Андрей Муравьев - Так хочет бог! Страница 52

Захар виновато улыбнулся.

…Когда они ввалились в малую залу, гости Аламута уже разбрелись по отгороженным закуткам. Сладковатый дым витал в помещении, заставляя замирать сердце и туманя мозг.

Хозяин приветливо махнул рукой.

– Сюда, сюда.

Русичи, пошатываясь, двинулись к помосту, на котором возлежал владыка. Крупный, уже немолодой мужчина с лицом, будто выбитым из скалы неумелым резчиком. Шрамы исказили черты лица его, время выбелила бороду, иссушила руки.

– Я набил для вас свою лучшую трубку.

Потресканые губы разошлись в улыбке, обнажив белоснежные зубы юноши.

Захар нетерпеливо дернулся, протягивая руки к искушению. Он уже забыл все, о чем они сговорились полчаса назад.

Горовой с трудом удержал товарища.

Старец удивленно поднял брови. Захар вздохнул и отошел за спину казака.

– Спасибо, добрый друг, но мы пришли не за этим, – слова отказа дались подъесаулу с трудом.

За спиной обреченно вздохнул Пригодько.

– А за чем же еще?

– Не за этим… Совсем не за этим, друже.

Владыка огладил бороду и отложил трубку к серебряному кубку, наполненному "радостью мира". Пригодько следил за перемещением трубки, как собака отслеживает уносимую из-под носа кость.

– Все ли хорошо у тебя? Не мучает ли что твою душу, мой несостоявшийся враг и гость дома моего?

От повторного приглашения отказаться было нельзя. Горовой сел.

За спиной еще раз глубоко вздохнул Захар.

– Спасибо. Все у меня добра. Все в порядке и достатке.

Старик улыбнулся и протянул трубку Захару. Пригодько облизнулся и попробовал привстать, но ладонь подъесаула вдавила его в пол.

– Он не будет.

Еще один душераздирающий вздох.

Владыка повернул голову набок.

– Так ли я понял, что тебе не по вкусу цветы моего сада, гость?

– Все мне по вкусу, хозяин. Только загостились мы. Пора и честь знать.

– Уезжаете?

– Знаешь, что ждали мы лишь попутного каравана, чтобы не ехать через горы сам-самом. Ты говорил, что в месяц по два таких каравана идут. Мы гостим уже значно больше, а все никак не можем застать попутчиков.

– Время такое, друг. Война в мире нынче. Купцы не едут, а воины сторонятся моих земель, да и я их не жалую.

– Тогда не обессудь. Сами мы в поход выступим. Негоже сидеть сиднем, пока друзья невесть где обретаются. Дело у нас там. Пора.

– Знаю, знаю.

– Откуда?

– Слухами полны корзины моих гостей. Ими они расплачиваются за радость, что несу в их души.

– И что еще тебе сказали твои гости, уважаемый?

– Мало… Очень мало, друг.

Горовой поднялся.

– Дозволь нам откланяться. До моря путь не близкий. Собраться надо, коней снарядить. Думаем, по зорьке первой в дорогу выедем. Не держи на нас зла, если чем обидели.

Владыка усмехнулся.

– Я много, что знаю, друг… Мир полон тех, кто хочет говорить, и всегда мало тех, кто готов слушать.

Он протянул трубку, показывая, что не собирается заканчивать разговор. Горовой отказался. Потом удержал руку друга. Пригодько в который раз обреченно вздохнул.

– И что же говорят твои гости, уважаемый?

– А говорят они, друг мой Тимо-о-фей, что не надо вам выезжать в земли, которые сейчас старается избежать каждый благоразумный человек. Люди, которые вам дороги, уже спешат сюда сами. Зачем прыгать у дерева, когда каждый плод когда-то сам будет готов упасть тебе в ладонь?

– Как?

– Не как, друг, а сколько… Ваши друзья, живые и невредимые, едут сюда. Будут в гости к концу зимы, когда снег на перевалах сойдет.

Владыка еще раз протянул трубку.

Казак упустил момент, когда подарок перехватил Пригодько. Через мгновение сибиряк уже втянул сладковатый дым в легкие.

– Так нам… Эта? Выезжать, выходит, что и не надо?

От окутавшего голову дыма мысли путались, терялись, убегая в те моменты, когда нужны.

Тимофей Михайлович потер переносицу.

– Как нам… – Понял, что недоверием оскорбит хозяина, и поменял вопрос. – Где нам узнать, скоро ли друзья будут здесь?

– Все в воле небес, – Владыка поднял ладони вверх.

Подбежавший слуга тут же вложил в них новую трубку.

– Пока же не стоит спешить, дорогие гости. Зачем идти к тому, что само спешит навстречу? Нельзя обогнать судьбу.

Он протянул новую трубку подъесаулу. Тот отказался. Хозяин еле заметно нахмурился. Но негатив прошел быстро. Через секунду он опять улыбался.

– Солнце создано, чтобы нести тепло. Вода утоляет жажду. А мои цветы заставляют каждого становится на ступеньку ближе к Создателю.

Пригодько что-то согласно прогудел, но казак остался непреклонен.

Владыка улыбнулся, пробормотал, что все в руках Аллаха, и показал, что гости могут уходить.

…В комнату, где они жили, Пригодько уже волокли слуги. Сам бывший красноармеец лишь бессвязно лепетал, лыбился и пускал слюни.

4.

– Ну, Костя-я-я, как же так?! – скулила жена, заламывая крепенькие ручки. Копна волос в искусственном беспорядке разлетелась по плечам, создавая то очарование, которое, как она знала, ее мужчина и ценил в них. – Что со мною будет, ты подумал?! Ты за море уйдешь, годы там ходить будешь, грехи свои отмолишь, а я?!

Она стрельнула очаровательными глазками.

Костя не выдержал очередного приступа и отвел глаза, чем Алессандра не преминула воспользоваться.

– Ну зачем, зачем тебе это? – Она обвела кругом руками. – Пускай твои товарищи едут. Тимо – рыцарь, ему по рангу положено, Захарий – тоже перекати-поле. Улугбек тот вообще здесь не бывает. Пускай и едут! А ты пока за хозяйством присмотришь! Какие такие грехи ты там замаливать будешь?! В чем каяться?

– Э-э-э, милая, ну понимаешь… – Неуверенно начал Малышев, но его первую же фразу прервал натужный женский рев, слезы из зеленых глазок лились самые натуральные. При этом белокурая итальянка заламывала руки и осуждающе качала головой.

Костя вздохнул – разговор предстоял долгий.

– Дорогая, я же только поклониться Гробу Господню и назад, – слова произносились тоном уверенного человека, для которого фраза "на секунду, за сигаретами" была одной из ключевых в прошлой жизни. Но видавшую жизнь представительницу купеческого мира северной Италии было не так легко успокоить. От упреков и жалоб, она без всякого промежуточного состояния перешла к активным воспитательным действиям: в стену над самой макушкой головы Кости с треском ударился серебряный кувшин дорогой мавританской чеканки. Костя от неожиданности присел – до такого в их спорах они еще не доходили.

– Я на него годы потратила! – уже больше рычала, чем просила и причитала красавица, чей живописный вид сейчас больше напоминал валькирию из скандинавских легенд.

Малышев мог бы возразить, что понятие "годы" включает как минимум двадцать четыре месяца, но благоразумно промолчал – опыт, все же, какой-никакой у него был.

Атака на пошатнувшийся союз, между тем, продолжалась по всем канонам горячего итальянского скандала: Алессандра подхватила со столика с фруктами еще пару блюд и с ревом переправила их в стенку за спиной благоверного, но неправильно думающего супруга. Тот только ниже пригнулся. Следом за блюдами с секундным перерывом последовала вся мебель, которую она способна была поднять в гневе, остатки сервировки со стола и канделябры.

Внезапно рев прекратился. Теперь итальянка только слегка всхлипывала.

Костя настороженно замер, он уже знал, чем грозят такие смены настроения.

Девушка выпрямила спину и встала. Волосы сами собой распрямились, сплетаясь в аккуратные космочки, глаза загорелись уверенностью, кулачки стали похожи на маленькие булыжнички.

– Если ты не можешь не ехать, я поеду с тобой!

Фотограф поперхнулся собственной слюной.

– Чего?!

Алессандра была непреклонна:

– Я сказала! – Она вздернула подбородок. – Или так, или никак! Тебе выбирать.

Костя начал заводится.

– То есть как: выбирать?! Что выбирать?!

Зеленые глаза превратились в узенькие щелочки, из которых время от времени пыхало с трудом сдерживаемым пламенем.

– Выбирать между тем, что мы расстаемся, я забираю свои деньги, поля, работников, прекращаю поставки твоего спиритуса через мои лавки, закрываю тебе кредит в торговых домах или… или ты берешь меня с собой, – девушка дрогнула. – Ты будешь годы ездить, ты меня забудешь, другую найдешь, а мне сиди здесь?!

Малышев вскипел:

– Да ты что мне предлагаешь?! Куда я собираюсь?! Я по пустыням ездить буду! Без паланкина, повозки и часто без воды! Я воевать иду!! Где ты находиться будешь?! Сзади на телеге?! Вместе со служанкой?! С мазями своими, притираниями, ароматической водой и солями?! Ты думаешь, там дорога лепестками от роз усыпана?! Я не знаю, вернулись ли я живой! Но зато знаю кое-что другое: если поедешь со мной, то мы не вернемся оба!!!