отбросила подвеску прочь

Я взял украшение, силой вложил ей в руку — Справишься. Нам всем очень нужен свой человек при дворе. Аликс давно тебя простила, обещала мне никакого больше сватовства не устраивать.

— Ну раз так…

— Лена, теперь ты — я повернулся к “эсерке”.

— Ростех — девушка пожала плечами — Мой крест. И без твоих денег бы справилась, Гриша.

— С деньгами будет проще. В ячейке доверенность тебе. Генеральная — я поднял палец вверх — Можешь покупать заводы, строить фабрики, заключить любые контракты. Только дело давай.

— А что мне? — Лохтина покраснела, ревниво поправила прическу, кося взглядом на Анну и Елену — Что мне поручишь?

— А ничего! — развел руками я — Деньги твои, делай с ними что хошь. Считай за подарок за все, что ты для меня сделала.

— Да что она сделала? — окрысилась эсерка — Сбежала обратно к своему мужу от тебя?

— Да как ты смеешь, паршивка!

— Тихо обе! — я уже ударил по столу двумя ладонями сразу — Ты, Ольга, пойдешь работать к Стольникову. Будешь ему помогать во всем, а также хранить мою память. В ячейке кроме денег, переуступка арендного договора дворца на тебя. Сохранишь мою коллекцию картин, весь архив. За последний год — я понизил голос — Мною и Зубатовым было собрано много… ну скажем так… опасных бумаг на известных персон.

— Компрометирующих? — почесал в затылке капитан

— Да. Разные фотокарточки тайно сделанные, выписки по счетам, по которым проходили взятки, неосторожные расписки и векселя. Тебе, Никодим Николаевич все это пригодится — Ольга поможет разобрать бумаги, ключ от сейфа я ей дам.

Весь мой “тайный синедрион” молчал, глядя в пол. Только сейчас они ощутили всю ответственность. И она тяжестью легла на их плечи.

— Буду молиться, чтобы вы все справились. Верю в это!

Я поднялся, поправил сюртук. Надел свои знаменитые черные очки:

— А теперь уберите кислые мины. Идем веселиться!

***

Не знаю, как у остальных, а у меня веселья не получилось — всем что-то нужно от Григория Распутина, а где еще поговорить кулуарно, как не на приеме? Ну, может не всем, а доброй половине. Так что не успевал я отвязаться от московских промышленников, возжелавших вложиться в химическое производство вокруг Беломорканала, как меня брали за локоток офицеры Главного штаба и настоятельно просили помочь с продвижением легких пулеметов, а то пока военное ведомство раскачается, уже и две войны закончатся. Избавился от них — навалились авиаторы, вынь да положь им если не рекордный перелет, то авиагонки. Только оставил их думать над созданием оргкомитета оных, как японский военный атташе взял в оборот на предмет выкупа “Варяга”...

И такая дребедень целый день, целый день… Один только момент запомнился — прибыл флигель-адъютант Николая и от имени всей царской семьи преподнес в подарок икону святого Григория Чудотворца. В приложении к оной прибыл также доцент духовной академии Россейкин, который пояснил собравшися, что икона — византийского письма, аж ХII века, времен династии Комнин.

— Святитель представлен прямолично, чуть ниже пояса, в однотонной охристой фелони и белом омофоре с чёрными крестами, с Евангелием в покровенной левой руке, правой благословляет, — распинался у образа доцент.

Вариантов нет. Надо будет ехать к императору, благодарить. Царский подарок.

Под самый занавес приема в меня вцепились левые. Ленин, Троцкий и Чхеидзе полчаса промывали мозги на тему Закона о вероисповеданиях, будто я и без них не знаю, что нужен позарез, но как его протолкнуть через Думу? Патриархия будет упираться всеми четырьмя копытами, царь и Столыпин тоже не среди сторонников. Из-за этой суеты я толком и не поговорил ни с Шацким, ни с приехавшим из Сызрани агрономом насчет общинно-частного сельхозпредприятия…

А уж сколько выпить пришлось — уж на что Гриша мужик крепкий, и то к вечеру меня штормило. Я уж под конец велел себе подкрашенную воду подавать, но поздновато спохватился. Так что утречком проснулся в разобранном состоянии и с осознанием необходимости ехать в Царское. Интересно, кто Николая надоумил?

Впрочем, к императору все равно есть два разговора, те же пулеметы для кавалерии и визит Вильгельма. Если, так сказать, “государственный “ визит не получится пробить через думу и кабинет, то Николай может пригласить кузена лично, типа по родственному. А Вилли тут нужен — и англофранцузов малость осадить, и кредитный наш рейтинг среди немецких банков повысить, да и плюху в Хайлигендамме надо скрасить.

Слопал две таблетки новомодного аспирина, запил лимонадом из натуральных лимонов, принял душ да и велел закладывать авто. Самохвалов второй кортеж еще не организовал, оттого ехали на двух машинах — я да охрана. По набережным выскочили на Измайловский проспект, а вот у Троицы один из охранников с заднего сиденья наклонился вперед и сказал:

— Григорий Ефимыч, вроде как авто за нами от дворца держится.

Шофер вопросительно посмотрел на меня.

— Давай-ка по Ротным улицам покрутись мальца, по Гарновской да Якобштадской.

Водитель заложил вираж, вторая машина вильнула за нами, еще три-четыре поворота и мы снова выскочили на проспект.

— Вроде отстали, не вижу.

— Ну, может попутно ехали.

— Не знаю, Григорий Ефимович, тревожно мне что-то.

— Так возьмите оружие наизготовку.

До Забалканского проспекта мы доехали спокойно, но у городских скотобоен нас встретил затор из десятка телег, пришлось сбросить скорость и пробираться между ломовиками и прочими экипажами. На противоположной стороне стоял извозчик, ковырявший упряжь.

— Дерганый парень, — заметил охранник, — все по сторонам оглядывается, нет бы сбруей заниматься.

Я поглядел — и точно, молодой возница неуловимо отличался от привычных “ванек”. Мы встретились глазами и он немедленно уткнулся в ремешки и пряжки.

Тут и грохнуло первый раз.

Откуда выскочил метатель, мы так и не поняли, охрана начала стрелять уже после взрыва, на что и был расчет — с другой стороны метнули еще два снаряда, а потом с крыши доходного дома застучали три или четыре винтовки.

Вздрогнула земля от второго взрыва.

Я еще успел увидеть, как завалилась и забилась в постромках раненая лошадь и побежал в сторону человек, зажимая окровавленную голову.

А потом накрыло нас.

Сердце встало. Вспыхнул свет, ударил по глазам. И полная темнота.